Ямвлих Халкидский - Жизнь Пифагора

Глава XIII

(60) Если верить многочисленным рассказам о нем старинных и вместе с тем достоверных писателей, то даже животных Пифагор делал с помощью слов рассудительными и разумными, исходя из того, что обучению поддаются все существа, имеющие ум, в том числе и те, которые считаются дикими и лишенными дара речи.[37] Говорят, остановив Давнийскую[38] медведицу, причинявшую огромный вред жителям, он долго гладил ее и, покормив хлебом, орехами, отпустил, взяв с нее обещание никогда больше не касаться одушевленных существ. Она сразу же ушла в горы и леса и с той поры никогда больше не видели, чтобы она нападала на скот. (61) Увидя в Таренте на пастбище быка, жевавшего зеленые бобы, Пифагор, подойдя к пастуху, попросил его сказать быку, чтобы он не ел бобов. Когда пастух посмеялся над его словами и сказал, что не умеет говорить по-бычьи, а если он умеет, то пусть лучше сам даст совет быку и убедит его делать то, что нужно, Пифагор, подойдя к быку и пошептав ему долгое время на ухо, не только в этот раз тотчас заставил быка не есть бобов, но и потом, говорят, этот бык вообще никогда не ел бобов и еще до глубокой старости жил в Таренте возле храма Геры, где все называли его священным быком Пифагора, питался же бык пищей из рук людей, которую те подавали ему при встрече. (62) На Олимпийских играх, когда Пифагор беседовал с учениками о гаданиях по полету птиц, о символах и знаках, говоря, что некоторые птицы, и в том числе орлы, – вестники от богов, посылаемые истинно боголюбивым людям, в небе появился орел, и Пифагор заставил его спуститься к нему и, погладив, отпустил назад. Этими и тому подобными рассказами подтверждается способность Орфея повелевать животными, укрощая их и удерживая силой исходящего из уст голоса.

(63) Но главной Пифагор считал заботу о людях, которая была необходима, чтобы предвидеть будущие обстоятельства и об остальном учить правильно. Ибо он очень живо и ясно помнил множество случаев из своих прежних жизней, которые прожила когда-то давно его душа, перед тем как была заключена в это тело, и с помощью несомненных доказательств утверждал, что он был Эвфорбом, сыном Панфоя, противником Патрокла, и из стихов Гомера особенно восхвалял следующие. Эти посмертные стихи себе самому он пел под аккомпанемент лиры с особенным вдохновением и отчетливой декламацией:

Рассказ о том, что в Микенах в храме Геры вместе с троянской добычей лежал этот щит фригийца Эвфорба, мы опустим как слишком хорошо известный. Кроме того, говоря обо всем этом, мы хотим показать, что он помнил свои прежние воплощения и поэтому стал заботиться о других людях, припоминая, какие прежде они прожили жизни.

(64) Считая, что люди прежде всего получают представления через органы чувств, когда созерцают прекрасные формы и образы, слушают прекрасные песни и ритмы, он сделал музыкальное воспитание главным, прибегая к некоторым мелодиям и ритмам, с помощью которых излечиваются человеческие нравы и страсти, а также восстанавливается изначальное равновесие душевных сил. Он также придумал средства сдерживать и исцелять болезни души и тела. И, клянусь Зевсом, более всего этого достойно упоминания то, что он для своих учеников привел в систему и упорядочил упомянутые средства воздействия, с божественным искусством придумав смешения некоторых диатонических, хроматических и энгармонических мелодий[40], с помощью которых он легко обращал и приводил душевные страсти в спокойное состояние, если они незадолго до этого беспорядочно возникали и усиливались, будь то печаль, гнев, жалость, глупая зависть, страх, различные стремления, ярость, желания, пустые фантазии, низкие чувства, горячность. Каждую из них он приводил к добродетели с помощью нужных мелодий, как будто с помощью правильно смешанных лекарственных средств. (65) Когда его ученики вечером отходили ко сну, он освобождал их таким образом от дневных волнений и шума и прояснял в смятении волновавшийся ум, так что они спокойно и хорошо спали. Еще он научил их видеть вещие сны. Когда они просыпались, он снимал с них сонное оцепенение, расслабленность и вялость с помощью особых напевов и мелодий, получаемых простым сочетанием звуков лиры, либо сопровождая игру на лире пением. Но себя самого этот человек организовал и подготовил к восприятию не той музыки, которая возникает от игры на струнах или инструментах, но, обладая какой-то невыразимой и трудно постижимой божественной способностью, он, усиливая свой слух и напрягая ум, улавливал ими высшие созвучия миропорядка, вслушиваясь (как оказалось, этой способностью обладал он один) и воспринимая всеобщую гармонию и согласное пение небесных сфер и движущихся по ним светил, их песню, более полнозвучную и чистую, чем любая из песен, сочиненных людьми, благодаря неодинаковым и отличающимся разнообразием шумам, скоростям, величинам, констелляциям, причем все это упорядочено в отношении друг друга каким-то музыкальнейшим словом[41], которое содействует тому, что движение и обращение светил становится мелодичным и вместе с тем прекрасным по своему многообразию. (66) Питая от этого источника свой ум, он упорядочил глагол, присущий уму,[42] и, так сказать, ради упражнения стал предлагать ученикам, насколько это было возможно, некие подобия того, что он слышит, подражая небесному звучанию с помощью инструментов или простой игры на струнах. Ибо он знал, что ему одному из всех живущих на земле понятны и слышны космические звуки, и он считал себя способным научиться чему-либо от этого природного всеобщего источника и корня и научить других, создавая с помощью исследования и подражания подобия небесных явлений, поскольку лишь он один был так счастливо создан с растущим в нем божественным началом. Он понял, что другим людям доставляет удовольствие смотреть на него и что создаваемые им привлекательные образы и примеры приносят пользу и исправляют людей, хотя они и не способны воспринимать правильно первичные и чистые первообразы: (67) точно так же для тех, кто не может прямо смотреть на солнце из-за слишком яркого света его лучей, мы придумали показывать затмение солнца через глубокую толщу воды или через кусочек янтаря или какого-нибудь темного стекла, щадя слабость зрения этих людей, и их устраивает такое посильное восприятие, пусть даже оно и менее достоверно, чем прямое созерцание. Кажется, именно на Пифагора намекает Эмпедокл, на его исключительные, данные от бога и превышающие обычные человеческие, способности, когда говорит:

