В. Духопельников - Иван Грозный

Первое дело было сделано. Но, несомненно, управлять таким государством, как Россия, Елена самостоятельно не могла, да и не умела. Нужны были надежные, доверенные сторонники. Такими стали ее дядя, князь Михаил Глинский, и ближний дворянин Василия III Шигона Поджогин. Именно к ним в первые дни правления Елены обращались челобитчики по государственным делам. Казалось, что Михаил Глинский в Москве достиг такого же положения, как в свое время у литовского князя. Но судьба обманчива. Вскоре у князя появился серьезный соперник – то был князь, конюший боярин (первый боярин в думе) Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский. Он сумел добиться особого расположения великой княгини, сблизившейся с ним. Это произошло, вероятно, благодаря Аграфене Челядниной, сестре Ивана Федоровича, которая была мамкой великого князя.

Сейчас трудно сказать, в какой степени сложившаяся ситуация в верхах русского государства активизировала агрессивность соседних стран. Но то, что это произошло, не вызывает сомнения. Иван Грозный в письме своему оппоненту Андрею Курбскому пишет: «Когда по божьей воле, сменив порфиру на монашескую рясу, наш отец, великий государь Василий, оставил это бранное земное царство и вступил на вечные времена в царство небесное предстоять пред царем царей и господином государей, мы остались с покойным братом, святопочившим Георгием (Юрием), мне было три года, брату же моему год, а мать наша, благочестивая царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь; со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников, пришлось претерпеть разные невзгоды и печали – князь Семен Вельский и Иван Ляцкий, подобно тебе, бешеной собаке, сбежали в Литву [1534 г.]». Вскоре польский король Сигизмунд I Старый начал войну, в ходе которой к Польско-Литовскому государству отошли города Радогощ, Гомель, Стар о дуб. Недовольный незначительными результатами войны, Вельский отправился в Стамбул, где вел переговоры с турецким султаном, а затем принимал участие в походе крымско-татарских войск на Русь 1536 года. «А куда они только не бегали, взбесившись, – продолжает царь, – и в Царьград, и в Крым, и к ногаям, и отовсюду шли войной на православных. Но, слава Богу, ничего из этого не вышло – по божьему заступничеству, и Пречистой Богородицы, и великих чудотворцев, и по молитвам наших родителей все эти замыслы рассыпались в прах, как заговор Ахитофела».

Не было спокойно и внутри государства. Действительно, едва успели похоронить великого князя, как начались смуты в правительстве. Великой княгине донесли, что удельный князь Юрий, брат Василия III, перезывает к себе московских бояр и хочет захватить великое княжение. Его дьяк Третьяк Тишков говорил: «Князя Юрия бояре приводили заперши к целованию [присяге на верность племяннику Ивану], а сами ему за великого князя присяги не дали; так что это за целование?» Елена на такие заявления отвечала: «Вчера вы крест целовали сыну моему на том, что будете ему служить и во всем добра хотеть; так вы по тому и делайте; если является зло, то не давайте ему усилиться». По согласию великой княгини правившие бояре арестовали Юрия, бросили его в темницу. (Там он умер в 1536 году «страдальческою смертью, гладною нужею», т. е. был уморен голодом.) Месяца через два отложились от великого князя и присоединились к удельному князю Андрею многие бояре. Князь Андрей Иванович пошел с ними к Новгороду, надеясь получить поддержку, но его надежды не оправдались. Князя выслали на его удел в г. Старицу и взяли с него «запись» о полном подчинении московскому правительству.

Вскоре после этого великая княгиня Елена при содействии ее фаворита Ивана Овчины-Телепнева освободила себя от установленной над нею опеки и совершила правительственный переворот. Она приказала арестовать своего знаменитого дядю Михаила Глинского. Его обвинили в том, что он «захотел держать государство вместе с единомышленником своим, Михаилом Семеновичем Воронцовым». В Москве наряду с этой версией опалы Михаила Глинского ходили и другие: Глинский якобы отравил великого князя Василия; дядя будто бы укорял свою племянницу за любовную связь с Иваном Федоровичем Овчиной-Телепневым-Оболенским. Одновременно с М. Глинским опале подверглись князья Иван Федорович Вельский и Иван Михайлович Воротынский. Другой Вельский (Семен) и родственник Захарьина Иван Ляцкий скрылись от опасности и опалы в Литву. Во время этого переворота большинство князей Шуйских уцелели и остались в правительстве, но главная сила и власть сосредоточились в руках временщика Телепнева, который действовал от имени Елены. Правление великой княгини продолжалось с конца 1534 г. и до начала 1538-го. В начале лета 1537 года Елене удалось заманить в Москву удельного князя Андрея, надеть на него оковы и заточить в тюрьму, где он вскоре и умер. Жену Андрея и его сына Владимира арестовали и держали под стражей.

Прошло всего несколько месяцев, и 3 апреля 1538 года не стало самой Елены. Ее, по возникшему тогда упорному слуху, извели (отравили) бояре. Наступал очередной период вакханалии власти в стране. Прошла какая-то неделя после смерти Елены, и «боярским советом князя Василия Шуйского и брата его князя Ивана и иных единомышленных им» фаворит Елены Телепнев был взят «и посадиша его в палате за дворцом у конюшни и умориша его гладом и тягостию железною» (голодом и тяжестью оков). Одновременно с братом от великого князя удалили и его сестру Аграфену Челяднину. Ее заставили постричся в монахини и отправили в далекий Каргополь. Заключенных в правление Елены Ивана Федоровича Вельского и Андрея Михайловича Шуйского освободили из-под стражи. Таким образом, с падением Телепнева при великом князе Иване восстановился почти тот же состав регентов, какой был назначен умиравшим Василием. В нем отсутствовал только Михаил Львович Глинский: он умер в тюрьме через два года после своего ареста – 15 сентября 1536 года.

Все регенты находились в определенных родственных связях с великим князем. Вельские происходили из рода литовских князей, к которым принадлежала прапрабабка Ивана Софья Витовтовна. Из рода Глинских была мать Ивана. Шуйские принадлежали к великокняжескому роду Рюриковичей. Доверие к этому роду – Шуйских – государя позволяло им занимать первые места в Думе и администрации. Если бы в этой среде дворцовых вельмож сохранилось согласие, они стали бы регентством, династическим советом, действовавшим в интересах опекаемого монарха. Но эти люди перессорились и превратили время своего господства в непрерывную смуту, от которой одинаково страдали и государь, и подданные. Изучая немногие дошедшие до нас сведения об этой смуте, мы не видим никаких принципиальных оснований для боярской взаимной борьбы. Вельские и Глинские всегда выступают как великокняжеская родня, дворцовые фавориты, живущие в полной солидарности с государем. Действия Шуйского рассматриваются как произвол, за которым не видно никакой политической программы, никакого определяющего начала. Поэтому все столкновения бояр представляются результатом личной или семейной вражды, а не борьбы партий или политически организованных кружков. Современник по-своему определял этот неизменный, своекорыстный характер боярских столкновений. Он пишет: «многие промеж их были вражды о корыстях и о племени их; всяк своим печется, а не государственным, ни земским». Вокруг виднейших и влиятельнейших сановников группировались их друзья и клиенты и, пользуясь удачей своего патрона, принимались извлекать пользу, «корысть» из его торжества. На доставшихся им должностях они были свирепы, «как львы, и люди их, как звери дикие, до крестьян». Так позорно и грабительски вели себя временщики, захватившие власть в стране при малолетнем государе.