Роджер Мэнвэлл - Генрих Гиммлер

Дневники раннего периода уже показывают, что несмотря на частые прогулки, плавание и другие физические упражнения Генрих постоянно жалуется на сильные простуды и расстройства желудка. В школе он, по-видимому, является прилежным, хоть и не выдающимся учеником; в дневниках часто упоминает в числе прочих предметов историю, математику, латинский и греческий, рассказывает о своих домашних заданиях. Он усердно упражняется в игре на фортепиано, но в отличие от своего старшего брата не имеет таланта пианиста; однако пройдут годы, прежде чем он попросит у родителей разрешения отказаться от этой невыполнимой задачи. Он также изучает стенографию и в 1915 году начинает пользоваться ею для записей в дневнике. Но после сентября 1915 года он фактически перестает вести дневник, и лишь через год после войны, в августе 1919 года, внезапно возобновляет свои записи.

Судя по энтузиазму Гиммлера в период обучения в школе, его единственной мечтой было поскорее вырасти и пойти в армию. Его старшему брату исполнилось семнадцать 29 июля 1915 года, и Генрих пишет о том, что в тот же день «он записывается в ландштурм» (резервные войска армии). «О, как бы я желал, чтобы мне тоже было 17, — пишет Генрих, — и я бы так же смог пойти на фронт».

Ему пришлось ждать 1917 года, чтобы добровольцем пойти в армию. Сохранился черновик письма, написанного его отцом 7 июля, демонстрирующий, как тот использовал свое влияние при баварском королевском дворе, чтобы попросить о том, что, хотя его сын и считается будущим офицером-кадетом, ему в то же время следует позволить остаться в школе на время, достаточное для поступления в высшее учебное заведение до того, как его мобилизуют. Сохранилось также заявление Гиммлера-отца, датированное 26 июня; он написал его, чтобы спасти сына от возможного принятия его в офицерскую школу.

Фактически Гиммлер был зачислен в высшее учебное заведение лишь 18 октября 1919 года, и через 2 дня он приступил к изучению сельского хозяйства в техническом колледже Мюнхенского университета. Между тем в 1917 году он был призван в армию, служил в 11-м Баварском пехотном полку, учения которого проходили в районе Регенсбурга, родного города матери Гиммлера. Гораздо позже появились утверждения, что он командовал солдатами в боевых действиях в первую мировую войну, но это не соответствует сохранившемуся его собственному заявлению от 18 июня 1919 года на выдачу военных документов, которое доказывает, что Гиммлер был демобилизован 18 декабря 1918 года, не получив документов, которые ему должны были выдать, об окончании курсов офицеров-кадетов во Фрейзинге летом 1918 года, а также курсов пулеметчиков, которые он окончил в Байройте в сентябре. Ему нужны эти бумаги, он требует их получения, так как собирается присоединиться к силам обороны, а пока служит в войсках ополчения в Ландсхуте.

Таким образом, Гиммлер не считался офицером во время службы на Западном фронте, но продолжал свою военную деятельность после прекращения военных действий в 1918 году. Ясно, что, несмотря на слабое здоровье, его очень привлекала военная служба, но во время трудных послевоенных лет — в 1919 году в Баварии было коммунистическое правительство, и вскоре стал ощущаться эффект инфляции — ему пришлось освоить мирную профессию. Именно тогда он решил изучать сельское хозяйство. К тому времени, как он возобновил свои записи в дневнике в августе 1919, он уже работал на ферме вблизи Ингольштадта, маленького городка на Дунае, куда семья переехала из Ландсхута в сентябре и где профессор Гиммлер получил должность директора школы.

Фермерская деятельность Гиммлера продолжалась недолго; 4 сентября он внезапно заболел. В больнице Ингольштадта выяснилось, что у него паратифозная лихорадка. После выздоровления ему сказали, что он должен оставить ферму по крайней мере на год, и 18 октября он был принят на факультет сельского хозяйства в Мюнхенский университет. Из дневника явствует, что ему пришлось на время оставить мечты о службе резервистом в армии или в ополчении. Тем не менее ему удалось вступить в студенческое общество фехтовальщиков.

Гиммлер оставался студентом в Мюнхене до августа 1922 года и в возрасте 21 года получил диплом. Немногие сохранившиеся записи его дневника за этот трехлетний период показывают, что он стремился вести традиционную студенческую жизнь, постоянно отыскивая партнеров по фехтованию, пока не получил традиционный удар в лицо в последний семестр обучения, и с восторгом заводя дружбу с интересными людьми, что давало ему возможность участвовать в серьезных интеллектуальных дискуссиях. Он даже учился танцевать, исполненный юношеской решимости иметь успех в обществе. Он находил уроки танцев мучительными: «Я буду рад, когда это кончится, — пишет он 25 ноября. — Эти занятия оставляют меня абсолютно равнодушным и лишь отнимают время».

Гиммлер жил в комнатах, где не предоставлялось питание, и столовался у некоей фрау Лориц, у которой было двое дочерей, Майя и Кэт. Вскоре он полюбил Майю. «Я так счастлив, что могу назвать эту чудесную девушку своим другом, — пишет он в октябре, а затем в ноябре: «У нас был долгий разговор о религии. Она многое рассказала мне о своей жизни. Думаю, что обрел в ее лице сестру». Некоторые из его записей загадочны: «Мы разговаривали и немного пели. Это дает возможность много думать о дальнейшем». Но, очевидно, этот небольшой роман вскоре перешел в дружбу, хотя в ноябре он «говорил с Майей об отношениях между мужчиной и женщиной», а после спора о гипнотизме он говорил себе, что имеет на нее определенное влияние.

Очевидно, это было нелегкое для Гиммлера время. Он был беспокоен и грезил о том, чтобы со временем покинуть Германию и работать за границей. Хотя ему часто приходилось работать по вечерам, он начал изучать русский язык на случай будущих поездок на Восток. Гиммлер часто ездил домой на выходные и оставался в близких отношениях с братом Гебхардом. Самым близким его другом, помимо брата, был молодой человек по имени Людвиг Залер, товарищ по службе в армии, с которым Генрих вел бесконечные разговоры. Однако характер Людвига доставлял ему беспокойство. «Людвиг кажется мне все более и более непостижимым», — пишет он, а затем спустя два дня: «Теперь у меня нет сомнений насчет его характера. Мне жаль его».

У него есть сомнения и насчет самого себя. «Я был очень серьезен и расстроен, — пишет он в ноябре после вечера, проведенного с Майей. — Думаю, приближаются серьезные времена. С нетерпением жду, когда снова надену военную форму». Меньше чем через неделю он признается себе: «Я не вполне уверен, для чего я работаю, во всяком случае, в данный момент. Я работаю, потому что это мой долг. Работаю, потому что нахожу душевное успокоение в работе… и преодолеваю свою нерешительность».