Сергей Мокрицкий - Путь христианина

Но это было только начало моей жизни в том лагере.

Вскоре меня расконвоировали[3] и предложили жить за зоной в вольнонаемной бане. Бывшего работника уволили за воровство и теперь там требовался надежный заведующий и кассир.

Незадолго до того, как с меня сняли конвой, я познакомился с заключенным, который работал прорабом. Он знал, что я верующий – Свидетель Иеговы. Наше знакомство дало ему возможность разглядеть во мне честного и хозяйственного человека. Он сообщил обо мне лагерному начальству как о соответствующей кандидатуре на место завхоза. Я, не посоветовавшись с братьями, принял это предложение. Это включало ответственность за чистоту в жилых помещениях и на территории лагеря, а также руководство обслуживающим персоналом – более пятидесяти человек. Я не подумал о том, что этот персонал – заключенные, люди самого разного сорта. Не учел, что в этой бригаде есть десять воров в законе, которые вовсе не работают, но хотят жить лучше. Мне постоянно приходилось приспосабливаться. Кому-то приказывать, кого-то просить или действовать иными методами, чтобы добиться результата. Приходилось идти на контакт даже с ворами, просить их о помощи. А договориться с ними было проще, чем с начальством. Быть в лагере среди того контингента хоть каким-то начальником и оставаться при этом христианином стоило невыносимых усилий. Там другие манеры, другой язык, другой мир.

Работа и отношения потихоньку наладились. Приезжали две комиссии, которые признали лагерь лучшим по чистоте. Начальство оставалось мною довольно, вынесли благодарность с занесением в личное дело. Прораб тоже был доволен, ведь он меня рекомендовал. Я же старался избавиться от этой не совсем подходящей христианину обязанности, обращался к начальству, но они и слушать не хотели. Тогда я начал сознательно игнорировать некоторые их указания. Одно из них – лагерь в выходной день должен был выйти на субботник косить траву для конюшни. Должна была выйти и моя бригада. Я собрал мужчин лет пятидесяти, человек двадцать, и пошел косить траву вместе с ними. Это было нарушением, поскольку я должен был постоянно находиться в лагере и смотреть за ним хозяйским глазом. А я оставил его на целый день. Вечером, когда возвращались в лагерь, нашу бригаду встречали у ворот с музыкой: мы накосили больше, чем все остальные. Заместитель начальника лагеря Яковлев вызвал меня вечером к себе и говорит: «За косьбу благодарю, а за то, что оставил лагерь без хозяйственника, – пять суток изолятора». – «Разрешите идти, гражданин начальник?» – «Иди». Я пошел в изолятор. Там дежурил работник из моей бригады. Спросил его, есть ли свободные места в изоляторе, он сказал, что есть. «Тогда дай мне матрас, одеяло и подушку, я пойду отдыхать». Он спросил: «А постановление есть? Без постановления я не могу принять». – «Постановление будет, Яковлев распорядился дать мне пять суток изолятора, значит, будет постановление». – «А за что?» – «Давай постель, я пойду отдыхать. Я сегодня потрудился на косьбе». – «Да, я слышал, как вас встречали с музыкой. Иди, отдыхай». Так я и сделал.

Тот же начальник, Яковлев, на следующий день захотел поговорить со мной по поводу одного помещения. Послал посыльного, тот искал меня по всему лагерю и не нашел. Вернулся к начальнику и доложил, что поиски не увенчались успехом, нигде нет. Начальник по телефону звонит в изолятор и спрашивает, нет ли у них Мокрицкого. Там отвечают: «Он сказал, что Вы дали ему пять суток и что будет постановление». – «Я накажу тебя за то, что ты принял его без постановления, мало ли что он тебе сказал? Теперь слушай, что я тебе скажу. Чтобы Мокрицкий был у меня через десять минут, под твоим личным конвоем». Тот привел меня, и Яковлев начал кричать: «Ты что же хозяйничаешь? Что ты себе позволяешь?» – «Гражданин начальник, вы сказали про пять суток изолятора. Я спросил, идти ли. Вы сказали: иди. Я понял, что идти в изолятор. Кроме того, в лагере говорят, что «Яковлев зря трепаться не любит: сказано – сделано». – «Так говорят?» – «Да, так говорят», – ответил я. – «Правильно говорят. Но на сей раз я тебя прощаю. Нарушишь еще раз – десять получишь». Но как же уйти с этой должности? Я все больше убеждался, что эта работа не для меня.

