Павел Лавут - Маяковский едет по Союзу

Маяковский уехал из Парижа в апреле 1929 года, а Татьяна Яковлева вышла замуж 23 декабря того же года. Можно ли утверждать, что это было «скоро»?

В свой последний приезд в Париж Маяковский договорился с Татьяной о встрече осенью, с тем чтоб окончательно решить вопрос о переезде Татьяны в Москву. В июле он писал ей из Москвы: «Дальше октября (назначенного нами) мне совсем никак не представляется».

И — в другом письме: «Обдумай и посбирай мысли (а потом и вещи) и примерься сердцем своим к моей надежде взять тебя на лапы и привезти к нам, к себе в Москву. Давай об этом думать, а потом говорить. Сделаем нашу разлуку проверкой. Если любим — то хорошо ли тратить сердце и время на изнурительное шагание по телеграфным столбам? Правильно я сказал или неправильно?».

Еще эмоциональнее и ярче говорит об этом «Письмо Татьяне Яковлевой», тогда еще не обнародованное:

В поцелуе рук ли, / губ ли, / в дрожи тела / близких мне / красный / цвет / моих республик / тоже / должен / пламенеть. /Ты не думай, / щурясь просто / из-под выпрямленных дуг. / Иди сюда, / иди на перекресток / моих больших / и неуклюжих рук.

Верно и точно определил А.И. Метченко чувства поэта к Яковлевой в своей книге «Творчество Маяковского (1925 — 1930)»: «Это письмо любящего, но и в них не одна, а две темы, слившиеся воедино».

И письма-стихотворения, и письма «обыкновенные», адресованные Татьяне, полны любви и нежности: «Работать и ждать тебя — это единственная моя радость», и, заканчивая пьесу «Клоп», сообщает: «Работаю до ряби в глазах и до треска в пледах».

Еще до выхода в свет «Люди, годы, жизнь», выступая в Московском университете, Илья Эренбург сказал о Маяковском:

«Выставка. РАПП. Сердечные дела. Обостренная чувствительность. Он жил без обыкновенной человеческой кожи… Он сокрушал самого себя». (Точнее — его сокрушили. — П. Л.).

Виктор Борисович Шкловский в 1940 году писал: «Владимир Владимирович поехал за границу. Там была женщина, могла быть любовь.

Рассказывали мне, что они были так похожи друг на друга, так подходили друг к другу, что люди в кафе благодарно улыбались при виде их.

Приятно видеть сразу двух хорошо сделанных людей».

Это интересно привести хотя бы потому, что Шкловский, зная об увлечении Маяковского, к сожалению, не знал, да и не мог знать, всех извилин судьбы, сопутствовавших в ту пору поэту.

Я уже ссылался на публикацию в «Русском литературном архиве». Р.О. Якобсон, впервые сообщивший о переписке Маяковского с Татьяной Яковлевой, приводит отрывки из этих писем.

Об одном из них, отправленном через недели две после возвращения из Парижа (в мае 1929 года): Маяковский молит Татьяну: «Пожалуйста, не ропщи на меня и не крой — столько было неприятностей от самых пушинных до слонячих размеров, что, право, на меня нельзя злобиться».

Отношение Татьяны к Маяковскому помогают понять и письма ее к матери: «…Он такой колоссальный и физически и морально, что после него буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след». Или: «С большой радостью жду его приезда осенью. Здесь нет людей его масштаба. В его отношениях к женщинам вообще (и ко мне в частности) он абсолютно джентльмен… Надо любить стихи, как я, и уж одно его вечное бормотание мне интересно. Ты помнишь мою любовь к стихам? Теперь она, конечно, разрослась вдвое».

В августе этого же года в письме к матери есть волнующие слова: «Мамуленька моя родная! Все будет хорошо. Ради бога не тревожься обо мне. Конечно, мне было бы так хорошо с тобой обо всем посоветоваться. Но что же делать?»

Но случилось непоправимое: Маяковский не смог получить выездные документы.

Окончательный отказ в выезде, вероятнее всего, он получил 28 сентября. Об этом же сообщает Р. Якобсон в «Русском литературном архиве» в Нью-Йорке, ссылаясь на письма Маяковского к Татьяне: «В конце сентября Маяковскому отказали в выездных документах».

Но отказ был не официальный, видимо, по наговору людей, не предвидевших, однако, последствий этого. Маяковский, конечно, ничего этого знать не мог.

Татьяна с грустью пишет домой: «Он не приедет в эту зиму в Париж».

Событие это двойной тяжестью отозвалось на Маяковском.

Сам по себе факт отказа в выезде за границу (это была бы его восьмая поездка) буквально сразил Владимира Владимировича, и, кроме того, исчезла надежда на долгожданную встречу с Татьяной.

Да тут еще до Татьяны дошли ложные слухи, что Маяковский женится в Москве.

Произошел разрыв: на последнее письмо Владимира Владимировича (датированное 5 октября 1929 года) она не ответила.

Итак, не дождавшись Маяковского, Татьяна вышла замуж (23 декабря 1929 года) за виконта Бертрана дю Плесси и вскоре поселилась в Варшаве (по месту работы ее мужа). Муж ее погиб в 1940 году, когда фашисты сбили его самолет над Гибралтаром (об этом сообщила Татьяна, исправив ошибку, допущенную в предыдущем издании книги). Спустя некоторое время Татьяна переехала со своим вторым мужем в США, где проживает и поныне.

Мы познакомились с письмами Татьяны к матери, с письмами Маяковского к Татьяне. Но ведь были и письма Татьяны к Маяковскому! Где они? К сожалению, они «исчезли».

Хочется сказать и о другом. Татьяна писала в Пензу: «…Он всколыхнул во мне тоску по России». Или мы читаем такие строки: «…Когда я бывала с ним, мне казалось, что я в России, и после его отъезда я тоскую сильнее по России»… В этом же письме есть слова, обращенные к матери: «Ты не пугайся! Это во всяком случае не безнадежная любовь. Скорее наоборот. Его чувства настолько сильны, что нельзя их не отразить хотя бы в малой мере».

Надо полагать, попади Маяковский в Париж осенью 1929 года, быть может, чувство тоски по родине ускорило бы переезд Татьяны в Россию?

Своими тяжелыми переживаниями Татьяна делится с матерью вскоре после апрельской трагедии: «Мамулечка моя родная! Я ни одной минуты не думала, что я причина. Косвенная — да, потому что все это расшатало нервы, но не прямая, вообще. Не было единственной причины, а совокупность многих + болезнь. (Под болезнью она разумела, конечно, расшатанные нервы, переутомление. — П. Л.) Здесь тоже массу пишут, но как мало знали его — человека. Только теперь многие спохватились и говорят: „А ведь мы просмотрели самое главное, что было в его душе, самое властное, что привело его к такому концу“, ― и все парижские критики, по-видимому, немного сконфужены бывшим поверхностным суждением. Пожалуйста, береги газеты…»

Спустя много лет после смерти Маяковского сестра Татьяны Яковлевой Людмила воскресила в памяти тяжелые дни, написав матери из Парижа: «Маяковского я узнала после его приезда из Парижа (в Москве в 1929 г. — П. Л.). Он меня разыскал и сразу стал обо мне заботиться, как если бы я была уже сестра его жены. Тут же меня спросил, что мне нужно для жизни? Я сказала 2 рубля в день. И он мне давал 60 рублей в месяц… Невероятно сильно переживал разлуку с Таней. Он только и жил тем, что ждал ее писем, и если писем не было, то начинались припадки отчаяния по размерам его колоссального темперамента!