Роланд Пенроуз - Пикассо

Воздействие организованных в Париже выставок было огромным. Тысячи парижан и гостей столицы часами стояли в очереди, чтобы попасть на них. Критики не скупились на похвалы в бесчисленных статьях, сопровождавшихся иллюстрациями. Отныне в глазах широкой публики Пикассо превратился в одного из величайших живописцев, который, в отличие от многих других, получил признание при жизни.

6 января 1957 года литературные фантазии вдруг снова овладели Пикассо. Цветными мелками он начинает заполнять одну страницу за другой, внося в них различного рода исправления и аккуратно указывая на каждой из них дату создания. Так происходило всегда, когда его охватывал «литературный зуд». Наконец 20 августа 1957 года он завершил работу. Подобно всем остальным его литературным трудам, это произведение нельзя отнести ни к какому жанру.

В предисловии к этой работе Рафаэль Альберти так представил ее автора: «Перед нами создатель замысловатой поэмы, исключительно запуганного поэтического произведения. Пикассо бросает на поверхность первой страницы зерно, которое даст жизнь целому семейству подобных».

В течение нескольких лет рукопись этого странного произведения оставалась забытой, пока наконец зимой 1966/67 года по предложению братьев Кромелинк Пикассо не сделал на медных пластинках двенадцать гравюр, служивших иллюстрациями к тексту. В сотрудничестве со своим другом из Барселоны издателем Густаво Джили он выпускает книгу, в которую вошли не только текст этого произведения в прекрасной обложке, но и факсимиле рукописи, а также иллюстрации и другие изданные ранее гравюры, созданные еще в 1939 году.

Огромным стимулом для работы над этими гравюрами послужило возобновление дружеских отношений Пикассо с испанским поэтом Рафаэлем Альберти. Уроженец Кадиса, Альберти до войны возглавлял группу художников и поэтов, одни из которых погибли в гражданской войне, другие были разбросаны ею по всему свету. Среди его ближайших друзей были Федерико Гарсия Лорка и Луис Бюнюэль. Первая встреча между Альберти и Пикассо состоялась еще в 30-е годы в Париже. После двадцати лет эмиграции поэта в Аргентине он вернулся в Европу и поселился в Риме, откуда было легко добраться до Мужена. Встреча этих двух андалусцев, имевших между собой так много общего, породила плодотворное и искрометное сотрудничество, толчок которому придавало страстное желание «писать сломя голову… и рисовать напропалую». И то, и другое Пикассо воплотил в «Погребении графа Оргаса». Альберти был очарован не только богатством образов в литературных работах художника, но, как это было и в данном случае, использованием оборотов речи и колорита испанского языка андалусцев. В глубоком и поэтичном предисловии к работе Пикассо Альберти утверждает, что автор создал «произведение, не имеющее себе равных, повесть или причудливое повествование, являющееся уникальным в испанской литературе». Он заключает предисловие словами, взятыми из текста: «Так завершается история и праздник Не всякий мудрец поймет, что же произошло».

Утверждают, что ни одна женщина не может жить с гением, если ее любовь не перевешивает вечно причиняемую ей боль. Нет никаких оснований сомневаться в преданности Жаклин Пикассо. Она знала, что недостаточно лишь прислуживать ему и находиться у его ног, не сводя глаз с обожаемого человека. С годами ей приходилось во все большей степени брать на себя ответственность за принимаемые им решения. Отказ неделями видеть старых друзей и одновременно теплый прием, оказываемый им после такого перерыва, объяснялся неожиданными сменами настроения художника и его взгляда на окружающее. Жаклин удавалось смягчать отношения Пикассо с друзьями. Многие годы она терпеливо следила за его питанием, поддерживала порядок в доме, проявляла о нем заботу и внимание к малейшим деталям быта, таким, как напоминание о передаче по радио соревнований по борьбе, за которыми он следил с таким вниманием, поражаясь причудливым позам борцов на ковре. Ее преданность художнику обрекала ее на затворничество. И лишь присутствие ее дочери Кэти да визиты друзей помогали ей поддерживать контакт с лежащим за стенами дома миром. Она стала не только полноправной хозяйкой Нотр-Дам-де-Ви, но и оказывала решающее влияние на жизнь самого Пикассо, оставаясь в то же время источником его вдохновения.

