Константин Борин - О чём шепчут колосья

Но если Маркина, пусть даже скрепя сердце, простилась со своей межой, то в Беззубовой ещё долго сидел дух мелкой собственницы. И, хотя межи давно были перепаханы, она тайно от всех приносила в поле деревянные колышки и ставила их на том месте, где лежала бывшая её полоска.

За колхозным полем маячил земельный участок дяди Фёдора. Не захотел он, как другие, расстаться с единоличной жизнью. Долго держался особняком. Однако не проходило и дня, чтобы он не появлялся на колхозном поле, не посмотрел бы со стороны, как хозяйничают коллективисты. Видно, червь сомнения не давал ему покоя.

Всходы на колхозном поле поднялись дружные, ровные. Посевы чистые, без сорняков. И неудивительно, землю обработали хорошо, засеяли сортовыми семенами. Урожай вырастили завидный. Первой в районе наша артель выполнила хлебопоставки, засыпала семена, создала страховые фонды и выдала на трудодни хлеб, картофель, овощи.

Радовались люди добру, полученному в колхозе, радовались и сетовали: куда ссыпать хлеб и овощи? Думать не думали собрать такой богатый урожай,

— Что делать? — жаловалась Маркина» — Ларь невелик, в него не больше пяти мешков войдёт. И амбар мал. Ну, для хлеба ещё как-нибудь найду место. Зерно можно в избе по углам рассовать, а вот где картошку хранить — ума не приложу. Что с приусадебного участка сняла — под пол сложила, но куда девать картофель и овощи с колхозного поля?

Новые заботы одолевали теперь бывшую беднячку Маркину: её не мучил, как прежде, вопрос, хватит ли зерна до Нового года, а где сохранить полученное на трудодни.

К концу года на общественном дворе появилась живность, стал колхоз приобретать и машины. Обзавелись конной косилкой (прежде таких косилок даже у местных богатеев не было), купили две сеялки и со дня на день ждали, когда «Фёдор Палыч» прибудет.

Не только на правлении в каждой семье об этом шёл разговор. Лида мне даже загадки загадывала:

— Какой конь землю пашет, а овса и сена не просит?

— Детская загадка, — говорю. — Известное дело — трактор. Его не надо ни овсом кормить, ни кнутом погонять.

Из города приезжали рабочие-агитаторы, рассказывали: сталинградские тракторостроители обещают ежегодно выпускать тысячу машин.

Слушал я их и радовался, будто трактор уже пришёл на наше поле, будто молодёжь и старики ощупывают его железные бока, хвалят сталинградцев.

— А комбайн, Костя, у нас будет? — допытывается Лида.

— Будет, — уверенно отвечаю ей и раскрываю свежий номер «Нижегородской коммуны».

В краевой газете на первой странице — фотоснимок. По степи, врезаясь в густые хлеба, движется машина. А кругом — безлюдье: ни косарей, ни согнутых жниц. Всё делает машина! Красота!

Откровенно говоря, я гадать не гадал и мечтать не мечтал, что через несколько лет буду сам водить такую умную машину. И не только водить — подчиню её своей воле и вместе с другими стану улучшать её.

Однако жизнь распорядилась по-своему.

После того как колхоз отсеялся, меня вызвали в местечко Гороховец на лагерный сбор. Среди терармейцев[6]. служивших со мной в одной воинской части, были люди разных возрастов и профессий: крестьяне, шахтёры, нефтяники, геологи. К каждый из нас имел своё понятие о земле, и каждый оценивал её по-своему. Для одних она была породой, содержащей чёрное золото, для других — недрами, из которых добывают руду, а для таких, как я, хлеборобов, земля была кормилицей. Но в одном мы были едины: все знали, что каждую пядь родной земли надо крепка защищать от вражеского нашествия. Для этого нас и призывали на лагерные сборы. Здесь мы изучали военное дело, овладевали политзнаниями.

Раз в неделю в лагере устраивались вечера вопросов и ответов. Вёл их старший политрук Алексеев. Однажды в конце вечера у нас завязалась несколько необычная беседа.

— Товарищ Сапожников, — обратился Алексеев к старшине, — сколько вам было дет в октябре двадцатого года?

— Пятнадцать исполнилось, товарищ старший политрук.

— А сколько вам, товарищ Борин?

— Я на четыре года моложе Сапожникова.

— Сапожников подходит, — утвердительно сказал Алексеев и, сделав небольшую паузу, добавил: — Да и Борин, пожалуй, подойдёт, хотя годами малость не вышел.

Вначале я не понял, какая связь между двадцатым годом и нашим возрастом. Но, когда старший политрук раскрыл маленькую книжечку в зелёном переплёте, на котором крупными буквами стояло: «Задана союзов молодёжи», всё прояснилось.

Как раз в октябре 1920 года, выступая на III съезде комсомола, Владимир Ильич Ленин предсказывал поколению, которому тогда было пятнадцать лет, что оно увидит коммунистическое общество и само будет строить его.

— Ильич учил, — говорил Алексеев, — чтобы «каждый день в любой деревне, в любом городе молодёжь решала практически ту или иную задачу общего труда, пускай самую маленькую, пускай самую простую». Выходит, каждый из нас, — заключил Алексеев, — Ушаков на стройке, Туманов и Борин на поле — решает свою, пускай самую маленькую, пускай самую простую задачу, которая, по определению Владимира Ильича, является частью общего великого дела.

Этот разговор взволновал меня. Я поднялся с места и, взяв слово, сказал, что, например, мы, жестелевцы, могли бы решать задачи и покрупнее, если бы в нашем колхозе были стальные кони. Почему нам их не присылают? В нашем Нижегородском крае, как и в Азово — Черноморье, сельскохозяйственные артели существуют не первый год. Но на Кубани в каждом колхозе по три-четыре трактора гудят, а в Жестелеве по-прежнему на сивках пашут. До каких же пор мы будем у Наркомзема в пасынках ходить?

Выслушав меня, Алексеев спросил;

— Не скажете ли вы, товарищ Борин, кто в нашей стране Россию хлебом кормит?

Я не ответил, не зная тогда, какие районы больше всего хлеба дают.

— Известное дело, — объяснил старший политрук, — Украина, Кубань, Поволжье, частично Сибирь. Земельные массивы в этих местах огромные, есть где машинам развернуться. Это не малоземельная, густонаселённая нижегородская деревня, где много свободных рабочих рук. Кубани, разумеется, нужно больше машин. Туда их в первую очередь и направляют.

Я согласен был, что машины нужнее Кубани. Но и нам нужны были «Фёдоры Палычи». Скажу откровенно, руки чесались: хотелось поскорее оседлать стального коня.

Вскоре такая возможность мне представилась. В газете «Правда» была напечатана статья о положении в отдельных колхозах Кубани. В ней изобличались вражеские действия кулаков и белогвардейцев, пробравшихся в некоторые колхозы и разваливавших их изнутри. Так, например, было в станице Шкуринской.