Эмилия Руэте - Принцесса Занзибара. Женщины при дворе султана Сеида Саида

Я скоро привыкла к чужой стране и усердно училась всему, что могло оказаться подходящим для моей жизни в ней. Мой незабвенный муж увлеченно и заинтересованно следил за различными этапами моего нового развития. Особенно интересно ему было видеть мои первые впечатления от европейских привычек и обычаев. Эти впечатления я записывала на бумаге и, возможно, расскажу о них в будущем.

Однако нашему счастью было суждено оказаться очень коротким. Через три с небольшим года после того, как мы поселились в Гамбурге, мой горячо любимый муж погиб в результате несчастного случая: выпрыгивая из трамвайного вагона, он был раздавлен и умер после трех дней тяжелых страданий. Я осталась одна в огромной чужой стране с тремя маленькими детьми, самому младшему из которых было всего три месяца. Сначала я думала вернуться домой, но судьба распорядилась так, что через два месяца после моей ужасной потери скончался мой брат Маджид, который всегда был так добр ко мне.

Он даже не обиделся на меня за мой тайный побег с острова: как истинный мусульманин, он верил в Божественное предопределение и был убежден, что мой отъезд предначертан Богом. Незадолго до смерти он трогательно проявил свою братскую любовь – нагрузил целый корабль подарками, которые должны были быть доставлены мне в Гамбург. Но ни один из них не попал ко мне, потому что, как я узнала позже, судно вышло из порта, но Маджида бесчестно обманули, и его намерения не были выполнены. Я могу также добавить, что он не причинил никакого вреда моему жениху после моего внезапного исчезновения, а наоборот, позволил ему вести бизнес совершенно свободно.

Я прожила в Гамбурге еще два года, постоянно терпя все новые несчастья. По чужой вине я потеряла значительную часть своего имущества и увидела, что должна взять свои дела в собственные руки. Я почувствовала сильнейшее отвращение к городу, где когда-то испытала так много счастья, и отвращение возникло прежде всего потому, что некоторые люди здесь обращались со мной не так вежливо, как я, надеюсь, заслуживала.

Переехав в Дрезден, я была там дружески и сердечно принята во всех кругах общества. Оттуда я ездила в Лондон; об этой поездке будет рассказано в следующей главе. Со временем у меня возникло желание жить в спокойном городе, и тогда я выбрала очаровательную маленькую столицу Рудольштадт. За годы моей жизни здесь я тоже испытала множество примеров подлинной дружбы, а их светлейшие высочества сделали все возможное, чтобы эта жизнь была приятной. В Рудольштадте мое здоровье окрепло, и я переехала в Берлин – подходящее место для обучения моих детей. Снова я нашла много друзей, которые старались сделать мое проживание в этом городе приятным. Сама королевская семья милостиво проявила ко мне интерес, о котором я всю мою жизнь буду помнить с искренней благодарностью.

Поездка в Лондон. – Встреча с сэром Бартлом Фрером. – Предложенный выбор. – Отказ от встречи с Баргашем. – Возвращение в Германию. – Разочарование. – Двуличие британского правительства. – Его мотивы.

Все это время я постоянно поддерживала связь с родиной через переписку и никогда не теряла надежды побывать там. Но упрямство Баргаша лишало меня всякой возможности встретить радушный прием у моей семьи. Причиной такой долгой и упорной вражды была одна лишь мстительность: он не мог мне простить, что я восстановила дружеские отношения с его давним противником Маджидом. Однако это не ослабило мою тоску по родине и друзьям, и я начала тайно искать путь к примирению.

Весной 1875 года в газетах появилось сообщение, которое глубоко взволновало все мое существо: мой брат Баргаш, султан Занзибара после смерти Маджида, должен был приехать в Лондон. Вначале я ничего не делала и скрывала свою тревогу, но друзья уговорили меня действовать, хотя после всех моих разочарований у меня оставалось мало иллюзий. Поэтому я в итоге решила поехать в Лондон, и граф Бюлов, министр иностранных дел Германии, заверил меня, что я могу ожидать дипломатической поддержки от посла империи графа Мюнстера – увы, эта поддержка оказалась малоэффективной.

Короткий отрезок времени, который был в моем распоряжении, я потратила на изучение английского языка, не желая быть совсем уж беспомощной. В эти два месяца я часто сидела за книгами до зари, заучивая наизусть слова и фразы. И к тому же все сильнее становилась моя тревога за троих моих детей, с которыми я никогда не расставалась надолго.

Наконец я отправилась в Лондон через Остенде. Измотанная усталостью и с расшатанными нервами, я добралась до огромной метрополии, где мои единственные тамошние знакомые, мистер и миссис П., меня любезно поселили у себя и делали для меня все, что могли. Я приехала в Лондон на неделю раньше Баргаша и в остававшиеся до его визита дни отправилась к графу Мюнстеру, который заверил меня, что готов проявить добрую волю. Мои друзья в Германии взяли с меня обещание действовать осторожно и в первую очередь заручиться в моем деле поддержкой английского правительства. Первоначально я, уже узнав на собственном опыте, как мало существует людей, заслуживающих доверия, склонялась к тому, чтобы полагаться лишь на Бога и собственные силы; но потом уступила друзьям. Опасения, что меня вежливо угостят формальными дипломатическими фразами, а потом отложат мое дело в долгий ящик, были пустяком по сравнению с тем, что произошло на самом деле. Мне еще надо было узнать и заучить как урок, что теперь я находилась в мире, где ложь и обман считались почти добродетелями.

Однажды мне доложили, что пришел сэр Бартл Фрер. Этого человека, который потом стал губернатором Капской колонии, я знала только по имени, но если я когда-либо верила предчувствиям, то именно в этот день, когда были погублены моя самая большая надежда и будущее моих детей. Не поддающаяся описанию тревога охватила меня в тот момент, когда я увидела этого великого дипломата, который управлял судьбой Занзибара как хозяин и полностью подчинил султана своей воле.

После обычного обмена приветствиями сэр Бартл начал расспрашивать меня о моих делах; в особенности он хотел узнать причину моего приезда в Лондон. Хотя было видно, что он уже прекрасно знает ее, я сказала ему, какова в точности моя цель. По сути дела, говорить было почти нечего: я просто желала помириться со своей семьей. Поэтому вы можете представить себе, как я удивилась, когда сэр Бартл холодно спросил меня, что мне важнее – это примирение или обеспечение будущего моих детей? Даже теперь у меня едва хватает сил анализировать чувства, которые вызвало во мне это предложение. Я ожидала чего угодно, но не такого удара. Пусть меня обвиняют в трусости или нерешительности за то, что я дрогнула в такой момент. Будущее детей, конечно, было дороже, чем мои личные желания.