Посещавшие дом друзья привлекали художника по разным причинам. Среди них были его давнишние друзья и те, с кем он работал над совместными проектами: братья Кромелинк, Карл Несьяр, поэт Альберти, издатели, архитекторы, фотографы. Фотограф Люсьен Клерг, желая заручиться сотрудничеством с Пикассо в создании фильма, приехал как-то летним вечером с четырьмя цыганами-гитаристами из Камарга. Всю ночь в доме художника раздавалась музыка фламенко. Жаклин и Пикассо разносили закуски и напитки. Рано утром из гостиной можно было услышать странный звук — Пикассо лезвием перочинного ножа выцарапывал автографы на гитарах возбужденных приемом гостей.

Теперь Жаклин редко удавалось убедить мужа совершить поездку куда-либо. Отдельные посещения близлежащего ресторана или визиты к дантисту в Канны — вот, пожалуй, единственные поездки, которые он совершал в это время. Дома и внутри самого себя он имел все, что ему было нужно. Отныне мир приходил к нему в той степени, в которой он этого желал.

В последние годы жизни художника правительство Испании пришло к выводу, что оно может извлечь большую выгоду, если ему удастся убедить художника вернуться на родину. Было предпринято несколько попыток побудить его к этому, например, включением некоторых работ художника в экспозицию Испании на Всемирной выставке в США в 1964 году. Осенью 1969 года в прессе появилось сообщение о том, что испанскому правительству удалось наконец убедить художника передать «Гернику» только что созданному в Мадриде Музею современного искусства, хотя это означало согласие правительства генерала Франко принять полотно, которое столь драматично увековечивало его вину. Однако на самом деле Пикассо и не думал о такой сделке, упорно утверждая, что «Герника» отправится в Испанию лишь после восстановления в Испании республики. Объявленный весной 1970 года крупный подарок художника музею Барселоны поразил многих, хотя было очевидно, что он был сделан столице Каталонии, а не Мадриду.

Безусловно, в последние годы в работах Пикассо ощущается внутренняя свобода, филигранное мастерство, способность поражать изобретательностью, но и разочаровывать критиков, искавших в его работах политический смысл или силу «Герники».

Пикассо всегда проявлял непоколебимую веру в свое искусство и способность придавать ему такие формы, которые позволяли передавать на полотне свои мысли и чувства в самой экспрессивной форме. Поэтому вряд ли можно говорить о работах этого периода как о «второсортном» воспроизведении самого себя. В своих произведениях он продолжал удивлять новаторскими находками, как, например, в «Трех танцорах», фрагменты из которых были разбросаны в сотнях полотен и рисунков. Он просто был менее склонен воплощать все, что желал сказать, в одной работе-шедевре.

Будучи несгибаемым революционером в живописи, начавшим свой путь с разрушения существовавших в ней канонов, он стал со временем ведущим представителем этого вида искусства, которое многие считали отмирающим. Он вдохнул в него другую жизнь, расширил его рамки, придав ему новое ощущение времени. Октавио Рас писал о художнике: «Творчество Пикассо предвосхищает появление нового времени и в то же время утверждает его. Он не является представителем какого-либо одного направления в живописи XX века. Его произведения воплощают движение, которое позволяет ему находиться одновременно в прошлом и настоящем, принадлежать ко всем временам, не будучи оторванным ни от одного из них. Он создавал полотна не потому, что этого настоятельно требовало время, а прежде всего потому, что он не мог не создавать их. Он — само движение, превратившееся в живопись». Эти слова свидетельствуют об особой способности Пикассо передать движение, которое застыло в живописи и скульптуре еще с момента, когда бегущие олени были буквально заморожены создателями наскальной живописи на стенах в пещерах Ласко и дискоболы остановлены античными ваятелями в скульптурах в момент броска. Традиционные визуальные виды искусства передавали движение в безвременной, статичной форме. Но уже в период кубизма Пикассо передает движение посредством одновременного взгляда на предмет под различными углами зрения, что предполагало иллюзию движения мысли самого зрителя. Эта современная концепция получила дальнейшее развитие в «Трех танцорах». Произвольная перестановка отдельных частей человеческого тела заставляет зрителя по-новому проявить силу своего воображения.