Виктория Дегтярева - GAYs. Они изменили мир

Какое-то время после свадьбы в доме на Тайт-стрит, заново декорированном в соответствии с утонченными вкусами его владельца, царила настоящая семейная идиллия. У пары почти подряд рождаются два сына – Сирил в 1885-м и Вивиан в 1886-м, – и Оскар, чтобы достойно обеспечивать семью, начинает работать редактором в журнале «Женский мир», поначалу относясь к своим обязанностям весьма серьезно – в журнале благодаря ему появляются интересные статьи и дискуссии, а также изящные литературные работы, включая и его собственные. В 1887-м он написал целую серию рассказов, в том числе «Кентервильское привидение», «Преступление лорда Артура Сэвила» и другие.

Но семейная жизнь, при том, что он всегда оставался любящим и заботливым отцом, очень быстро ему наскучила. Физическое влечение к Констанс не пережило ее второй беременности – тем более что именно в этот момент произошло событие, открывшее ему глаза на собственную сексуальность: он впервые вступил в физическую близость с мужчиной. Точнее, это был еще совсем юноша – семнадцатилетний Роберт Росс. При каких именно обстоятельствах они познакомились, точно неизвестно – скорее всего, на одном из многочисленных светских вечеров, на которых оба привыкли бывать. Несмотря на юный возраст, Робби к тому времени уже был тонким ценителем искусства, что не могло не расположить к нему Оскара, а также весьма привлекательным и, безусловно, искушенным в вопросах интимных отношений между мужчинами.

Именно он соблазнил Оскара – это потом подтверждали оба. Роман их, впрочем, продолжался недолго – чисто физически они были не во вкусе друг друга. Робби предпочитал в то время ровесников (а позже – юношей помладше), Оскара же в его любовных приключениях тянуло к значительно более опасному типу молодых людей, нежели милый, надежный и покладистый Робби. Зато они остались на всю жизнь лучшими друзьями, и Робби оказался человеком, на которого Оскар мог положиться в самую тяжелую минуту. Верный, преданный и заботливый, да к тому же еще интересный собеседник, диалоги с которым служили Оскару вдохновением для написания нескольких эссе и рассказов, – о таком друге может мечтать каждый.

Итак, Робби стал первым, но далеко не последним. За ним последовала целая серия привлекательных молодых людей, а параллельно с новыми любовными увлечениями Уайльд достигает все больших высот в творчестве. Из-под его пера один за другим выходят не утратившие до сегодняшнего дня своей актуальности шедевры: два сборника сказок, серия блистательных эссе, а также роман «Портрет Дориана Грея», вокруг которого разразился настоящий скандал.

Публика сметала с прилавков журнал Lippincott’s Magazine, в котором роман был впервые опубликован, а критика тем временем объявляла его аморальным и безнравственным. Ответ Уайльда не заставил себя долго ждать. «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все», – пишет он в предисловии к книжному изданию романа.

Обращается он и к жанру, в котором изначально потерпел неудачу, – к драматургии. В 1891 году написана одноактная трагедия «Саломея», которая из-за библейского сюжета была позже запрещена к постановке английскими властями, а также первая из знаменитых салонных комедий – «Веер леди Уиндермир». Оглушительный успех последней поднял автора на головокружительную высоту. На премьеру, которая состоялась в феврале 1892-го, он явился с зеленой гвоздикой в петлице – так же, как и ближайшее его окружение, включая Робби Росса. А когда по завершении последнего акта рукоплещущая публика вызвала его на сцену, он появился из-за кулис с сигаретой в руках и поздравил зрителей с тем, что они оценили пьесу почти так же высоко, как он сам. Остальные три комедии, написанные в период с 1892 по 1895-й годы: «Женщина, не стоящая внимания», «Идеальный муж» и «Как важно быть серьезным» – закрепляют баснословный успех и возводят Уайльда буквально в статус небожителя, заставляя его поверить в то, что он неуязвим для законов викторианского общества.

Именно в этот период разворачивается его роковой роман с юным лордом Альфредом Дугласом, или Бози, как его называли родственники и друзья, – обладателем редкой красоты и бурного темперамента с резкими перепадами настроения и склонностью к закатыванию истерик. Скорее всего именно склочный характер, испорченность, капризность и инфантильность Бози и удерживали Оскара от окончательного разрыва, сколько раз он ни пытался покончить с этими выматывающими его отношениями, – более спокойный и уравновешенный молодой человек быстро бы ему наскучил, как наскучили все предыдущие его увлечения. И к тому же на этот раз Уайльд по-настоящему, без памяти влюбился. За неполные четыре года их связи Оскар потратил на Бози целое состояние, которое появилось у него благодаря успеху пьес, ужиная с ним в самых дорогих ресторанах, заваливая подарками и оплачивая любую прихоть требовательного любовника.

