В. Духопельников - Иван Грозный

Со смертью князя Андрея опалы не прекратились. Среди опальных мы видим князей Ивана и Михаила Кубенских, Афанасия Бутурлина, Петра Шуйского, Александра Горбатого, Федора Воронцова и других. Окончилось время Шуйских. Официальная московская летопись говорит, что, погубив «первосоветника», великий князь сослал его брата, князя Федора Ивановича, и других членов их правящего кружка, «и от тех мест начали бояре от государя страх иметь и послушание». Регентство окончилось. Все главные лица, введенные в него великим князем Василием, уже сошли с земного поприща. Не было в живых ни князя Михаила Глинского, ни Ивана Вельского, ни Василия и Ивана Шуйских. Оставались только второстепенные или недеятельные сановники вроде князей Дмитрия Федоровича Вельского и Михаила Федоровича Захарьина. Они не владели волею Ивана. Ближе всех к Ивану находились его дядья Юрий и Михаил Глинские с их матерью, бабушкой Ивана, княгинею Анной. Эта семья и получила влияние на дела при великом князе, еще не созревшем для управления. Прикрываясь подраставшим государем и не выступая официально, Глинские совершили много жестокостей и насилия и очень дурно влияли на самого государя.

Иван подрастал и мужал в непрерывной борьбе с боярскими «крамолами», под постоянным натиском соседних государств. Все это вызывало растущее недовольство общества правящими группировками. Жалобы на насилие бояр выплеснулись на страницы летописей и публицистических сочинений. Известный публицист Максим Грек четко подметил состояние государства того времени. В одном из своих сочинений он рисует образ России в виде женщины в черном платье, сидящей на распутье дорог и окруженной дикими зверями. «Шествуя по пути жестоце и многих бед исполнением, – писал Максим Грек, – обретох жену, седящу при пути и наклонну имущу главу на руку и на колену свою, стонящу горце и плачущу без утехи, и оболчену во одежду черну, якоже обычай есть вдовам – женам, и окрест беша звери, львы и медведи, и волци и лиси… И ужасохся о странном оном и неначаемом сретении…». Имя женщины – царство, но правят им властолюбцы и славолюбцы, которые совсем не пекутся о благе подданных. Именно в официальное правление таким государством и готовился вступить Иван.

В декабре 1546 года, когда ему было шестнадцать с половиной лет, он объявил митрополиту и боярам, что хочет жениться.

«Милостию божиею и пречистой его матери, молитвами милостию великих чудотворцев, Петра, Алексея, Ионы, Сергия и всех русских чудотворцев, – говорил Иван, – положил я на них упование, а у тебя, отца своего, благословяся, помыслил жениться. Сперва думал я жениться в иностранных государствах у какого-нибудь короля или царя. Но потом я эту мысль отложил. Не хочу жениться в чужих государствах, потому что и после отца своего и матери остался мал; если я приведу себе жену из чужой земли и в нравах мы не сойдемся, то между нами дурное житье будет. Поэтому я хочу жениться в своем государстве, у кого бог благословит, по твоему благословению». Близкий к Грозному царю летописец записал, что бояре от таких слов плакали от радости, а митрополит благословил его. Но молодой Иван удивил собравшихся и еще одной речью. Он заявил: «По твоему, отца своего митрополита, благословению и с вашего боярского совета хочу прежде своей женитьбы поискать прародительских чинов, как наши прародители, цари и великие князья, и сродник наш Великий князь Владимир Всеволодович Мономах на царство, на великое княжение садился; и я также этот чин хочу исполнить и на царство, на великое княжение сесть». Летописец вновь отметил, что и эта речь Ивана пришлась им по душе. Однако, как замечает Андрей Курбский в своем третьем послании Ивану, обрадовались не все. «Мы были принуждены тобой поневоле крест целовать, так как там (в России) есть у вас обычай, если кто не присягнет – то умрет страшной смертью, на это все тебе ответ мой: все мудрые согласны, что если кто-либо по принуждению присягнет или клянется, то не тому зачтется грех, кто крест целует, но всего более тому, кто принуждает».

16 января 1547 года в истории России произошло важное событие. Рано утром протоиерей Благовещенского собора Феодор в княжеской столовой комнате, в присутствии бояр, воевод, чиновников, взял из рук великого князя крест, венец и бармы. Эти регалии он, сопровождаемый конюшим, дядей Ивана, князем Михаилом Глинским, казначеями и дьяками, отнес в Успенский собор. В скором времени из своих покоев в собор, сопровождаемый братом Юрием, церковнослужителями, князьями, боярами, двором, двинулся Иван. Духовник Ивана направо и налево окроплял святой водой стоящих жителей. В соборе все уже было готово к торжествам. В середине храма, на амвоне с двенадцатью ступенями, красовались два царских трона, покрытых золотыми паволоками. Возле кресел лежали бархатные материи и камки. Перед амвоном на богато украшенном налое лежали царские регалии. Митрополит во всех святительских одеждах стоял на крылосе у своего места.

Великий князь, войдя в храм, приложился к иконам. Затем, получив благословение митрополита, поднялся по ступеням и сел на трон рядом с ним. Митрополит велел архидиакону начать молебен Богородице и Чудотворцу Петру. Началась церковная служба. В это время церковнослужители взяли царские регалии и передали их митрополиту Макарию. Он встал вместе с Иваном и, возлагая на него крест, бармы, венец, громогласно молился за здравие государя, за то, чтобы Бог защищал его, даровал ему ужас для строптивых и милость для послушных. Обряд завершился возглашением многолетия государю и поздравлениями церковнослужителей, вельмож и придворных. Ивана, вышедшего из собора, встречали радостными возгласами многочисленные жители столицы.

С этого времени российские монархи в сношениях с иностранными государствами и во внутренней жизни государства стали именоваться царями, сохраняя и титул великого князя. Книжники и политические деятели объявили народу, что этим актом исполнилось пророчество Апокалипсиса о шестом Царстве, которое есть Российское. В Псковской летописи мы читаем: «И восхотели Царство устроить на Москве, и как написано в Апокалипсисе: пять бо царств минуло, а шестой есть, а другой (седьмой) еще не пришел». Итак, государь актом венчания подтверждал свои слова о преемственности власти от киевских прародителей. Получая корону от митрополита, Иван IV получал ее как бы от Бога. Недаром царь позже неоднократно говорил, что «нет власти, если власть не от Бога». После венчания Иван IV резко возвышался над всей титулованной русской знатью и уравнивался в положении с германским императором. «Смирились, – писали летописцы, – враги наши, цари неверные и короли нечестные: Иоанн стал на первой степени Державства между ними!» Правда, историк Р. Г. Скрынников говорит о том, что венчание Ивана скрывали от иностранных государств. Он пишет: «О коронации 16-летнего внука Ивана III бояре не сразу известили (что мало вероятно. – Авт.) иностранные государства. Лишь через два года польские послы в Москве узнали, что Иван IV «царем венчался» по примеру прародителя своего Мономаха и то имя он «не чужое взял». Выслушав это чрезвычайно важное заявление, послы немедленно потребовали предоставления им письменных доказательств. Но хитроумные бояре отказали им, боясь, что поляки, получив письменный ответ, смогут обдумать возражения, и тогда спорить с ними будет тяжело. Отправленные в Польшу гонцы постарались объяснить смысл московских перемен так, чтобы не вызвать неудовольствия польского двора. Ныне, говорили они, землею Русскою владеет государь наш один, потому-то митрополит и венчал его на царство Мономаховым венцом».