Лариса Бау - Нас там нет

Ну вы и так много про нее знаете: как делала куриную шейку, как козявки из-под наших носов откорябывала, как дедушку-героя любила, а невидимого зятя терпеть не могла…

Она целый день была занята: караулить еду от ворушки Берты, мазать зеленкой раненого бойца Яшу, возиться с соседскими сосунками, стирать, штопать, делать торты для клиентов за три рубля, сплетничать с моей бабушкой и еще вязать.

Она считала, что ихний Б-г был милостив к ней: она была счастлива с дедушкой пятнадцать лет, ей удалось убежать от немцев с детьми, у ней есть внуки и квартира. И еще у ней есть силы, а то бы все без нее пропали, Берта бы умерла с голоду, Яша попал в тюрьму, а уж про остальных внуков где-то на Алтае и думать страшно, как они там без нее.

Когда они стали собираться в Израиль, бабушка называла это «эвакуация», у нее были сомнения: с одной стороны, неплохо бы Б-гу забрать ее сейчас, чтобы не быть там обузой. С другой стороны — на ее душу полагалось вывезти лишний чемоданчик, а там получить пособие. «Ну сколько я с этого пособия съем? — рассуждала она. — Детям перепадет, и умереть на святой земле предков мне приятней будет».

Б-г не дослушал ее до конца и забрал до эвакуации, она упала на раскрытый чемоданчик и милостиво умерла в одно мгновение.

Эх, знала бы она сколько цореса[23] от этого будет, не стала бы даже и предлагать Б-гу такой расклад.

Вывезти бабушку в гробу, даже цинковом, не представлялось возможным ну никак. Оставлять ее одну в Ташкенте без никого — тоже ну никак. Добрые люди помогли, тетя Рая и Берта отправились с мертвой бабушкой в город, который страшно называется Барнаул, и там сожгли ее по чужому обычаю, а обратно привезли жестянку с бабушкиным прахом.

Яша тогда был циничным подростком и не верил, что с бабушки так мало пепла вышло.

Разобравшись понемногу с жизнью в Израиле, они решили похоронить бабушку. А им говорят: нет, у нас полагается еврея целиком хоронить. Чтоб восстал, когда придет Мессия. Надо было нанимать адвоката, который бы изловчился причислить бабушку либо к жертвам испанской инквизиции 1492 года, либо к жертвам Холокоста. Берта, которой тогда было девятнадцать лет и у нее на руках были: инвалидка мама, инвалидка тетя, несовершеннолетний Яша, застенчивый жених и два кота, — выругалась матом и оставила бабушкину жестянку в спальне возле тети-Раиной кровати навсегда.

— Умру, ее ко мне в гроб положите, а пока с нами будет, — сказала тетя Рая, — чтоб они были хоть на пицкале кдóйшим,[24] как моя мамен!

Конечно, обидно, что не удалось ихней бабушке лежать в священной земле Иерусалима, но в тель-авивском вертепчике оно не так уж плохо, даже веселее будет.

— Вы так будете смеяться, что не пожалеете двадцати копеек, — говорила тетя Рая, Берто-Яшина мама, которая работала уборщицей в кинотеатре. Это про комедию или где поют. Дальше было про плакать, это тоже двадцать копеек. А вот про иностранную жизнь было дороже: у вас так дух захватит на весь фильм, что не пожалеете даже тридцать копеек.

Тетя Рая любила пересказывать фильмы: он ее вынес на руках из моря, они всемером скакали на конях и палили из пистолетов (любимое Яшино кино), но она умерла, а он горевал и построил замок, они сбежали в лес, она спрятала ожерелье, и у них было наводнение, а его отец приходил с того света, потому что ему налили в ухо яд, она была принцесса, но долго об этом не знала, потому что жила в деревне… Этот мир вертелся перед тети-Раиными глазами каждый день, и ей некогда было горевать про собственную жизнь.

У худой тети Раи было много разного для горевать.

Конечно, ее толстые родные устраивали ей много цореса и шайсе.

Берта плохо училась, воровала тесто и мясо из супа, когда оно там бывало, била всех во дворе, и родители битых приходили жаловаться ихней бабушке, которая сокрушенно качала головой и делала вид, что совсем по-русски не понимает.

Яша был занят на войне даже за обедом: стрелять дых-дых-дых с полным ртом каши или капусты — это он умел. Яша пропадал, его искали всем двором, иногда даже с милицией, когда он уходил к вонючей речушке партизанить.

Ихняя бабушка свою дочку тетю Раю не уважала, попрекала неудачным мужем и горевала про удачного своего, которого «ранило уже в Берлине, и он упал в лестничный пролет».

К тому же они были нищие евреи, а сами знаете, находились соседи, которые обзывали их жидами, или грязными жидами, или грязными толстыми жидами, и даже мой дедушка, который таких увещевал строго, не мог помочь. Таких надо бить, но мой дедушка был старый и хромой, а сосед чемпион Узбекистана по боксу инженер Бергсон много работал и редко такое слышал. Конечно, при нем старались не злобничать и его жену Римму не ругали жидовкой еще потому, что она была родильный доктор, а это всем пригодится. Но когда Бергсон об этом узнавал! Он благородно свирепел и даже один раз свалил Васиного папу с лестницы!

Короче, среди уборщицкой работы в больнице, еще где-то и в кинотеатре, сами понимаете, какая была лучше.

Бесплатно смотреть кино самой, пускать нас летом бесплатно на утренники, когда можно эти десять копеек потом потратить на мороженое, и еще три копейки останется.

История любви тети Раи была как в кино за двадцать копеек: где-то в Украине у ней был муж. Говорят, он даже наезжал в Ташкент, тогда Берту и Яшу наряжали в чистое, и они ехали на троллейбусе с ним встречаться. После Берта насупленно молчала, а Яша… Да что с Яши-маленького возьмешь? Палил из пистолетика и называл его Одиссеем.

К нам во двор этот муж никогда не заходил, ихняя бабушка его не выносила и даже обещала ошпарить из чайника, если он посмеет.

А потом тетя Рая ходила по соседям одалживать для него деньги на обратную дорогу.

Так вот, умерла тетя Рая!

Похоронили ее и в гроб засунули тайно коробочку с прахом бабушки. Так что обе они теперь в небесном Ерусалиме на лужайках сложа-ручки-сидят.

А мужа тети-Раиного туда не пустят им глаза мозолить и яблоки клянчить. Когда в Израиль собрались, надо было от него гет[26] получить, да где его искать под заборами-то в далекой Украине? За серебряные подсвечники оформили его скоропостижно скончавшимся.

Ха, скоропостижно, да он давно скончался… Этот шлёпер,[27] бедные его родители, спился и пропил душу, жену, детей, родительские благословения и одобрение соседей. Всю теть-Раину жизнь пропил. Негодящий был мужичонка.

Как жила тетя Рая? Руки у нее болели зимой, три места убирала: соду в ведро — и скрести голубые стены щеткой. Зато ногти как полированные. У нее был ситчик в стопочках в коробке — все Берте шить. Иногда моя бабушка уговаривала и шила самой тете Рае. Помню, у нас дедушка нашел красивую пуговицу, под нее теть Рае платье сшили — как брошка, красовалась пуговичка. Мне до сих пор стыдно: так жалко было пуговицу отдавать, рыдала прям, мелочная моя душа.