Вера Засулич - Воспоминания

185

Из опыта «хождения в народ» революционеры 70 годов вынесли убеждение, что крестьянство далеко не так восприимчиво к пропаганде социализма, как они до того предполагали, и что крестьянин гораздо более интересуется практическими вопросами жизни, нежели идеалами отдаленного будущего. Исходя из этих соображений, революционеры приходят к выводу о необходимости изменения тактики. От пропаганды социализма они решают перейти к агитации на почве непосредственных нужд и потребностей крестьянской массы. Это изменение задач революционной деятельности ярко оказалось на программе тайного общества «Земля и Воля» и на статьях, помещавшихся в его органе.

На оправдательный приговор то делу В. И. Засулич прокуратурой была принесена кассационная жалоба в Сенат, который поспешил отменить приговор.

В 1878 г. группа революционеров во главе с Як. Стефановичем, узнав о крестьянских волнениях, происходивших в Чигиринском уезде, Киевской губ., завела сношения с крестьянами. Составив подложную тайную грамоту от имени царя о передаче крестьянам помещичьей земли и выдав себя за царских комиссаров, Стефанович и его товарищи организовали тайную дружину, в которую вошло около тысячи крестьян. Это так называемое «чигиринское дело» произвело громадное впечатление на революционеров-народников, увидевших в нем доказательство возможности создания революционных организаций в крестьянской среде. «В настоящее время, — писал Кравчинский в № 1 „Земли и Воли“, — мы имеем уже один факт первостепенной важности, знаменующий собою переход социалистов на. почву чисто народную. Стефанович с друзьями в Чигиринском глуши создает первую в нашей революционной истории народную организацию, безусловно революционную и народно-социалистическую». При этом Кравчинский оговаривался, что «было бы крайней близорукостью и даже нарушением основного принципа народнической программы рекомендовать способ действия Стефановича для всех местностей и народностей русской земли».

Чигиринский заговор был открыт по неосторожности одного из участников, проболтавшегося в казаке о своей принадлежности к тайной дружине. Кабатчик поспешил донести об этом исправнику.

Из дальнейшего видно, что этим эмигрантом был Эльониц.

Кравчинский написал в «Подпольной России», что я одна бродила по горам, когда на меня нападала тоска.

— Когда же я бродила одна, Сергей? Зачем вы это выдумали? — спросила я его.

— Бродили вы не одна, а с Дмитрием, но не мог же я сказать этого иностранцам («Подпольная Россия» была написана по итальянски [259]). Они увидели бы в этом нечто предосудительное, и вышла бы опять-таки неправда, да еще больше, чем теперь. Прим. В. 3.

Л. Г. Дейч в своих воспоминаниях о Клеменце рассказывает, что в этом шалэ, кроме Клеменца и Засулич, жили д-р И. И. Добровольский с женой, А. М. Эпштейн и ее подруга М. А. Тургенева. (См. Л. Г. Дейч. Д. Клеменц. П., 1921 г., стр. 44).

«Сергей» — Кравчинский.

Это письмо Кравчинского, адресованное к Засулич, Клеменцу и Эпштейн, опубликовано в XXX т. «Красного Архива», 1926 г.

В. И. Засулич имеет в виду «Землю и Волю», в редактировании которой Клеменц принимал ближайшее участие.

Кравчинский и Рогачев отправились для пропаганды в деревню в 1873 гг., т. е. на год раньше знаменитого массового «хождения в народ».

«Сказка о копейке» перепечатана в III т. собрания сочинений Кравчинского, изд. «Светоч».

Анна Михайловна Эпштейн, когда-то деятельный член того же кружка «чайковцев», ведшая в течение многих лет контрабандную переправу, людей и книг через русскую границу, умерла от болезни в Мене и ноябре того же 1895 года. Прим. В. Засулич

М. П. Сажин в своих «Воспоминаниях» (M. 1925 г., стр. 99— 100) рассказывает, что, живя летом 1875 г. в Париже, он узнал из газет о начавшемся в Герцеговине восстании против турок. Решив отправиться туда, чтобы принять участие в восстании, он обратился к Кравчинскому, который в это время жил также в Париже, с предложением присоединиться к нему. «Убеждать его ехать в Герцеговину, — пишет Сажин, — пришлось недолго: он прекрасно понимал, что русским революционерам не избежать открытой вооруженной борьбы с существующим порядком в очень недалеком будущем и что, следовательно, надо готовиться к ней. И вот теперь представляется случай, где можно поучиться многому».

«Община», бакунинский орган, выходивший в Женеве в 1878–1879 г.г.

Проживавшими в то время заграницей приятелями Кравчинского, о которых говорит В. И. Засулич, были, кроме нее самой, Д. А. Клеменц и его жена А. М. Эпштейн.

«Земля и Воля» начала выходить в октябре 1878 г. Кравчинский был одним из ее редакторов.

Насколько известно, в «Общине» Кравчинский поместил передовую статью в № 2, статью о Беневентском восстании в том же номере и статью о деле В. И. Засулич в № 3. В «Земле и Воле» Кравчинский написана передовая статья № 1.

Покушение на шефа жандармов Мезенцева было предрешено еще с весны 1878 г., когда стало известно, что по его докладу царь отклонил ходатайство сената о смягчении участи осужденных по процессу 193-х. Непосредственным же толчком к этому покушению послужило получение сообщения о казни Ковальского в Одессе. 4 августа 1878 г. во время обычной прогулки Мезенцова в сопровождении полковника Макарова по Михайловской площади подошедший к нему Кравчинский нанес ему смертельный удар кинжалом в грудь. Полковник Макаров замахнулся на Кравчинского. Тогда сопровождавший последнего Баранников произвел выстрел. Воспользовавшись начавшейся суматохой, Кравчинский и Баранников вскочили на ожидавший их экипаж и успели благополучно скрыться. Убийство Мезенцова на улице среди белого дня и успешное бегство террористов произвели громадное впечатление на общество. В письме к своим друзьям, находившимся за границей, Кравчинский писал: «В первое время все точно оцепенело, просто не верили; до такой степени факт был неожиданный. Поражало не только самое преступление, сколько его отчаянная дерзость, заставлявшая предполагать либо невероятную смелость, либо страшную силу организации злодейской шайки. Конечно, в публике были склонны видеть скорее последнее. Ничего не предполагавшее общество вдруг почувствовало, что у него под ногами какая то страшная подземная. сила, стремящаяся все перевернуть. Впечатление было сходно с тем, какое было бы, если бы город узнал в одно прекрасное утро, что под него подведены подземные мины. Паника в административных сферах очень, говорят, сильная». («Красный Архив», 1926 г., т. XIX, стр. 200).