Адриен Бургонь - Мемуары наполеоновского гренадера

В тот самый момент, когда я открывал выходную дверь, появилась толстушка Кристина, – та самая, что так усердно мыла меня в ванне. Она пожелала мне счастливого Нового Года, а раз она оказалась первым человеком, которого я встретил, я поцеловал её и дал ей пять франков. Она ушла, заверив меня, что она не скажет мадам, что я её поцеловал.

Я направился в сторону площади. По дороге я заметил двоих солдат, идущих медленно и мучительно, сгибавшихся под тяжестью своего снаряжения и, буквально, валящихся с ног от усталости.

Они приблизились и, к своему великому удивлению, я узнал в них солдат из моей роты, которых не видел с самой Березины. Их вид был настолько ужасен, что я повёл их в гостиницу, чтобы угостить и согреть горячим кофе.

Они рассказывали, что утром 29-го ноября, незадолго до перехода через Березину, их отрядили похоронить несколько погибших накануне солдат нашего полка. А потом они продолжили свой путь, полагая, что идут за своим полком, но, к несчастью, они пошли за группой поляков, которые решили вернуться в Польшу. Тут они сообразили, что заблудились окончательно.

– Мы думали, нам конец, – говорили они, – целый месяц мы блуждали по чужой, пустынной стране, по колено в глубоком снегу. Мы абсолютно не понимали где мы, и куда надо идти. Деньги оказались бесполезны – мы могли покупать только молоко или сало, отдавая взамен нашу одежду и пуговицы с орлом. Кроме того, у нас было несколько шейных шёлковых платков. Мы были не одиноки – тем же путём шло много солдат из других полков, точно так же как и мы не имеющих представления о том, куда идти. Для поляков нас просто не существовало. Только благодаря счастливой случайности, сержант, мы оказались здесь и невероятно счастливы оттого, что встретили вас.

Я тоже был очень рад видеть их снова – в одной роте мы прослужили четыре года. И тут один из них воскликнул:

– Сержант, а ведь у меня для вас кое-что есть! Помните, когда мы уходили из Москвы, вы доверили мне пакет? Самое время отдать его вам – он никогда не покидал моего ранца.

В пакете лежала шинель из прекрасного тёмно-серого сукна. Её пошили двое русских портных, которым я спас жизнь в Москве, и чернильница – я взял её во дворце Ростопчина, думая, что она серебряная, однако, как потом выяснилось, что нет.

Хорошо начался для меня этот год. Я надеялся, что он окажется таким же удачным и для этого солдата. Я дал ему двадцать франков и тут же надел свою новую шинель.

На том приятные сюрпризы не закончились. Я сунул руку в карман и вытащил из него шёлковый индийский платок, а в одном из его уголков, туго завязанном в узелок, я нашёл небольшую картонную коробочку, в которой лежало пять колечек, украшенных красивыми камнями. Я думал, что давно уже потерял эту коробочку, и вот теперь имел готовый подарок для мадам Жантиль. Более подходящего подарка и быть не могло.

Я велел моим солдатам дождаться переклички, вернуться в свою роту и получить ордер на ночлег, а сам вернулся к себе.

По дороге я купил большой сахарный торт и подарил его хозяйке вместе с кольцом, прося принять его в качестве сувенира из Москвы. Она поинтересовалась, как я приобрёл его. Я отвечал, что заплатил за него большие деньги, и что даже за миллион я не сделал бы такого подарка для другой женщины.

В одиннадцать часов я вернулся на площадь. Собралось немало народа – за последние три дня количество прибывших солдат увеличилось втрое. Можно сказать, что все, кого считали мёртвыми, воскресли, чтобы поздравить друг друга с Новым Годом. Но это было грустное зрелище – у многих отсутствовали пальцы рук, или ног, или нос. Были и такие, которых постигли все три этих несчастья.

Слух о приближении русских подтвердился. Был отдан приказ быть постоянно в полной боевой готовности, держать ружья заряженными, в случае тревоги, в любое время суток, быть готовым явиться на сбор с оружием и в полном снаряжении.

Я почувствовал руку на своём плече и услышал громкий смех – это оказался Пикар, бодрый, румяный и весёлый. Он обнял меня и поздравил с Новым Годом. С другой стороны подошёл Гранжье, сделал то же самое и сунул мне в руку тридцать франков. Мои друзья только что продали наши сани и лошадь за сто пятьдесят франков – это была моя доля. Заметив мою новую шинель, они засыпали меня вопросами, а потом мы отправились ко мне ужинать. Там уже сидели ещё две приглашённые хозяйкой дамы, так что каждому из нас досталось, так сказать, по даме. А потом мы уселись за стол.

Уже было довольно поздно, когда мы начали прощаться. Наш обед закончился так же весело, как и начался.

Одна из дам стоя на крыльце, сказала мадам Жантиль: «Вот черти, эти французы!» А потом добавила: «Всегда веселы и забавны».

На следующий день опять была назначена перекличка. За мной зашёл Пикар, мы пошли вдвоём, а по дороге он рассказал мне, что вернувшись в свою квартиру, он увидел в полном сборе семью своей хозяйки – все они кричали и проклинали покойного дядю. Хозяйка рассказала ему, что из Риги приехала какая-то женщина с мальчиком, лет девяти или десяти. Эта женщина сообщила, что этот мальчик – её сын от покойного г-на Кеннманна, и именно его он назначил своим наследником. Все помещения необходимо было опечатать. Пикар спросил, собираются ли они опечатать также и винный погреб. Ему разрешили взять несколько бутылок, но только очень осторожно. Он ответил, что возьмёт как можно больше – и вынес из погреба более сорока бутылок и спрятал их в куче соломы в своей комнате. После переклички он собирался разгрузить свой ранец, чтобы наполнить его бутылками. И, в самом деле, через час он вернулся. Пикар сказал, что вино необходимо выпить его как можно скорее, так как все происходящее в городе свидетельствовало о том, что скоро придут русские.

Таким образом, в течение того короткого времени, что мы оставались в этом городе, Пикар каждый день приносил мне вино. Погреб должен быть пуст – так утверждал Пикар. Но в один прекрасный день – 11-го января – он явился рано утром в полном снаряжении и сообщил, что, по его мнению, возвращаться назад и ночевать уже не придётся Он был полностью экипирован и посоветовал мне сделать то же самое, а заодно попрощаться с мадам Жантиль.

Пришёл и Гранжье, тоже абсолютно в полном снаряжении. Он прибыл как раз вовремя, чтобы позавтракать со мной и выпить вина.

На часах было около восьми утра, мы сели за стол. В половине двенадцатого, Пикар осушил свой стакан, вдруг прислушался и сказал: