Вера Калмыкова - Сальвадор Дали

«Андалузский пес»

Фильм «Андалузский пес» был снят в 1929 г. до знакомства Дали с Гала, и все же его можно рассматривать как пролог их отношений – в том же смысле, в котором сны художника возвещали ему появление «сверхженщины». В основу сценария легли сновидения Дали и Бунюэля. Сюжетная и хронологическая канва здесь отсутствуют, и если в фильме наличествует какая-либо логика, то только логика кошмара. Создатели «Андалузского пса» специально убирали из сценария все, что могло хотя бы косвенно вызвать ассоциации с реальностью, предложить нормальное, обыденное объяснение.

«Пес» этот не имеет никакого отношения… к собаке. Никакого отношения ни к чему. Серия раздражающих картинок, скандальных, патологических, непристойных или просто забавных, проходит на экране как в кошмаре: Бунюэль старательно разрезает бритвой человеческий глаз (трюк, потому что на самом деле это глаз [мертвого] быка), разлагающиеся трупы ослов лежат на роялях, нагая женщина несет под мышками двух морских ежей… Фильм еще не показан публике, но все говорят о нем так, как будто уже его видели» [2, с. 286–287].

Здесь извращается все, что неприкосновенно в цивилизованном мире, не остается ничего от ценностей культуры. Женщина перекатывает по мостовой отрубленную руку, к взбесившемуся фортепьяно (этот образ еще появится в живописи Дали) привязаны помимо трупов ослов еще и священники. Жестокие насмешки над смертью, над жизнью, над любовью – все это вполне в духе зрелого сюрреализма.

Бунюэль боялся, что на премьере на него обрушится негодование публики, и потому предусмотрительно набил карманы камнями. Однако его опасения не оправдались: публика с восторгом приняла его работу, и фильм продержался в широком прокате восемь месяцев вместо запланированных элитарных показов.

Теперь Дали должен был доказать Гала, что способен обрести и славу и богатство. Сразу после ее отъезда из Кадакеса он написал полотно «Великий мастурбатор», на котором изображена чудовищно искаженная голова с огромным носом, упирающимся в землю, как костыль. Вместо рта кузнечик, из области шеи вырывается женский торс. Как и все последующие картины Дали, эта обрела скандальную известность.

Исследователи по-разному объясняют тот факт, что в том же году после конфликта Сальвадора с отцом двери родительского дома оказались закрыты для Дали-младшего. Скорее всего, это произошло потому, что уважаемый нотариус узнал о связи сына с замужней женщиной; возможно, конфликт имел место чуть позже, в 1930 г., и был спровоцирован полотном Дали, показанным на парижской выставке того же года, на котором красовалась надпись: «Я плюю на свою мать». Может быть, обретение нового кумира и вправду заставило потускнеть память о матери. А есть и еще одно объяснение – Дали доказывал любимой женщине, что воистину ничего святого, кроме нее, в его душе не существует. Сам художник комментировал событие так: «Я был изгнан, потому что слишком прилежно изучил и буквально следовал тем атеистским, анархическим наставлениям, которые нашел в книгах своего отца. К тому же он не мог перенести, что я уже превзошел его во всем и даже в богохульстве, в которое я вкладывал куда больше злости, чем он» [3, с. 55].

Приехав вслед за Гала в Париж – та не сразу созрела для окончательного разрыва с Элюаром – он ближе познакомился с группой сюрреалистов. «Но… большинство тех, кто… называется сюрреалистами, все еще скептически относится к этому параноику, который боится переходить улицу, в ответ на предложение поехать в метро начинает вопить, абсолютно не способен поддерживать беседу и только и умеет, что вставлять в самые увлекательные диалоги восклицания на тарабарском языке и взрываться безумным хохотом» [2, с. 303]. Дали считал, что, оставаясь добропорядочными гражданами в повседневности и выражая свои тайные страсти лишь в искусстве, они проявляют непоследовательность. Слияние жизни с искусством, полностью стертые границы между этими двумя областями – вот его идеал, и Гала целиком и полностью поддерживает его на этом пути. В результате произошло вот что: «Он взял идеи сюрреализма и довел их до крайности. В таком виде эти идеи превратились действительно в динамит, разрушающий все на своем пути, расшатывающий любую истину, любой принцип, если этот принцип опирается на основы разума, порядка, веры, добродетели, логики, гармонии, идеальной красоты – всего того, что стало в глазах радикальных новаторов искусства и жизни синонимом обмана и безжизненности» [8, с. 14–15].

Однако справедливости ради следует указать, что по-настоящему последовательным «радикальным новатором» среди сюрреалистов стал один Сальвадор Дали. В нем все было в буквальном смысле сверхреальным, особенно его усы, ставшие символом художника.

