Рассказчик. Воспоминания барабанщика Nirvana и фронтмена Foo Fighters - Дэйв Грол

песней, спетой вместе. В какой-то момент, когда я играл триумфальное гитарное соло, быстро скользя пальцами по грифу, стоя на краю сцены перед ревущей толпой, я посмотрел вниз и увидел Сэнди… в том же самом месте, где она стояла в моем сне, в ночь, когда она разбила мне сердце. Я остановился и понял, что тридцать лет назад, будучи тринадцатилетним подростком, я ясно представлял себе именно этот момент. Я будто это предвидел, а теперь это, черт возьми, стало реальностью!! КАКИМ БЫ БЕЗУМИЕМ ЭТО НИ КАЗАЛОСЬ, МОЯ ЮНОШЕСКАЯ МЕЧТА О РОК-Н-РОЛЛЕ СБЫЛАСЬ. С одной лишь разницей: Сэнди не рыдала, жалея, что бросила меня.

Нет.

Она очаровательно улыбалась, ее небесно-голубые глаза сияли. Она подняла в воздух средний палец, и по ее губам я прочитал эти бессмертные слова.

«Пошел ты на хер, говнюк!»

«У тебя что, голова не болит?»

Скрючившись я лежал на холодной земле, надо мной нависали охваченные ужасом лица друзей. Окровавленная клюшка для гольфа с глухим стуком упала на свежескошенный газон. «Ээээ… Болит, наверное…» — ответил я, потирая затылок и еще не понимая, что мои длинные волосы уже в крови от огромной раны, оставленной отцовской питчинг-ведж[14] в моем маленьком девятилетием черепе.

«Н-н-наверное, тебе надо домой…» — хором пробормотали они.

Слегка ошалевший, я собрал в кулак все свои силы, поднялся с земли и поплелся через дорогу домой, все еще не чувствуя боли. Был солнечный воскресный день, и, как и каждые выходные, нашу идиллическую захолустную тупиковую улицу наводнила молодежь. Здесь всегда кипела жизнь: гудели газонокосилки, слышался перезвон велосипедных звонков и азартные крики играющих в футбол ребят.

Настоящая жизнь американской глубинки, запечатленная в телевизионном шлаке вроде «Семейки Брейди» и «Счастливых дней». В конце концов, Норт-Спрингфилд основали в Вирджинии после Второй мировой именно в этой эстетике. Окруженные разбитыми тротуарами и высокими старыми дубами ряды одинаковых кирпичных домишек, с аккуратно подстриженными газонами, в которых еле-еле умещалась типичная семья поколения бэби-бумеров из четырех человек, выживающая на скромную зарплату чиновника. До столицы — всего несколько минут езды, и каждое утро на автобусной остановке собиралась очередь из лысеющих мужчин с дипломатами в бежевых пальто, читающих The Washington Post, которые уезжали в Пентагон или какое-то другое безликое госучреждение для очередного рабочего дня в офисе. Весь городок жил жизнью типичного офисного клерка. День сурка, вечная бешеная гонка, в которой призом было кое-что больше, чем золотые часы. Стабильность и комфорт — настоящий мещанский рай. Но гиперактивный хулиган вроде меня от скуки начинал искать приключений на свою задницу.

Воскресные утра обычно начинались с мультиков за тарелкой хлопьев, после чего я выглядывал из окна гостиной на улицу, чтобы узнать, что сегодня на повестке дня. Если происходило что-то интересное, я со скоростью пожарного на задании надевал Toughskins (дешевые джинсы из магазина Sears, от разнообразия цветов которых рябило в глазах) и с воплем: «Мам, пока! Скоро вернусь» — выбегал из дома. Затворником меня назвать было точно нельзя. Я предпочитал бесчисленные приключения, ждавшие на улице. Мы ползали по трубам, прыгали с крыш, из кустов кидались дикими яблоками в проезжающие машины (шутка, которую я никому не рекомендую. Обычно это заканчивалось яростной погоней, в которой я, со скоростью олимпийца перепрыгивая через заборы, пытался убежать от возмездия). С утра до вечера я искал острые ощущения, протирая дырки в кроссовках, левый из которых был перешит, чтобы компенсировать искривление позвоночника.

В то утро я увидел, что мои лучшие друзья, Джонни и Тэй, складывали клюшки для гольфа в багажник отцовской машины. «Гольф? — подумал я. — Мы никогда не играем в гребаный гольф. Это игра для богатых». У нас были палки! И камни! И ручьи с раками! На фига нам смешные шляпы и клетчатые штаны? Я быстро оделся и, подбежав к ним, узнал, что у них семейный выезд на местное поле для гольфа, так что мне придется провести день одному. Разочарованно я помахал им на прощанье, вернулся домой и стал с нетерпением ждать их возвращения, убивая время за ненавистными домашними обязанностями вроде уборки листьев в саду и наведения порядка в своей комнате (что было, в общем, довольно бессмысленно — организованность и любовь к чистоте и порядку тогда не входили в число моих сильных сторон. Сейчас в этом плане все немного лучше. Немного…).

Время тянулось бесконечно. Но вот наконец я увидел на дороге их голубой «Кадиллак». Сразу же бросил все дела и поспешил к ним. Джонни и Тэй были на заднем дворе и лупили клюшками по тренировочному мячу на веревке, закрепленному на земле, будто для мини-версии тетербола[15]. Крутяк! Они лупили со всей дури по мячу, как чокнутые лесорубы, земля летела во все стороны с каждым ударом. Я был в восторге. Никогда прежде я не играл в гольф, поэтому послушно ждал своей очереди. Наконец, мне выдали старую ржавую клюшку. «Тяжелая, зараза…» — подумал я и попытался ударить как можно сильнее. Вжух! Мимо. Вжух! Опять мимо.

Куски газона разлетались во все стороны. Наконец я понял, как это работает, и мяч со свистом описал идеальный круг. Я был собой очень доволен. «Моя очередь!» — сказал Тэй и забрал у меня клюшку, подготавливая мяч к очередному удару. «Ну я и жахнул, — думал я. — Надо проверить, устойчива ли стартовая площадка, вдруг я ее снес…» Я наклонился, чтобы поправить подставку, и…

БУМ.

Если вас когда-нибудь сильно били по голове, вы точно помните эхо от удара, которое проносится по вашему черепу. Это похоже на удар баскетбольного мяча или звук, который издает при стуке по кожуре недозрелая дыня (а моя дыня была как раз недозрелой…). Это ощущение забыть невозможно. А затем — оглушающая тишина, обычно сопровождающаяся маленькими звездочками и парочкой порхающих фей. Итак, мне только что прилетело от подростка питчинг-веджем — клюшкой, разработанной для высоких навесных ударов. Однако при ударе по черепу девятилетнего мальчишки результат несколько другой — полный пиздец.

Я и не подозревал, что в моем черепе зияла дыра. Он треснул, как перезрелая тыква на Хэллоуин. Я не чувствовал ни-че-го. Вообще. Совсем. Но, как мне и предложили Джонни и Тэй, я пошел домой, нервно посвистывая и думая: «Твою мать, кажется, у меня большие проблемы», — не отдавая себе отчета в том, насколько серьезна травма. В тот день на мне была моя любимая белая футболка с эмблемой Супермена на груди, и, переходя улицу,