Ури Геллер - Моя история

Все это, конечно, гораздо серьезнее того, что происходило в простых домах Британских островов. Хотя раньше я уже сталкивался с явлениями, подобными тем, которые были описаны выше, и поэтому не был удивлен. Дело в том, что, когда я работал в Станфордском исследовательском институте, прошел слух, что компьютеры в военном отделении того же здания просто «сошли с ума». Это, разумеется, никогда не было официально подтверждено, но я, конечно, вспомнил тот случай, когда читал письмо из Лондона.

Вообще в результате долгих наблюдений я пришел к выводу, что моя энергия работает только на добро. Я никогда не пытался делать ничего плохого при помощи этой энергии и не собираюсь. Кроме того, у меня стойкое убеждение, что даже при желании нельзя было бы воспользоваться ею ради каких-то отрицательных целей, представляющих реальную опасность для людей. Однажды, признаюсь, я пытался воспользоваться энергией, когда был в игорных домах Лас-Вегаса, и ничего не вышло. Не то что бы от этого кому-то было плохо, просто это было нечестно. И то, что случилось в Англии, уверен, было не опасно. Конечно, я не знаю всей правды о том, что случилось и каждом доме, но мне никогда не приходилось слышать ничего плохого.

Со мной часто происходят удивительные вещи, которых я сам не ожидаю. Вот, например, я очень много летаю по всему миру и, слава Богу, никогда ничего не происходит с самолетами. Но трижды во время полетов вдруг ломались кинопроекторы на борту Боинга-747 и пленка самопроизвольно выходила из бобин, или вдруг пепельница поднималась в воздух и резко падала в другом конце салона. Могу себе представить, как глупо это звучит, особенно для человека, который никогда не видел таких вещей собственными глазами.

Известия по поводу эффекта передач Би-би-си на важную секретную работу сильно меня встревожили. И тем не менее я не смог ничего сделать, чтобы узнать какие-то подробности. Я прекрасно понимал, что, если случится что-нибудь в таком роде, это может вызвать очень большие осложнения. И у меня не было ни малейшего желания добиваться этого. Пожалуй, это главная из причин, почему мне все хочется делать в открытую. Я не хочу работать секретно с каким-нибудь правительством. Я слишком сильно верю в силы любви и верю в возможности людей. А кроме того, я искренне верю в Бога, хотя и не исповедую какой-либо религии. А главное — я понимаю, что нам прежде всего нужен мир, чтобы выжить на этой планете.

В письме моего друга из Лондона были интересные моменты, о которых стоит рассказать. Он разговаривал с профессором Лондонского университета Дэвидом Бомом, известным физиком, который в свое время работал с Альбертом Эйнштейном и с Нильсом Бором.

«Профессор Бом, — писал мой друг, — в отличие от многих напыщенных академиков очень чуткий и умный человек с широкими разносторонними взглядами. Причем он первый человек из тех, с кем я говорил о тебе, который очень заинтересованно подошел к проблеме. Он видит в твоих опытах большое значение и выразил по этому поводу очень много интересных глубоких мыслей. После твоего визита я несколько раз с ним беседовал, и он каждый раз выражал очень сильное желание встретиться с тобой, поговорить и, если ты захочешь, провести несколько экспериментов, результаты которых можно было бы потом опубликовать в журнале „Нэйче“. Он считает, что это одно из самых влиятельных и престижных изданий в мире науки. Очень многие важные открытия впервые были опубликованы на страницах этого журнала».

Я слышал о таких публикациях в «Нэйче». Мне говорили, что первые работы о ДНК появились именно там. Мне, конечно, было очень лестно предложение выступить на ее страницах.

В письме я также прочитал: «Бом дал мне понять, что он хочет обсудить с тобой некоторые вещи. Если бы вы нашли общий язык, было бы неплохо».

Предложение выглядело очень заманчиво. Кроме того, мне было приятно, что оно исходит от такого человека, как профессор Бом. Конечно, любые эксперименты приносят дополнительные волнения, опасения, что не все получится, как задумано. Но я заметил, что, чем дружелюбнее ко мне настроен ученый, тем лучше результаты экспериментов. В противном случае я начинаю напрягаться, и они часто бывают не очень хорошие. Взвесив все за и против, я все-таки решил встретиться с профессором Бомом во время одной из моих ближайших поездок в Англию.

Но сначала я отправился в США с серией лекций и публичных выступлений.

А накануне моего вылета в Штаты профессор Джон Тейлор выступил с заявлением, из которого стало ясно, насколько серьезно британские ученые отнеслись к феномену. Он заявил прессе, что хочет начать очень серьезные исследования воздействия эффекта радио-телепередач. «В конце концов, мы, может быть, и докажем, что его силы не уникальны, — сказал он. — Но если он согласится с нами сотрудничать, то, безусловно, поможет сделать очень важные открытия в области человеческого разума. Речь вовсе не идет об еще одном телевизионном цирке. Нам хотелось бы провести серьезное научное расследование».

Одна из лондонских газет направила своего корреспондента вместе со мной в Штаты, чтобы тот постоянно освещал мое турне по университетам и колледжам США. Рой Стокдилл — так звали этого корреспондента — оказался очень приятным человеком и, конечно, как большинство людей на его месте, захотел собственными глазами увидеть, что я делаю. Когда мы летели в самолете, Стокдилл попросил меня согнуть его ключ от квартиры. Я слегка прошелся пальцами по ключу, который лежал на подлокотнике самолетного кресла. Он моментально скрутился. А когда мы прибыли в США, Стокдилл попросил меня сделать то же самое с его ключом от гостиницы, который был намного толще и крепче. Я попробовал, но у меня ничего не вышло. Ключ совсем не гнулся.

У Стокдилла было с собой небольшое зеркало для бритья в крепкой металлической рамке. Он продемонстрировал мне упругость этого зеркала, попытавшись согнуть его руками. Ничего у него не получилось. Тогда я провел пальцем по зеркалу, но тоже без успеха. Мне показалось, что это один из тех случаев, когда ничего не клеится. Я снова вернулся к ключу от гостиничного номера, и теперь он начал гнуться. Так часто бывает: сперва процесс не срабатывает, и только на второй раз что-то получается. Но самое поразительное было впереди. Стокдилл случайно взглянул на зеркало, которое оставил на маленьком столике возле окна. Оно сгибалось. Сгибалось до тех пор, пока не приняло форму буквы «U». Так тоже часто бывает — как бы задержанная реакция. А иногда совсем удивительные вещи происходят. Я провожу пальцем над какой-то определенной вилкой или ложкой, а в это время на столе гнутся другие приборы. Я и сам не знаю почему.