Андрей Богданов - Княгиня Ольга. Святая воительница

"В это время, — обличал варваров автор "Жития Игнатия", — запятнанный убийством более чем кто-либо из скифов народ, называемый рос, по Эвксинскому понту придя… (в Мраморное море. — А.Б.) и разорив все селения, все монастыри, теперь уж совершал набеги на находящиеся вблизи Константинополя острова, грабя все сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал. Кроме того, в варварском порыве учинив набеги на патриаршие монастыри, они в гневе захватывали все, что ни находили, и, схватив там двадцать два благороднейших жителя, на одной корме корабля всех перерубили секирами"[13].

В "Житии Георгия Амастридского" победоносное нашествие варваров, разоривших южное побережье Чёрного моря, начав с Пропонтиды (Мраморного моря у Константинополя), описано особенно красочно. "Было нашествие варваров, росов, — сетовал греческий автор, — народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чём другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный и на деле, и по имени народ, — начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнул наконец и до отечества святого (Георгия, епископа Амастридского. — А.Б.), посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но против всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их [языческие] алтари, беззаконные возлияния и жертвы… Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять"[14].

Учёные спорят, к какому именно нашествию варваров-русов относится это красочное описание. В любом случае для их набега характерны свирепость, победоносность и безнаказанность. Только небесное заступничество могло спасти и Царьград, и гроб святого епископа Георгия от разорения язычниками. Автор "Жития" вставил в текст красочную сцену, как у русов, пытавшихся вскрыть могилу святого, отнялись руки. Только почтив христианского Бога, варвары исцелились. А их предводитель, поражённый чудом, не только увёл своих воинов, но и отпустил пленных!

Древние авторы прекрасно сознавали, что историческая реальность — это одно, а красивая легенда — совсем другое. Уже в X в. византийские хронисты были убеждены, что в 860 г. император Михаил успел вернуться в столицу, помолился с патриархом Фотием и опустил край ризы Богоматери в море, а поднявшаяся буря разметала корабли русов, заставив остатки их бежать. Так рассказывал, продолжая Хронику Георгия Амартола, Иоанн Скилица. Именно его текст, ошибочно датирующий поход русов на Царьград 866 г., был известен Никону Великому.

Дату набега, приведённую в рукописи Хроники Амартола, ранний русский летописец не привёл. Она была ему просто не нужна. Не назвал он и предводителей победоносного черноморского похода. Печерский монах просто описал набег как событие, происходившее во времена братьев Кия, Щека и Хорива, в царствование Михаила. А затем продолжил: "По прошествии времени братья эти скончались". В это время, продолжил он свой рассказ, жившие вокруг Киева поляне были "обижаемы древлянами" (соседним славянским племенем, о котором летописец не считает нужным ничего пояснять) "и иными соседями". Среди этих соседей особенно отличились хазары.

Найдя полян, "на горах этих сидевших в лесах", кочевники, основавшие в Северном Причерноморье и Прикаспии огромный Хазарский каганат (650–969), сказали им: "Платите нам дань". Так Никон Великий подошёл к замечательной притче, которую хотел поведать в назидание слушателям. Поляне якобы вместо обычной дани мехами "дали от дыма меч": Хазарские послы показали меч своему князю и старейшинам. "И сказали старцы хазарские: "Не добра дань, князь; мы доискались этого оружием, (заточенным) с одной стороны, то есть саблями, а этих же оружие обоюдоостро, то есть мечи; эти будут и с нас дань брать, и с иных стран". Так и случилось, заключил Никон: "владеют ведь хазарами князья русские и до сего дня".

В конце XI в., при жизни Никона, остатки хазарских племён, жившие в Крыму, действительно платили дань русским князьям. А в IX в. и первой половине XI в. мало кто из соседей мог отказаться платить дань могучему каганату. Даже митрополит Илларион в середине XI в., желая возвеличить русского князя, именовал его каганом, вспоминая былое могущество хазар, которые в прошлом столетии брали дань с многих племён восточных славян. Этим историческая достоверность притчи исчерпывается.

Мечей на Руси в IX в. не производили — они и в следующем столетии были исключительным для местных кузнецов изделием. Почти все мечи, найденные на Руси, были произведены на Нижнем Рейне — оружейной кузнице для северной части Европы. Гораздо больше мечей было найдено в Скандинавии, что дало повод полагать, будто мечи попадали на Русь оттуда вместе с завоевателями-викингами. Однако в настоящее время выяснилось, что скандинавы не произвели в своих кузницах ни одного из найденных у них или на Руси мечей. Их изобилие в находках объясняется одним: в Скандинавии господствовал погребальный обряд трупоположения, благодаря которому оружие (а также украшения и утварь) покойного лучше сохранялись. А на Руси славяне предпочитали трупосожжение, обычно превращавшее погребальные предметы в маловразумительные обломки.

Высокотехнологичные германские мечи, которыми пользовалась военная знать от Ирландии до Руси, были великолепным по тем временам оружием. Таким дорогим, что дать его в дань "с дыма" — т. е. с очага одной семьи — было совершенно невозможно. Даже если Никон бы имел в виду один меч, переданный кагану и его советникам от всего племени полян, то описанная в летописи реакция хазар на эту дань всё равно неисторична.

Степная сабля была более прогрессивным оружием, чем меч, который она, в конце концов, вытеснила. Длинные узкие сабли, производившиеся в Хазарском каганате, отличались отличной обработкой и закалкой стали. Сабли были внушительным свидетельством высокой технологии металлообработки, позволявшей сочетать твёрдость и гибкость длинного клинка. Они давали хазарским всадникам безусловное преимущество в бою с любым противником. Недаром в X в. на Руси сабли, в т. ч. русского производства, оказывались в самых богатых захоронениях: сабля отражала более высокий статус воина, нежели чаще встречающийся меч[15].

Летописец показал свою начитанность, перелицевав древнюю притчу о "говорящей" дани в самом лестном для Древней Руси духе. И он, и его слушатели в глубине души понимали, что поляне и другие племена платили дань хазарам потому, что не могли им сопротивляться. Все знали, что по мечу с "дыма" никто бы никогда не дал, — цена меча в XI в. сильно снизилась, но всё равно была очень высока. Однако легенда о хитроумии, гордости и историческом предвидении предков очень понравилась их потомкам и осталась в летописании на века.