«Безмерное познание», «без труда созерцал, что есть и что было», «сокровище мыслей высоких» и тому подобные слова указывают на исключительную и большую, чем у других людей, остроту зрения, слуха и ума у Пифагора.

(68) Таким было у него лечение душ музыкой. Другие виды очищения разума и вместе с тем всей души с помощью различных средств применялись у него следующим образом. Он считал, что врожденные способности нуждаются в развитии в процессе уроков и знаний, а для свойственной всем от природы невоздержанности и для корыстолюбия есть и средства их распознавания и различные способы сдерживания и подавления, действующие на них подобно огню и железу, и эти пороки можно смирить полезными мерами; дурной же человек не в силах ни сдержать их, ни остановить. Кроме того, он проповедовал среди учеников воздержание от мяса одушевленных существ, а также от некоторых видов пищи, мешающих бодрости и ясности ума, словесное воздержание и полное молчание, применяемое в течение многих лет как средство для сдерживания языка, и напряженное и неустанное внимание при изучении и усвоении сложнейших основоположений (69) и ради этого отказ от вина, пост и короткий сон, пренебрежение и неприятие славы, богатства и тому подобного, нелицемерное уважение старших, в отношениях с ровесниками искреннее чувство равенства и благоразумие, внимательное участие и поддержка младших без чувства зависти, дружеское согласие всех со всеми: богов с людьми через благочестие и умелое служение людей, основоположений науки друг с другом и вообще согласие души с телом, единение разумной части души с неразумными ее частями через изучение философии[44], людей – друг с другом, граждан – через правильное законодательство, различных народов – через естественное общение, мужей и жен, братьев или домочадцев друг с другом – через нерушимую общность, – одним словом, всех со всеми и еще с неразумными существами на основе справедливости, природной связи и общности жизни; умиротворение и согласие самого по себе смертного тела с противоположными скрытыми в нем силами через здоровье и укрепляющий здоровье образ жизни, а также благоразумие, основанное на подражании царящему в мироздании согласию частей. (70) Первым открыл и обосновал все это, при сокращении и объединении в одно целое, называемое одним именем согласия, конечно, Пифагор, и вообще он имел большой опыт в наиболее правильном общении с богами и был самым лучшим толкователем снов для своих учеников, так как душа его никогда не омрачалась ни гневом, ни печалью, ни наслаждением и невозможно было вывести ее из равновесия никакой другой постыдной страстью, ни даже, клянусь Зевсом, такой тяжелейшей и самой нечестивой из всех, как невежество. От всех этих страстей он с величайшим искусством излечивал и очищал свою душу и воспламенял божественное начало в ней, спасал и переводил божественный взгляд души на умопостигаемые предметы – согласно Платону, лучшее средство для ее спасения, чем десятки тысяч телесных очей. Ибо только тому, кто смотрит этим взглядом и надлежащим способом усиливает его остроту и ясность, открывается истинна относительно всего сущего. Стремясь именно к этой цели, Пифагор производил очищение разума, и все его воспитание в целом было направлено именно на это.