Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Moulin Rouge»

Да на что уж рассчитывать врагам, если они с друзьями-единомышленниками общаются в не менее лихом стиле: «Какая-то Норкина тут клянется мне в любви по поводу того, что я сказал про Клинцевича, — дескать, вот выражает мне таким образом свою солидарность. Ну хорошо, мне, что ли, как-то найти эту Норкину и ответить ей тем же?» (www.echo.msk.ru/programs/sut/46791). Нет, не надо, боже упаси. Норкина-то чем вам виновата… Все это, повторяю, давно уже норма. Это такой стиль. И здесь у меня возникает естественный вопрос: а зачем этот стиль? Я ведь и сам был однажды приглашен на «Эхо» на расправу, или, цивильнее выражаясь, на правеж: написал в «Литературной газете» — она была еще приличной, неполяковской — о грубых фактических ошибках в одном эховском литературном материале. Полемизировали со мной в эфире Николай Александров и Сергей Бунтман. К обоим я отношусь вполне уважительно — кстати, Бунтман на фоне прочих ведущих «Эха» производит еще вполне приличное впечатление, не опускаясь до прямого хамства. Культурология, все такое. Но этот прокурорский прищур я запомнил хорошо, равно как и тактику «двое на одного». Со мной, по моим габаритам, лучше в самом деле общаться вдвоем. Я не Аня Арутюнян, скромная девочка с родным английским. Ни малейшего желания как-либо контактировать с «Эхом» у меня с тех пор не возникало. Я получил — и не только на своем опыте — полное представление о манерах, приемах, принципах и прочих ноу-хау героической радиостанции, а также о привычке ее ведущих авторов позиционировать себя в качестве совести журналистского сообщества. Об этом достаточно подробно написал Олег Кашин, добавить нечего. Он, правда, недооценивает таланты Евгении Альбац: у нее было много заслуг, она автор весьма серьезных публикаций как по истории спецслужб, так и по экономике. Что эти публикации предсказуемы и субъективны — вопрос другой: пристрастность не самый страшный порок для журналиста. А вот манеры, стилистика, безмерность самоуважения — это да, это еще Булат Окуджава отметил, посвятив Евгении Марковне «Песенку для Жени Альбац»: «А индульгенций не выпрашиваю, теперь иные времена». Если бы Евгения Марковна, работавшая с Окуджавой в комиссии по помилованию, была чуть более дальновидна и чуть меньше упоена собой — она поняла бы, что Окуджава отозвался о ней вовсе не комплиментарно; в цитированном стихотворении слышится прежде всего затравленный, подпольный снобизм — вот, дорвалась! И теперь уже ни у кого не выпрашиваю ни индульгенций, ни разрешений! НАШЕ время пришло; и этот подспудный, но внятно слышимый лозунг: «Гуляй, братва, теперь НАША воля!» — слышался во всех эфирах «Эха» в 90-е годы. Когда времена сменились, на смену этой барственной самоуверенности пришло хамство. Ведущие подобраны именно с таким расчетом. Нежность и восторг — для своих, и все это пылко, на грани экзальтации; чужим достается вполне дворовая, с блатным подвизгом злоба. У нашей демократии всегда был неистребимый привкус блатоты — что в экономике, что в журналистике, что в культурных пристрастиях. Надо было в самом деле постараться, чтобы собрать на одной радиостанции Пархоменко, Альбац, Ларину, известных именно нетерпимостью к чужому мнению; ведущим эфира — Венедиктову и Ганапольскому — тоже приходится стараться, чтобы так дразнить аудиторию. Так зачем они ее дразнят? Неужели только затем, чтобы заставить оппонента начать хамить в ответ? Оппонент при этом, конечно, саморазоблачается, но ведь и ведущий теряет всякий авторитет. И тут мне приходит в голову страшная мысль — страшная, потому что к такой мере чужого цинизма я все-таки не готов: что, если это сознательная тактика? И главная цель этой тактики — окончательно скомпрометировать те идеалы, за которые «Эхо» якобы стоит горой? Они ведь не так уж скомпрометированы, по нынешним-то временам. Либералы наши, что и говорить, обгадились — но обгадились все-таки не так, как сменившие их «государственники»; западники у нас, конечно, не мыслители в массе своей — но почвенники-то показывают себя полными идиотами, не умеющими даже нормальную манифестацию организовать, даже о базовых вещах договориться, даже с властью выстроить вменяемый диалог. То есть интеллектуальный ресурс и организаторские способности все равно у демократов, хотя бы в силу их большей сплоченности (в гетто сплоченность всегда высока — имею в виду, конечно, не национальный состав демократов, а их традиционную нишу в русской политической жизни). С демократией в России отнюдь не покончено. Бороться с ней в Кремле не умеют — аргументов нет, ума не хватает; так, может, решили скомпрометировать изнутри, руками самих демократов? Они ребята понятливые… Ни один борец с либерализмом, никакой враг демократии, никакой «патриотический» публицист вроде, прости господи, Ципко не нанес российским либералам такого ущерба, как имидж этих самых либералов, старательно и упорно формируемый «Эхом Москвы». И при этом, заметьте, «Эхо» в самом деле может позволить себе что угодно — его держат в качестве то ли витрины для Запада, то ли негативного образца для него же. Вот, смотрите, какова демократия в действии. У нее лица Пархоменко, Альбац и Венедиктова. Я неоднократно слышал от разных людей о том, что Алексей Венедиктов бывает в гостях у представителей власти часто и по-свойски. Не знаю, верить ли этим слухам, — проверить их не могу, поскольку сам в Кремле не бываю. Мне было бы тяжело допустить, что он выполняет некую программу по сознательной и целенаправленной дискредитации свободы слова в России. (Все-таки при самом тенденциозном подборе новостей и гостей «Эхо» остается существенным источником информации и весьма грамотно работает с корреспондентами. Категорически не понимаю, зачем превращать хорошую информационную радиостанцию в ярмарку патологического тщеславия.) Но никаких других предположений о смысле этой «смены дискурса» у меня в самом деле нет — я решительно не догадываюсь, почему «Эхо Москвы» служит образцом хамства и самоупоения в отечественном радийном эфире и формирует свои ряды явно с учетом этих требований. Можно, конечно, допустить, что это своего рода ориентация на таргет-группу — то есть что демократически ориентированная интеллигенция в России склонна к мазохизму по своей природе. Олигархи ее обобрали до нитки, а она все верит в рынок и сочувствует его рыцарям. Но далеко не все сторонники российской демократии мазохисты. Сужу по себе и друзьям, которых немало, несмотря на всю мою омерзительность. Проще всего было бы допустить, что эти гнусные измышления я пишу исключительно из зависти, а публикую в Moulin Rouge потому, что ни одно приличное (серьезное, достойное) издание не пустило на свои страницы эту заказную гадость. При этом я наверняка отрабатываю кремлевский заказ, и вообще надо бы проверить, сколько там у меня набегает черным налом в конвертиках за месяц. Еще лучше было бы сообщить моим работодателям в Америку, что я растлеваю малолетних. В общем, мне примерно понятны полемические приемы, на которые я сейчас так неосторожно напросился. Проблема в одном: в Кремле я бываю в основном с экскурсиями, когда вожу младшего сына посмотреть соборы. Американских работодателей у меня нет, как нет, увы, и черного нала в конвертиках. Педофилия меня не привлекает, хотя и пуританство не влечет: не развращают меня девушки «Эха», что поделаешь. Что касается мотивов чисто корпоративных, то есть зависти к заслуженной популярности «Эха Москвы», — увы, поступаю я сейчас совсем некорпоративно. Поскольку работаю ведущим на «Сити FM», а принадлежат наши радиостанции одному и тому же «Газпрому». Так что и радийная работа у меня имеется, и конкуренты мне не приплачивают. Поистине многим требованиям надо удовлетворять, чтобы высказать простую и скромную мысль: не бойся противного оппонента. Бойся гадкого единомышленника.

