Георгий Данелия - Безбилетный пассажир

И официант кинулся выполнять заказ.

Больше у Вадима Юсова в Грузии проблем не было.

Проблема возникла у Евгения Леонова.

…Снимали под Гори сцену на мосту «встреча Бенжамена и Луки с Солдатом». В перерыве мы с Женей пошли в столовую, заказали суп харчо. На Леонова тут же уставился один из посетителей, милиционер лет пятидесяти, худой, лысый, в мятой, застиранной гимнастерке. Просто буравил его глазами. Леонов не выдержал и спросил:

— Что?

— Я тебя узнал!

Женя улыбнулся — он привык, что его узнают. А милиционер достал наган и наставил его на Леонова:

— Руки вверх!

— Ты что, очумел? — спросил я. — Ты что вытворяешь?

— И ты руки вверх! А то стреляю!

Подняли мы с Леоновым руки.

— Быстро на выход! А то стреляю!

— Пошли, — говорю я Жене, — вдруг этот идиот и в самом деле выстрелит.

И мы вышли из столовой и пошли по улице. Впереди мы с Леоновым с поднятыми руками, а сзади милиционер с наганом. Прохожие останавливаются, узнают Леонова, улыбаются, а кто-то даже аплодирует. Киношники дурака валяют!

— Может, хоть руки опустить можно? — спросил я.

— Молчать! А то стреляю!

Так и пришли в отделение.

— Вот он, поймал! — сообщил милиционер начальнику.

— Опять? — устало спросил начальник. — У тебя глаза есть? Ты на фотографию посмотри: тот худой, высокий, а этот… — Начальник осекся. — Извините, вы не актер Леонов?

— Да, это Евгений Леонов, — сказал я.

Начальник за голову схватился:

— Извините, товарищ Леонов! Он идиот! Он кретин! — И милиционеру: — Что ты вытворяешь! Ты что, хочешь, чтобы меня вообще посадили? Давай сюда револьвер! Немедленно! И разрешение на ношение оружия! Нет у тебя больше разрешения! — И Леонову: — Товарищ Леонов, тысячу раз извините! Сбежал из тюрьмы особо опасный преступник, по национальности — русский. И этот осел решил выслужиться, вы — уже пятый русский, которого он приводит! Вчера ученика девятого класса привел. — И заорал на милиционера: — Сколько можно тебе повторять, ишак, что русский — это не особая примета! Русский — это национальность!

Чтобы загладить проступок подчиненного, начальник пригласил нас пообедать и выпить по стаканчику в столовой. Пить мы не могли — у нас съемка. Но кроме харчо нам в столовой на сей раз подали и жареного поросенка. (Милицейский начальник — везде фигура.)

…И еще одна небольшая проблема возникла, когда прилетела Настя Вертинская (Настя — по матери грузинская княжна — играла дочь Левана-Закариадзе). Я встречал Настю в тбилисском аэропорту и, когда увидел, испугался: в Москве в моду входили мини-юбки, и Настя надела не просто мини, а супермини. А до Тбилиси мода на мини еще не докатилась. К ней теперь охрану человек пять приставлять надо!

До этого Закариадзе и Вертинская не виделись. Сцены дочери и отца мы снимали монтажно, Закариадзе отдельно и Вертинскую отдельно, потому что, когда снимали Закариадзе, Вертинская была занята в спектакле, а когда она освободилась, Закариадзе улетел на съемки в Италию. И вот, наконец, отец и дочь должны были познакомиться и сняться вместе.

Когда Закариадзе приехал на репетицию в гостиницу и увидел в моем номере Настю в мини-юбочке, он вызвал меня в коридор и спросил сурово:

— Кто эта девица?

— Это ваша дочь.

— В каком публичном доме ты ее разыскал?!

— Сергей Александрович, это Настя Вертинская, дочь Александра Вертинского. Она играла Офелию в «Гамлете» Козинцева.

— Настенька! — потеплел Закариадзе. — Я ее на руках держал, когда она маленькая была! — и попросил: — Только ты ее на улицу в таком виде не выпускай! И еще — никому не говорите, что она мою дочь играет!

А Мимино действительно приставил к Насте охрану и каждого охранника строго-настрого предупредил: на ноги актрисе не смотреть!

Там же, в горах, мы набирали в массовку крестьян из ближайших деревень. А крестьяне под Тбилиси — люди состоятельные.

Съемки идут девятый час, и массовку мы не щадим. И я спрашиваю у Дато:

— А они знают, что мы платим всего по три рубля? Ты скажи еще раз, чтобы потом скандала не было.

Дато объявил в рупор:

— Массовка, имейте в виду! Три рубля, а больше ни копейки не можем!

— А никто и не настаивает, — сказали крестьяне. — По три так по три.

Собрали по три рубля, и староста массовки принес их Дато.

Пришел ко мне человек лет сорока, представился и сказал, что у него сын окончил школу и хочет работать в кино. И ему хотелось бы, чтобы сын поработал в московской группе. Он понимает, что все места заняты, и сам будет давать директору деньги, чтобы тот выплачивал их сыну во время зарплаты. Я согласился.

Но следующее утро на съемочной площадке появился худой парень с голубыми глазами и длинными черными волосами. Красивый — куда там Алену Делону! Вежливый, исполнительный. Он старательно и охотно выполнял все, что ему поручали. Но, поскольку конкретных обязанностей у него не было, чаще всего он сидел в сторонке, курил и наблюдал.

В Тбилиси приехала сниматься Настя Вертинская. И после съемки она сказала, чтобы я был повнимательнее с этим длинноволосым юношей, он курит анашу. На следующий день во время перерыва я отвел парня в сторонку:

— Ты что, куришь наркотики?

— Да, — сказал он

— Зачем? Это же очень вредно.

— Я хочу стать режиссером.

— А при чем здесь?…

— Каждый настоящий режиссер должен принимать наркотики.

— Ну, это не факт, — сказал я. — Я вот не принимал и не принимаю. Ну, что ты отвернулся?

— Георгий Николаевич, — сказал парень, — если честно — ну какой вы режиссер!

И он мне поведал, что еще не решил окончательно стать режиссером. Потому что, может быть, он поедет в Индию и станет там буддистом. «Господи, — подумал я, — сколько мусора у парнишки в голове!»

После работы в нашей съемочной группе его взяли на «Грузия-фильм». Он работал помрежем, ассистентом режиссера, иногда снимался. Я его видел в детективе Тито Калатозова (сына Михаила Калатозова) — там наш парень играл какого-то заросшего бородача.

Года через три в моей московской квартире раздался звонок. Открываю. Стоит аккуратный молодой человек, по виду — молодой дипломат: в костюме, белой рубашке, при галстуке и коротко стриженный. Тот самый парень. Он приехал поступать во ВГИК и хотел бы со мной проконсультироваться.

— А это вам, — он поставил на стул коробку с бутылками дорогого коньяка. — Папа просил передать!

— Консультироваться приходи, — сказал я. — А это забери.

Вернул ему коробку, и парень пошел вниз по лестнице. Не успел он спуститься на два пролета, как на моем этаже остановился лифт и из него вышли Бондарчук и чешский посол. А у меня ни грамма выпивки!