Николай Пирогов. Страницы жизни великого хирурга - Алексей Сергеевич Киселев

«Непременно предопределено было Е. О. Мухину повлиять очень рано на мою судьбу. В глазах моей семьи он был посланником неба; в глазах десятилетнего ребенка, каким я был в 20-х годах нашего века, он был благодетельным волшебником, чудесно исцелившим лютые муки брата. Родилось желание подражать; надивившись на доктора Мухина, начал играть в лекаря; когда же мне минуло 14 лет, Мухин, профессор, советует отцу послать меня прямо в университет, покровительствует на испытании» [13].

Ефрем Осипович принял Ивана Ивановича очень радушно, внимательно выслушал и настоятельно рекомендовал готовить способного мальчика к поступлению в университет, несмотря на его 14-летний возраст. В то время в университет принимали с 16 лет, но Мухин обещал свое покровительство.

Иван Иванович упросил священника, и тот за определенную мзду изменил возраст, в котором крестился его сын, добился через церковную канцелярию, чтобы в формулярном списке Ивана Пирогова «значился в числе прочих его детей, законно прижитых в обер-офицерском звании, сын Николай, имеющий ныне от роду шестнадцать лет». Далее по совету секретаря правления университета для приготовления сына к поступлению в университет наняли студента медицинского факультета Филимонова, кончавшего курс. Занятия со студентом, поселившимся у них в доме, ограничивались в основном латинской грамматикой и переводами с латинского.

11 сентября 1824 г. в Правление Императорского Московского университета от Николая Пирогова поступило «Прошение» о зачислении его в качестве своекоштного студента медицинского (врачебного) отделения, в котором говорилось:

«Родом я из обер-офицерских детей, сын комиссионера 9-го класса Ивана Пирогова. От роду мне имеется 16 лет, обучился напервее в доме родителей моих, а потом в пансионе г-на Кряжева: закону божию, российскому, латинскому, немецкому и французскому языкам, истории, географии, арифметике и геометрии. Ныне же желаю учение продолжить в Университете, в звании студента; посему Правление Императорского Московского Университета покорнейше прошу допустить меня, по надлежащим испытаниям, к слушанию профессорских лекций и включить в число своекоштных студентов медицинского отделения. Свидетельство же о роде моем и летах при сем прилагаю.

К сему прошению Николай Пирогов руку приложил.

Сентября 11 дня 1824 года» [14].

На вступительном экзамене в университет, который состоялся 22 сентября, был, как и обещал, Е. О. Мухин. Он присутствовал как декан медицинского факультета, что не могло не ободрить абитуриента, и экзамен закончился успешно.

После экзамена отец повез сына в часовню Иверской Богоматери, где был отслужен благодарственный молебен с коленопреклонением. Николай Иванович запомнил слова своего растроганного отца, когда они выходили из часовни: «Не видимое ли это Божие благословение, Николай, что ты уже вступаешь в университет? Кто мог этого надеяться!»

Затем они заехали в кондитерскую, где последовало угощение шоколадом и сладкими пирожками. Ведь студенту было только 14 лет!

* * *

24 сентября 1824 г. младший сын Ивана Ивановича Пирогова был зачислен студентом 1-го курса врачебного отделения Московского университета. Началось посещение лекций. Троицкий приход в Сыромятниках, где жили Пироговы, не был близок к университету, поэтому в обеденное время Николай оставался у своего знакомого и бывшего своего репетитора студента Феоктистова и только вечером в 4–5 часов возвращался на извозчике домой. Впоследствии, после ухудшения материального положения семьи, ему пришлось весь путь к университету и обратно проделывать пешком, и это занимало немало времени.

Феоктистов жил в корпусе, предназначенном для казеннокоштных студентов, расположенном на территории университета. Это было, по современным понятиям, студенческое общежитие. В 10-м номере, который занимал Феоктистов, вместе с ним жили еще пять студентов, все они были значительно старше Николая.

Первые впечатления, полученные новоиспеченным студентом от знакомства с постояльцами 10-го номера, оказались столь ошеломительны, что остались в его памяти на всю жизнь. Ведь он был еще только 14-летним подростком, жившим в патриархальной семье, в окружении благовоспитанных женщин – матери, сестер и их служанок.

Когда Николай в первый раз вошел в большую комнату, уставленную вдоль стен пустыми кроватями, то увидел на каждом прикроватном столике небрежно набросанные стопки книг и тетрадей. На одной из кроватей валялась фуражка с длинной надписью на латинском языке, которую Николай тут же перевел и узнал, что владелец ее некий Чистов, «благороднейший студент». Вскоре дверь начинает беспрестанно отворяться и затворяться, с шумом являются одно за другим все новые и новые лица, которые весьма приветливо знакомятся с Николаем. Среди них вошел и «благородный» Чистов, студент с испитым лицом. Однако при этом он оказался большим знатоком римских классиков. Вот он заваливается на кровать, берет со стола книжку и, обращаясь к Николаю, спрашивает его, с какими римскими авторами он знаком. Видя, что пришедший студент краснеет, Чистов начинает читать ему «Метаморфозы» Овидия. И, как потом замечает Николай Иванович, он тут же узнал и научился у Чистова больше, чем за все время приготовления к университету от Феоктистова.

Пройдет много лет, и уже на закате жизни в своем имении «Вишня» Николай Иванович будет обучать мальчика-водовоза – Уриэля Окопника – по текстам римских классиков.

Чего только не насмотрелся и не наслышался Николай в этом 10-м номере общежития, и все это, конечно, не могло не воздействовать на впечатлительного подростка. Является, например, в комнату какой-то гость Чистова, хромой, бледный, с растрепанными волосами молодой человек, которого, по мнению Николая Ивановича, можно было бы причислить к появившимся впоследствии нигилистам. Он говорит, захлебываясь от волнения и обдавая своих собеседников брызгами слюны. В разговоре быстро, скачками переходит от одного предмета к другому, никого не слушая и не принимая никаких возражений. Вдруг он восклицает: «Да что Александр I, куда ему, он в сравнении Наполеону не годится. Вот гений, так гений!… А читали вы Пушкина “Оду на вольность”? А?»… «Стыдно, господа, стыдно, право, стыдно!» Кто-то вскакивает со своей кровати и кричит во все горло: «Слушайте, подлецы! – кто там из вас смеет толковать о Пушкине? Слушайте, говорю!» – и, потрясая стулом, закатывая глаза, начинает декламировать оду «Вольность»:

Николай Пирогов, воспитанный в благочестивой семье с почитанием к монарху, пораженный всем услышанным, стоит, не проронив ни слова.

Все запрещенные стихи, такие как ода «Вольность», «К временщику» Пушкина, «Где те, братцы, острова» Рылеева и другие, здесь ходили по рукам, читались с жадностью, переписывались и перечитывались сообща при каждом удобном случае.

За исключением одного или двух, все обитатели 10-го номера были из духовного звания, и от них-то и наслышался Николай таких вещей о попах, богослужении, обрядах, таинствах и вообще