Вольнонаемная женщина работала на коммутаторе сменщицей. Она попросила меня зайти к ней на квартиру и замерить проемы зимних оконных рам, которые собиралась заказать в столярке. Когда рамы были готовы, она попросила меня подогнать их на место. Я сделал эту работу. Она предложила сесть за стол и пообедать. У меня не было такого желания, но она настаивала, и я согласился. Вместе с ней в квартире жила ее мать, они не ладили и были в натянутых отношениях. А рядом с их квартирой жил начальник режима лагеря, капитан Кропоткин. Мать жаловалась ему на дочь и заодно сказала, что дочь держит ее впроголодь, а кормит заключенных – указала на меня. Эти слова мне аукнулись в самое ближайшее время. Кропоткин закрыл мне пропуск на основании того, что я, заключенный, сожительствую с вольной женщиной, о чем свидетельствует ее мать. Я сдал пропуск и потерял возможность выходить за зону. Мой непосредственный начальник посылает меня за зону, а я ему заявляю, что у меня нет права выхода, поскольку начальник режима капитан Кропоткин закрыл пропуск. Тот спросил за что. Я ему говорю: «Лучше будет, если он вам сам скажет». Вскоре вызывает меня заместитель начальника лагеря Яковлев, у него в кабинете сидит мой непосредственный начальник КБЧ (коммунально-бытовой части) и сам Кропоткин. Он им уже рассказал свою версию. Яковлев говорит мне: «Начальник режима уже все нам рассказал». – «Вы ему поверили?» – «Что за вопрос, Мокрицкий. Он офицер, начальник режима, мы обязаны ему верить». – «Значит, Вы мне можете не поверить только потому, что я заключенный?» – «Мокрицкий, отвечай на вопросы. А верить или не верить – будет видно. Ты ее знаешь? Как знаешь и как познакомился?» – «Она работает оператором на коммутаторе. Я заходил туда по работе. Вы знаете, что все в поселке меня знают и обращаются за помощью в быту. Кто-то ей посоветовал обратиться ко мне по поводу двойных окон, и я согласился помочь, видя состояние ее заработка. Женщина без хозяина и с престарелой матерью на иждивении. Я сходил, замерил проемы окон, занес в столярку и заказал ей рамы. Рамы сделали, она оплатила. Опять проблема – подгонка рам на место. Она уж очень просила меня подогнать рамы, и я согласился помочь бесплатно, учитывая ее положение. Мне не так трудно было сделать это. Она решила меня покормить. Я отказывался, но она уж очень упрашивала, и я согласился, чтоб не обидеть ее отказом. Вот и все». Начальник сказал, что они также допросили и ее. Женщина твердо заявила, что все подозрения надуманны: «Я ему чуть ли не в матери гожусь!». – «Видишь, капитан, он правду говорит? Молчишь? Значит, правду!» – Яковлев нецензурно обругал Кропоткина при мне и спросил, где мой пропуск. «На вахте». – «Пиши вахтеру, чтобы вернул Мокрицкому пропуск». Я поблагодарил, пошел на вахту. И на сей раз меня оставили на этой невыносимой для меня должности завхоза.

В нашем лагере была одна женщина – начальник медсанчасти. Хороший врач и порядочный человек. С заключенными она обходилась как с людьми, и все ее уважали. Она вступалась за заключенных, не давала их в обиду. Как-то раз она обратилась ко мне: «Слушай, завхоз, я знаю твой авторитет в зоне и за зоной. Тебя знают. Ты имеешь знакомство в столярке. Мне нужен бельевой шкаф. Я могла бы заказать сама, но знаешь, сколько с этим волокиты. Ты поговори со столярами, я могла б через тебя их отблагодарить. Я знаю, что они не откажутся». – «Да, гражданин начальник, я помогу. Только давайте так: услуга за услугу?» – «Хорошо, если я смогу оказать тебе такую услугу». – «Эта услуга, гражданин начальник, по Вашей части. Вы, как начальник медсанчасти, знаете, что за время моей работы завхозом в лагере по вопросу чистоты произошли улучшения. Честно говоря, это мне далось с огромным трудом, это влияет на состояние моего здоровья, я постоянно на грани нервного срыва. Дело в том, что у меня есть серьезный «недостаток», который неисправим. Я не научился ругаться, материться. А в лагере другого языка не понимают. Чтобы добиться результата в работе, мне приходится унижаться, просить или угрожать, а это не в моей натуре. Я уже старался разными путями освободиться от этой работы, но начальство и слушать не хочет. Я прошу вас мне помочь. Учить вас не стану, вы лучше знаете, как что сделать, чтобы меня освободили от этой должности». – «Где ты хочешь работать?» – «Все равно, что предложат, хоть и физически, я не против. А со шкафом я помогу. Даже если вам будет трудно мне помочь». Начальник медсанчасти представила документ, который освобождал меня от работы завхозом по причине ухудшения состояния здоровья. Начальник лагеря мне сказал: «Что, Мокрицкий, добился своего? Я тебя понял. Но начальник медсанчасти – это такой начальник, которому должен подчиняться, в некоторых случаях, и начальник лагеря. Я посоветуюсь с начальником по коммунальной части о том, какую работу тебе поручить».