Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце»

Утверждали, что он был умелым охотником и неплохим фехтовальщиком. И Александр Дюма не преминул упомянуть об этом в своем бессмертном романе, пытаясь придать образу короля хоть сколько-то привлекательности.

««Fidelis et fortis». То была большая честь, но малая прибыль. И, умирая, главный соратник великого Генриха оставил в наследство сыну всего только шпагу свою и девиз. Благодаря этому наследству и своему незапятнанному имени г-н де Тревиль был принят ко двору молодого принца, где он так доблестно служил своей шпагой и был так верен неизменному девизу, что Людовик XIII, один из лучших фехтовальщиков королевства, обычно говорил, что, если бы кто-нибудь из его друзей собрался драться на дуэли, он посоветовал бы ему пригласить в секунданты первым его, а вторым г-на де Тревиля, которому, пожалуй, даже следовало бы отдать предпочтение».

Александр Дюма «Три мушкетера»

Нежные дружеские чувства Людовик питал не только к мужчинам. В 1630 году он впервые воспылал чувствами к женщине. Это была Мари д'Отфор, фрейлина его матери. Король был так влюблен, что оставил ее при дворе, когда Мария Медичи отравилась в ссылку. Анна Австрийская поначалу отнеслась весьма холодно к фаворитке супруга. Но потом женщины стали подругами, быть может, потому, что Анна поняла, что избранница короля не станет ей конкуренткой, — любовь Людовика к Мари д'Отфор была исключительно платонической.

Когда однажды отец герцога де Сен-Симона, оставившего знаменитые мемуары, возымел намерение помочь его величеству осуществить его любовь к мадемуазель д'Отфор, заподозрив в нем робость, то получил гневную отповедь:

— Это правда, я влюблен в мадемуазель д’Отфор, я это чувствую. Я ищу с ней встречи, охотно беседую с ней и еще более охотно о ней думаю. Но правда и то, что все это происходит со мной помимо моей воли, ибо я мужчина и не могу противиться этой слабости. Но чем более возможности удовлетворять мои желания даст мне мой королевский титул, тем более должен я удерживать себя от греха и соблазна этим воспользоваться. На этот раз я прощаю вашей молодости, но не вздумайте когда-либо давать мне подобные советы, если хотите, чтобы я по-прежнему любил вас.

Его величество был так привязан к Мари, что совершенно не мог без нее обходиться, но ни разу не позволил себе ничего лишнего. Известен совершенно курьезный случай: однажды Мари читала какое-то письмо и Людовик захотел взглянуть на него. Девушка не позволила ему это сделать, и ревнивый король решил отнять у нее послание. Тогда Мари спрятала его у себя на груди и сказала:

— Если хотите, можете достать письмо оттуда!

Что же сделал король? Чтобы не дотрагиваться до женской груди, он взял в руки каминные щипцы и собрался с их помощью достать записку из-за корсета девушки. Пораженная до глубины, Мари предпочла отдать ее сама.

Можно ли говорить только о целомудрии, после такой откровенной демонстрации отвращения к женскому телу?

Нравы при дворе Людовика XIII в корне отличались от тех, что царили при его отце. Придворные были вынуждены вести себя гораздо более скромно, и плотские утехи больше не выставлялись напоказ. Изменились и туалеты дам, став более скромными. Провинция не успевала следить за всеми этими изменениями, и однажды произошел еще один случай, очень хорошо характеризующий короля и его отношение к женщинам, его подробно описывает Ги Бретон:

«Весной 1630 года Людовик XIII отправился в Гренобль, чтобы встретиться там с Ришелье, который воевал в Савойе с войсками императора и с испанцами. 27 апреля он сделал остановку в Дижоне, где в его честь был устроен большой банкет. Женщины, еще помнившие доброго короля Генриха и, конечно, не знавшие изданного в 1617 году указа, полагали, что правильно поступают, появившись на банкете в платьях с весьма смелым декольте. Одна из них явилась к столу и вовсе с обнаженной грудью. Такое чрезмерное бесстыдство невероятно шокировало короля. Он надвинул шляпу на глаза и принялся за обед с угрюмым лицом и с глазами, устремленными в тарелку. Возникло ощущение большой неловкости, но именно виновница ситуации этого и не заметила и продолжала ерзать на стуле, «чтобы поэффектнее потряхивать своей грудью».

На протяжении всей трапезы Людовик XIII ни разу на нее не взглянул. Однако во время десерта он медленно выпил содержимое своего бокала и, удержав во рту глоток вина, точно направленной струей брызнул на обнаженную грудь. Бедная девушка лишилась сознания».

Кардинал Ришелье всегда старался найти общий язык с фаворитами и фаворитками короля и никогда ему это не удавалось. Язвительная, гордая красавица Мари д'Отфор с презрением отвергла его предложение шпионить за его величеством. Когда чувства Людовика к ней немного охладели, Ришелье воспользовался ситуацией и постарался ввести в его окружение прелестную юную девицу Луизу де Лафайет, особу чрезвычайно добродетельную. И снова у него ничего не получилось. Нет, Луиза действительно привлекла Людовика своей наивностью и чистотой, и он тут же сделал ее своей наперсницей и советницей в делах, но быть шпионкой она не согласилась. Даже напротив, когда Людовик XIII однажды упомянул в разговоре с Луизой о своем недовольстве кардиналом, та стала настраивать его оказать сопротивление «тирании» первого министра. Людовик очень опечалился. Он нуждался в сочувствии и утешении, а вовсе не в том, чтобы его призывали к бунту.

В 1637 году Луиза де Лафайет ушла в монастырь. Людовик сожалел об этом, хотя, конечно, не мог не одобрять отказа своей дорогой подруги от мирской тщеты. Он поддерживал с ней переписку и неоднократно навещал. Но постепенно его любовь остыла. Об этом очень печалилась Анна Австрийская. Она дружила с Луизой Лафайет так же, как некогда с Мари Отфор, — та всеми силами пыталась помирить короля с супругой, и Анна была ей за это благодарна. Примирения случались, — возможно, во время одного из них и был зачат Людовик XIV, только, к сожалению, они никогда не были долгими…

Между тем Ришелье не оставлял попыток ввести в королевское окружение своего человека. Его следующим протеже стал маркиз де Сен-Мар, юноша ангельской красоты и феноменальной глупости, который стал последней и самой мучительной любовью Людовика XIII. Король был совершенно очарован им, и Анри, видя это, считал, что ему позволено все, был слишком требовательным и неучтивым.

«Я не могу больше выдерживать его высокомерие, — жаловался в письмах Людовик кардиналу, — он считает всех недостойными себя и только корчит из себя вельможу».

Король страдал и при этом с каким-то мазохистским упорством продолжал любить своего «ангела».