Олег Ивановский - Записки офицера «СМЕРШа»

Вплоть до подступов к Брно противник оказывал упорнейшее сопротивление. Шли тяжелые кровопролитные бои за каждую высотку, каждый дом. То мы атаковали, то противник. А местность, как нарочно, была особенно удобной для обороны, а не для наступления. Технику приходилось тянуть на руках.

18 апреля соседняя дивизия заняла город Иванчи-це, а мы обошли город с запада. Противник, очевидно чувствуя реальную угрозу потери Брно, бросал в бой все новые и новые резервы — подразделения СС с десятками танков, бронетранспортеров.

И как больно было терять боевых товарищей в те весенние дни!

20 апреля в бою около деревни Тиковице погиб командир полка Николай Андреевич Клименко, были тяжело ранены начальник штаба Иван Савельевич Нетреб-ский, его помощник капитан Зотов. Погиб разведчик Александр Филатов. Его изрешетили осколки мины, а в его нагрудном кармане товарищи Саши неожиданно нашли несколько моих фотографий. Вспомнил я, что на отдыхе, месяц назад, воспользовавшись трофейным фотоаппаратом, мы обменялись карточками. Эти несколько фотографий, пробитых осколками и в пятнах крови, разведчики передали мне. Они — в моем фронтовом альбомчике. Тяжелая, но дорогая память — реликвия тех боевых лет.

26 апреля Брно был занят нашей конно-механизиро-ванной группой, подразделениями танковой армии и соседним стрелковым корпусом.

Ровно месяц продолжались бои от берега Грона до Брно. Но думать об отдыхе после того тяжелейшего месяца ни нам, ни соседям не пришлось. Мы шли к Праге.

Пересмотрел еще раз пачку писем, сохраненную родителями. Неужели нет ни одного, написанного в апреле, в мае? Нет, есть!

Вот кусочек письма 6 апреля:

«…Я жив, здоров, воюю. Дела довольно жаркие, достается и нам и коням нашим. Топаем вперед не плохо. За последние дни получили 4 приказа с благодарностью товарища Сталина. На днях меня чуть не окрестило — попал под «мессеров», чесанули они нас из пушек и пулеметов, хорошо, что еще не бомбили. Кончилось тем, что подо мной в седле перебило стремя…»

Продолжались бои, тяжелые, жестокие. Много боев было за эти годы, прошли с боями чуть не половину своей страны, сколько государств Европы, и вот до победы оставалось совсем немного, но надо было драться и после каждого боя с жестоким недобитым врагом хоронить погибших товарищей… Ведь не заговоренными же мы были ни от пули, ни от бомбы, ни от снаряда. А на земле буйно цвела весна и отчаянно хотелось жить!

И вот 9 мая. Ранним утром стрельба, пальба изо всего, что могло стрелять. Выскочили из домика, где удалось немного отдохнуть. Что это? Прорыв противника, где-нибудь рядом? Но ракеты! Ракеты всех цветов в небе и трассирующие пули только вверх… ПОБЕДА!

Много писем написал я за прошедшие годы, но самым радостным было сохраненное родителями письмо, посланное мною 10 мая 1945 года. Вот оно:

«10 мая 1945 года. Чехословакия.

Победа! Победа, родные мои, горячо и нежно любимые! Пришел тот долгожданный час, которого с таким нетерпением ожидал весь народ! Фашистская Германия сложила оружие. Правда, на нашем участке еще осталась какая-то группировка, которая, видимо, не желает капитулировать, но надеюсь, что в течение последующих двух-трех дней мы ее образумим.

Вот и пролетели кошмарные 4 года, развеялся коричневый фашистский дурман, и наступила тишина, которой еще никогда не было. И как-то сразу слышишь голоса природы и щебет птичек и журчание ручейков, замечаешь, что кругом цветут сады, и удивляешься — как?

Это все есть на свете? Почему же мы этого не замечали в течение последних четырех лет? Да! Теперь опять вернется наше солнце, и оно, омытое слезами и кровью, будет светить еще ласковее, еще ярче, чем светило раньше. Сейчас можно свободнее расправить грудь и глубоко вздохнуть, как после окончания долгой, тяжелой и опасной работы.

Без стыда можно оглянуться назад, на пройденный путь, на прошедшие годы и, стерев пот со лба, сказать: да, прошли мы немало, немало проделали черновой работы фронта, видели и кровь, и смерть, теперь наш мир, наша тишина, наше счастье!

Как больно, и невольно на глаза наворачиваются слезы — почему не дожили до этого прекрасного дня некоторые наши друзья, которые, быть может, имели право на жизнь более любого из нас. Их взяла война, они отдали свою жизнь как верные солдаты на алтарь отечества. И сегодня, в этот день торжества, мы склоняем головы наши и, повторяя про себя имена погибших, говорим: «Они будут жить вечно!»

Теперь недалек уже тот час, о котором и вы, родные мои, и я мечтали все эти четыре года. Скоро-скоро на Тайнинском горизонте появится и ваш солдат… Как хочется сейчас получить письма от вас и знать, что вы здоровы и бодры и уже больше не болят ваши дорогие сердечки за судьбу вашего казака. А он немного «погуляет» за границей и примчится обратно в Матушку-Россию.

Родные мои! Спокойны ли вы сейчас? Я думаю, что да… Целую, как никогда, горячо и крепко тысячи, тысячи роз».

Но для нас война еще не кончилась. Оставался еще противник, не желавший сложить оружие, а если сдаваться, то англичанам или американцам.

Вот и пришлось драться еще четверо суток. И самым страшным в тех сутках было то, что они продолжали забирать жизни людей, дошедших до победы…

14 мая, наконец, бои затихли. Я уехал в дивизию, к Братенкову. Обнялись мы с Антоном Максимовичем, да так, что косточки хрустнули. Поздравили друг друга с победой, с тем, что дошли, что живы.

— Ну а теперь, старший лейтенант, новое задание. Подробнее сказать пока не могу, но задача вот какая: в полку будут отбирать самых достойных, кому можно поручить выполнение очень ответственного задания. И сам готовься. Надо, чтобы люди были особенные, заслуженные, боевые. Вот так. Подробнее когда смогу — скажу.

Дня через четыре треть полка, все, что осталось к тому времени в строю, было поднято по тревоге. Но к счастью, не боевой. Построились. Казаки надели боевые ордена, медали. Три офицера, приехавшие из штаба дивизии, командир полка, замполит обходили строй, отбирали не только самых рослых, но и тех, у кого орденам и медалям было тесновато на груди. Отобрали человек тридцать, а из офицеров — только моего друга Ефима Аронова. Он, полковой фельдшер, носил на груди три ордена Красной Звезды, орден Отечественной войны, и это не считая медалей. Прямо можно сказать — и строевым-то офицерам не многим такая честь выпадала.

В тот же день все «избранные» выехали в штаб дивизии. Там был повторен отбор, который проводил командир дивизии генерал Павлов, замполит полковник Ни-товщиков и начальник контрразведки майор Мирошин.