Владислав Кардашов - Ворошилов

Окраины — Гусиновка, Каменный Брод, вокзальная часть — неблагоустроенные и грязные, изобиловали пивными и кабаками. Отношения между окраинами были напряженными, и житель одной из них, отправившийся в другую, или незнакомый приезжий очень часто рисковал попасть в неприятное положение. «Достаточно было вам, — вспоминал один из активных участников революционного движения в Луганске, И. Шмыров, — зайти со знакомой барышней в так называемый знаменитый Каменный Брод, как с вас требовали за «поземельное» бутылки две-три; если отказывались или не было денег, то заставляли петь петухом или плавать по пыли и грязи, и обязательно в присутствии вашей барышни; бывали случаи избиения и даже увечий».

Между жителями окраин нередки были массовые драки — один из видов развлечений. Участвующих с обеих сторон иногда набиралось до тысячи и более человек, свидетельствует другой луганский рабочий-революционер, И. Николаенко. «Помимо камней, пользовались болтами, гайками, заклепками, которые приносили с собой, в зависимости от профессии участвующих в боях. Сначала подростки бросали друг в друга камнями. Вдруг кому-либо разбили голову; со стороны «резервов» пострадавшей стороны стихийно вливалось в цепь дерущихся «подкрепление»; другая сторона тоже не заставляла себя ждать. Увлечение все больше и больше разгоралось по мере того, как увеличивалось количество разбитых голов, и наконец к вечеру наступал решительный момент схватки… Редко полиции удавалось задержать трех-четырех человек, а иногда в горячие моменты ей самой приходилось отступать».

Пассивность полиции легко объяснялась: она не видела ничего особенного в том, что обыватели города «разряжаются» подобным образом. Но во время рабочих маевок или забастовок полиция стремилась появиться на сцене как можно раньше, действовала решительно и не стеснялась применять даже и оружие.

Время такое приближалось, и Луганску предстояло занять в русском революционном движении заметное место. В канун 1905 года промышленные рабочие города были внушительной силой — их насчитывалось около 10 тысяч. Правда, далеко не все они были сознательными революционерами. Однако все чаще и чаще встречались на заводах Луганска люди, готовые не только участвовать в революционных выступлениях, но и вести за собой других. К числу таких людей относился Клим Ворошилов.

Завод Гартмана — огромное по тем временам предприятие. Цехи его поражали современников своей грандиозностью — сборочно-паровозный цех, к примеру, имел в длину 300 саженей, в ширину — 25 и венчался полукруглой стеклянной крышей. На непривычного человека завод, особенно по вечерам, производил впечатление фантастического чудовища: заводские печи, плавившие сталь и чугун, пронзали ночную тьму светом, слепящим глаза, двенадцатитонный паровой молот, ковавший паровозные бандажи, как бы дышал, тяжело, хрипло, протяжно, а вальцовые шестерни прокатных цехов скрежетали и гре мели.

Работал Клим Ворошилов хорошо. Вот свидетельство мастера гартмановского завода: «Поражала меня всегда в Ворошилове его дисциплинированность и исполнительность. Дисциплинирован он был изумительно. Если дел «касалось не политики, а производства, дисциплинирован ней его трудно было бы себе представить. Он был хоро шим, квалифицированным, знающим машинистом. Чугун ное литье — это ажурная работа, а он справлялся с ней превосходно. Но насколько он был исполнителен в цеху настолько неукротим в политике. Он сразу же встал в центре революционных сил завода…»

Высокого мнения о Ворошилове был не только ближайший начальник — мастер. Несколько позднее, в 1905 году, когда речь зашла о рабочем контроле над производством, директор завода К. К. Хржановский считавший тогда возможным и необходимым либеральничать, заигрывать с рабочими, позволил себе высказывание:

— Если бы все рабочие были такими, как Ворошилов я бы не возражал против рабочего контроля!

Заработок высококвалифицированного рабочего Ворошилова вскоре составлял 45–50 рублей в месяц. По тем временам это были весьма приличные деньги, но доставались они нелегко. И. Н. Нагих, подружившийся с Ворошиловым в это время, вспоминал: «С половины 1904 года мы жили с Ворошиловым на одной квартире в доме Крамаренко… Вот примерно как складывался наш с Ворошиловым день, когда мы жили с ним вместе: в пять с половиной часов вставали; с шести часов утра работали на заводе; завтракали на заводе во время работы; в двенадцать — в полпервого обедали дома, так как жили близко от завода; с полпервого до шести вечера работали на заводе, впрочем, иногда литье задерживало Ворошилова даже до одиннадцати часов ночи; придя домой и умывшись, сразу же отправлялись на заседание коллектива или на кружок, или на массовку. Отмечаю, политработу подпольную вели ежедневно, вернее, еженощно…»

Перед нами ситуация, не всякому понятная: молодой, старательный, умелый, дисциплинированный в стенах завода, к тому же хорошо зарабатывающий рабочий целиком поглощен подпольной деятельностью революционера, главную свою цель видит в разрушении существующего порядка, при котором он, казалось бы, теперь-то сможет преуспеть.

Партия большевиков потому и была так сильна, потому и достигла невиданного успеха, что в ее рядах было несравненно больше людей, в той или иной степени похожих на Ворошилова, больше, чем в любой другой партии, считавшей себя революционной. Здесь далеко не достаточно встречающееся и ныне объяснение: если, мол, человек родился в бедной крестьянской или рабочей семье, с малых лет работал, недоедал, терпел обиды — поэтому ему прямая дорога в революционеры. Не так все просто в истории, и мы знаем ярчайшие примеры того, как люди, происходившие из высших социальных слоев, становились убежденными и последовательными революционерами. В то же время далеко не редкими были случаи, когда выходцы из трудовой среды оставались послушными слугами существующего строя.

Когда мы пытаемся установить, что же толкнуло Ворошилова на революционный путь, то, конечно, не должны сбрасывать со счетов и его детские и юношеские переживания, обостренное чувство социальной несправедливости, так же как и сам характер Ворошилова, непреклонный, бунтарский. Но прежде всего следует помнить: среди вожаков и активистов революционных партий в России было немало квалифицированных, развитых, сознательных пролетариев, а в партии большевиков это стало незыблемой нормой. Именно этим и была сильна партия Ленина.

В двадцатом столетии свободолюбивые идеалы трудового народа России развил и понес дальше русский рабочий класс. Буржуазии не удалось, как это, к несчастью, случалось в разных странах и в разные времена, прельстить российский пролетариат перспективой получения добавочных гривенников. Пролетарии Петербурга и Москвы, Ростова и Екатеринослава, Баку и Луганска — все они не желали корыстно-унизительных компромиссов, они намеревались раз и навсегда сокрушить царство капитала.