Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Moulin Rouge»

При этом благородство намерений Сергея Бодрова не вызывает у меня ни малейших сомнений. Он был человеком с больной совестью, осознававшим свою беспрецедентную удачливость как вину. Шутка ли — у него с лету получалось все, за что он едва брался: искусствоведение, актерство, режиссура — пожалуйста! В 27 лет — культовый герой, символ поколения, любимец страны, красавец, счастливо женат; что делать? Как жить такому человеку в чудовищно неблагополучном мире, неблагополучном прежде всего социально, невыносимом для стариков, детей, для самых уязвимых и беспомощных? Естественный выбор — попытаться стать связным между дном и элитой; Бодров ничуть не переоценивал себя, полагая, что в тогдашних условиях это было по плечу ему одному.

Никто другой — включая Путина — не был для этого общества настолько своим, ведь Бодрова с полным правом воспринимали как своего и коллеги по «Взгляду», и собратья по киноцеху, и многочисленные железные девочки, про которых он снял «Сестер», и их малолетние сестры, и даже их бандитствующие отцы.

Он не учел только, что между Богровым и Бодровым есть некая разница, что Богрова любят как раз за пустоту, делающую его универсальной, и что попытка наполнить эту пустоту добротой провальна по определению. Богров — варвар, и в этом его победа. Богров, занятый благотворительностью, — уже невыносимая ложь, оправдание этого варвара и, в конечном счете, эстетический провал. Вот почему умильная картина об уличных ангелах, талантливо задуманная и пылко ожидаемая, не могла состояться по определению; вот почему в ней столько штампов и натяжек. Но, признавая этот сценарий художественным поражением, мы не можем не признать авторский побудительный мотив благородным и прекрасным — просто Сергей Бодров, кажется, не совсем понимал, что значит быть связным.

Быть связным здесь может либо совершенно пустой, либо мертвый. Потому что все, обладающее хоть каким-то внутренним содержанием, немедленно раскалывает страну, начисто лишенную общих ценностей. Вот почему так стремительно дробятся до атомарного уровня любые наши партии и ссорятся все единомышленники. Герой должен либо молчать, как Данила, либо погибнуть, как Цой.

Александр Житинский в свое время не побоялся сказать, что его сценарий Agnus Dei, написанный для Арановича и при его непосредственном участии, был плох эстетически и фальшив этически — а потому и ставить его не следовало; потребовалось вмешательство смерти, чтобы работа над картиной, уже наполовину готовой, прервалась навеки. История о том, как партия и правительство нарочно отправляют на смерть героиню-партизанку, чтобы усилить энтузиазм масс, — была вполне в чернушно-перестроечно-альтернативно-историческом духе, но есть мифы, которые лучше не трогать. У Житинского — человека тонкого, чуткого и деликатного — все-таки хватило мужества признать, что смерть спасла Арановича от серьезного нравственного и кинематографического провала.

Я не возьму на себя смелость утверждать, что «Связной» сильно повредил бы репутации Сергея Бодрова, — в конце концов, Бодров, пусть и с поврежденной репутацией, был гораздо нужнее стране, чем очередной посмертный миф, и он мог бы сделать еще чрезвычайно много. Я думаю лишь, что Сергей Бодров взвалил на себя непосильную и, главное, ложную задачу. И погиб на пороге осознания этого факта. Результаты этого осознания могли быть чрезвычайно ценны как для искусства, так и для общества. Это был бы первый в постсоветской истории пример добровольного разрушения собственного имиджа, очередная попытка выскочить за черту; Бодров обречен был распрощаться с Богровым и заодно похерить любые «взглядовские» попытки паллиативными мерами справляться с социальной катастрофой; возможно, именно пример Бодрова — человека действительно умного — заставил бы страну всерьез задуматься, отказаться от повторения бессмысленных лозунгов и начать искать реальную почву для объединения, чтобы отпала необходимость в связных… но все это остается в сослагательном наклонении.

Неудача «Связного» — и связного как амплуа — могла в этом смысле оказаться решающей и благотворной. Но случилась трагедия в Кармадонском ущелье, шок от которой оказался так силен, что осмысление судьбы и творчества Сергея Бодрова отодвинулось на неопределенное время.

Сегодня, кажется, время для этого осмысления пришло. За четыре года, отделяющих нас от гибели Бодрова и его группы, в России так и не появилось фигуры, сопоставимой с ним по интеллектуальному потенциалу, харизме и всенародной популярности. Герои времени есть, куда без них, — и Суханов, и Хабенский, и даже, тысяча извинений, Куценко; но они не снимают и не пишут, и искусствоведческих диссертаций у них за плечами тоже нет. Фигуры, одинаково своей в гламурном и придонном пространствах, больше не будет: как всегда бывает в сообществах, переживающих серьезный кризис, социальные страты все более изолированы друг от друга. Все поделилось на фракции, как молоко в сепараторе или нефть в перегонке. Ксения Собчак, раздающая милостыню или спасающая беспризорных… нет, такое не лезет и в самый циничный ум.

Чтобы понять Бодрова, надо увидеть, наконец, оставшуюся от него незаполненную нишу. Надо понять, почему новые Луцик и Саморядов, также цементировавшие наше кинематографическое, да и внекинематографическое пространство, уже невозможны. Надо спросить себя, что за невидимая рука с таким упорством убирает отсюда всех, кто мог реально сплотить страну, потому что чувствовал себя — или по крайней мере воспринимался — своим во всех ее слоях. Вот в такую мистику я верю. Как верю в то, что нельзя быть связным там, где не осталось связи (по-латыни — religio).

Сергей Бодров навсегда останется главным героем эпохи, когда это еще казалось возможным.

Сергей Сергеевич Бодров родился в 1971 году в Москве в семье известного сценариста и режиссера. В 1989–1994 годах учился на отделении истории искусства исторического факультета МГУ им. Ломоносова. Затем два года посвятил аспирантуре и в 1998 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Архитектура в венецианской живописи Возрождения». Сергей сменил несколько профессий; был учителем в школе, журналистом. С 1997 по 1999 год был ведущим телепрограммы «Взгляд». В кино Сергей попал отчасти случайно; отец предложил сняться в эпизоде фильма «Свобода — это рай». А настоящий успех к Бодрову-младшему пришел уже в 1996 году после выхода «Кавказского пленника». Кем он был на самом деле — остается только гадать. Мальчиком из интеллигентной семьи? Связным между элитой и маргиналами? Или Данилой Богровым?..

1996 — «Кавказский пленник» (режиссер — Сергей Бодров-старший)

Премия «Ника» в номинации «Лучший актер» (совместно с Олегом Меньшиковым)

1997 — «Брат» (режиссер — Алексей Балабанов)

Премия Silver Hugo за лучшую мужскую роль на Чикагском кинофестивале

1997 — «Стрингер» (режиссер — Пол Павликовски)

1999 — «Восток — Запад» (режиссер — Режис Варнье)

2000 — «Брат-2» (режиссер — Алексей Балабанов)

2001 — «Сестры» (режиссер — Сергей Бодров-младший)

№ 6, июнь 2007 года