В 1929 г. в Париже с 20 ноября по 5 декабря прошла выставка Дали, на которой он показал новые полотна. Все работы оказались распроданы еще до открытия экспозиции. Популярности молодого художника способствовала демонстрация фильма «Андалузский пес». К каталогу выставки предисловие написал Андре Бретон.

Картины, показанные здесь, можно считать первыми по-настоящему сюрреалистическими у Дали. Одну он создал еще до знакомства с Гала, и теперь развивал найденную небывалую стилистику. «В «Раскрашенных удовольствиях»… видны три ящикоподобные конструкции, которые образуют основные композиционные элементы. Это словно кадры из несостоявшегося фильма. Вокруг витают разные образы: внизу, например, на гребне волны изображена женщина, рвущаяся из рук мужчины, за ними – какие-то микроорганизмы, зеленоватая голова. Поверх «ящиков» (в круглую дырочку одного из них сбоку подсматривает какой-то персонаж, желая узнать, что внутри) виден пьедестал, на нем помещены две кошмарные, деформированные женские головы, а к ним приближается морда льва. На «экранах» ящиков представлены отдельные кадры: архитектура… велосипедисты, отправляющиеся стройными рядами неизвестно куда. У этих изображений «нет веса», они эфемерны, как образы снов; всё представлено на фоне бескрайнего голубого неба, осеняющего духовной трансцендентностью абсурдную композицию. Дали считал, что с этого момента (точнее, с 1927 г.) наступил его «планетарный период», за ним последуют «молекулярный», «монархический», «галлюциногенный» и «будущный»… Конечно, такая периодизация достаточно условна, но художник действительно «начался» мрачными играми и парадоксальными пояснениями собственного творчества» [7, с. 203].

1930-е гг. – расцвет искусства и пик популярности Дали. Правда, начиналось все не так уж радужно. Вернуться в Кадакес Дали не мог, тем более вместе с Гала. Она увезла возлюбленного в Кари-ле-Руэль под Марсель, где они сняли две комнаты в отеле при замке. Он писал картину «Невидимый человек» (вариант русского перевода – «Невидимый мужчина»), она же мечтала о книге, которую он напишет непременно под ее руководством. Это будет роман «Видимая женщина», посвященный конечно же ей.

Чуть позже Дали, не желавший расставаться с родными местами, снял, а затем и купил хибарку в Порт-Льигате на окраине Кадакеса площадью 4×4 м, с чуланчиком, где не было ни электричества, ни хотя бы относительного комфорта. Гала заболела; Элюар требовал, чтобы она вернулась к нему, в Париж, но она вместе с Дали уехала в Андалусию. Там влюбленные тоже вели суровый образ жизни, когда же наконец Гала выздоровела, то через некоторое время они все-таки возвратились во Францию.

Теперь уже Дали чувствовал себя больным – Париж ему оказался противопоказан. Сбылась мечта Гала – полностью опекать мужчину-ребенка, но при ближайшем рассмотрении действительность оказалась нелегка: без нее Сальвадор не мог даже выйти на улицу, не говоря уже о том, чтобы добывать средства к существованию. И тогда, весной, едва наметился первый в их совместной жизни кризис (вспомним, что Гала с детства привыкла к богатству и тяготилась домашними обязанностями), случилось чудо: один из состоятельных знакомых, виконт де Ноай, отправил Дали чек на 29 000 франков в расчете на будущую картину. Настал конец лишениям.

Пара вновь отправилась в Порт-Льигат, где Гала постепенно наладила быт в бывшей хибарке. Они жили скромно и счастливо, окрестные рыбаки уважали их, Дали много работал. Гала действительно оказалась для него верной подругой. Всегда болезненно робкий, несмотря на все свои демарши, Сальвадор сумел преодолеть эту черту характера благодаря ее безграничной уверенности в нем и неустанной поддержке.

На зиму все-таки пришлось вернуться в Париж – слабые легкие Гала не выдержали бы суровой приморской зимы. В 1930 г. вместе с Бунюэлем Дали снял фильм «Золотой век», ставший идейным продолжением «Андалузского пса». Здесь перед зрителем снова предстала череда отталкивающих, кровавых образов, высвобождавших, по мнению создателей ленты, подсознательные устремления человека. Тогда же появился манифест «Дохлый осел», в котором прославлялась эстетика бредовых видений. В Париже произошло знаменательное знакомство – приятельницей Дали стала Коко Шанель, начавшая создавать туалеты для Гала. Дали общался и с ее соперницей в мире моды Эльзой Скиапарелли, для которой в 1930-е гг. разрабатывал дизайн оформления духов. Дизайн в духе Дали спустя полтора десятилетия стал признаком хорошего вкуса и в Америке, и в Европе, и это касалось не только парфюмерии: Дали разрабатывал интерьеры на основе образов собственной живописи (знаменитый диван в форме губ).