№ 1, январь 2007 года

Нет, это не прутковский призыв, хоть он и был бы уместен по контексту, — просто я буду их так обозначать, для цензурности и краткости. Всякие «леди» и «ляди» — непозволительный компромисс.

Слишком похоже на «люди», а я далеко не согласен с тем, что все люди — б…ди. Это особенный, редкий, в каком-то смысле драгоценный отряд. Нет более пошлого рода литературы, нежели письма отца к сыну о странностях любви, — не зря в этом жанре так много трудится наш самый духовный телеведущий, ну тот, что еще балуется театром, детективами и богоискательством, — но есть вещи, о которых отцы должны предупреждать сыновей, просто чтобы они не так мучительно обжигались. У меня не было отца, а русская литература чересчур целомудренна, и некому было просто сказать мне: сынок, на свете есть бди, с этим ничего не поделаешь, это просто такие женщины, психотип, не плохой и не хороший, он не бывает другим и не может им быть. Их нельзя изменить, как нельзя заставить тебя любить вареную морковь, а меня — заниматься спортом, а твою сестру — застилать постель. Есть вещи неодолимые, изначально присущие. Просто реши для себя: либо ты играешь в эти игры, либо нет. Либо подписываешься на это и получаешь все по прейскуранту, либо выбираешь тихую домашнюю жизнь и недополучаешь многого, зато и не сталкиваешься однажды с ситуацией, когда твое существование разбито вдребезги.