С подачи Дугласа Уайльд вступил на путь случайных сексуальных связей с продающими свои услуги молодыми людьми. Почти все они были выходцами из рабочего класса – необразованными, зачастую неграмотными, грубыми и непредсказуемыми, зато молодыми и красивыми. «Это было все равно что пировать с пантерами: опасность удваивала наслаждение», – писал он впоследствии Дугласу. Слухи и сплетни о его экстравагантном поведении, о его романе с Бози и случайных связях упорно ходили в то время по Лондону, но Уайльд считал, что ему это ничем не грозит – ведь он был прославленным гением и одним из самых популярных людей Англии. К сожалению, он весьма жестоко заблуждался.

Отец Бози, маркиз Квинсберри, прослышав о скандальной связи своего сына с модным драматургом, начал яростно преследовать Уайльда, то являясь к нему с угрозами домой, то пытаясь попасть в театр на премьеру пьесы «Как важно быть серьезным», чтобы закидать автора гнилыми овощами. Параллельно он отчаянно скандалил с Бози: отец и сын постоянно вступали в перепалки и обменивались оскорблениями; их взаимная ненависть достигла необычайного накала. В конце концов, после записки, оставленной Квинсберри в клубе Оскара, в которой было написано (с ошибкой): «Оскару Уайльду, позеру и сомдомиту», Уайльд, почувствовав, что его терпение иссякло, решил подать на Квинсберри в суд, обвинив его в клевете. Бози всячески поддержал это решение, пообещав компенсировать все судебные издержки (чего в итоге так и не сделал), и, несмотря на то, что все остальные, более рассудительные, друзья всячески отговаривали Оскара от этого рокового шага, он его осуществил.

На суде, который ши роко освещался в прессе, Уайльд очень быстро из обвинителя превратился в обвиняемого. Остроумие, с которым он защищался, не помогло ему – суд признал Квинсберри невиновным, установив, что, назвав Уайльда содомитом, тот не погрешил против истины. Как только суд закончился, был выписан ордер на его арест – по обвинениям в содомии и крайней непристойности. У Уайльда была возможность бежать в Париж, но он, несмотря на настойчивые уговоры друзей и жены, ею не воспользовался, как не воспользовался и позже, когда между первым и вторым судебными процессами его отпустили на несколько дней под залог, – не позволила гордость. Перед арестом Уайльда Робби Росс по его просьбе успел спасти из дома на Тайт-стрит некоторые его личные вещи, письма и книги: очень скоро все содержимое дома пошло с молотка, когда Уайльда из-за судебных издержек, которые он был вынужден оплачивать, объявили банкротом.

В ходе судебных заседаний Уайльд произнес, наверное, последнюю свою яркую публичную речь – в защиту «любви, которая не смеет назвать себя по имени», как выразился в одном из стихотворений Альфред Дуглас. Но, несмотря на все его красноречие и аплодисменты, раздавшиеся после речи, приговор суда был неумолим – два года тюремного заключения с каторжными работами.

Тюремное заключение, с сопровождавшими его грязью, жестокостью и унижениями, оказалось для утонченного эстета и поклонника красоты, превратившегося в узника С 3.3., ужасным испытанием и временем горького переосмысления жизни. Ближе к концу срока, когда в тюрьме сменился начальник и условия содержания Уайльда стали более терпимыми, ему выдали достаточное количество бумаги и разрешили писать, чем он и воспользовался, написав длинное и пронзительное послание Альфреду Дугласу – «Epistola: In Carcere et Vinculis» (лат. «Послание: в тюрьме и оковах»), позже, по предложению Робби, переименованное в «De Profundis» (лат. «Из глубины», по началу 129-го Псалма). В нем он корит Бози за его тщеславие, себялюбие и эгоизм, подробно вспоминая все перипетии их связи, но прежде всего винит самого себя в случившейся с ним трагедии и приходит к новым философским выводам. «Страдание и все, чему оно может научить, – вот мой новый мир. Я жил раньше только для наслаждений. Я избегал скорби и страданий, каковы бы они ни были. <…> Но в последние несколько месяцев, после страшной борьбы и усилий, я научился внимать урокам, которые сокрыты в самой сердцевине боли. <…> Теперь я вижу, что Страдание – наивысшее из чувств, доступных человеку, – является одновременно предметом и признаком поистине великого Искусства».