Карл Проффер - Ключи к "Лолите"

Кстати, еще одной чертой, по которой можно определить стиль Гумберта-Набокова, является метафора с использованием «wake». Например: [paper whirling] "in the wake of the observations car" — [метель бумажек, видных] "в заднее наблюдательное окно последнего вагона"; "Humbert lumbering in her [Monique's] narrow wake" — "с… Гумбертом, валившим следом за ее [Моники] узкой спиной"; "to the west of my wake" — "на запад от моего бдения"; "in the wake of Professor W." — "позади профессора В."; [nurse] "rushed after me so as to be able to slam the door in my wake" — [секретарша] "кинулась за мной, чтобы успеть бухнуть дверью мне вслед"; "I myself followed him… bouncing up twice in his wake" — "…я последовал за ним… оставаясь стойком на прямых ногах при каждом скачке, сперва за ним следом…". [Мы не стали искать такое же частое слово в русском тексте, хотя убеждены, что оно там есть.]

См.: George Puttenham, The Arte of English Poesie (Cambridge, 1936).

Ср. в "Память, говори": "Безумно быстро проносилась через трепещущий пляж залетная желтушка".

Конечно, глупо было бы ожидать, что Набоков начнет проделывать ловкие трюки, как дрессированный тюлень.

Примерно такие же «теневые» эффекты возникают, например, в двух других романах Набокова:

…когда человек, дремавший на завалинке под яркой беленой стеной, наконец встал, чтобы проводить меня до околицы, его синяя тень на стене не сразу за ним последовала…

Мимолетом, благодаря внезапному свету одинокого фонаря на краю пристанционной площади, чудовищно преувеличенная тень, тоже с муфтой, несется обок саней по сугробу, и все исчезает…

Как я уже сказал, "Память, говори" во многих отношениях тесно связана с «Лолитой»: особенностями стиля, своеобразным построением фраз, перекличкой характеров, аллюзиями, системой образов. Из этого, конечно, не следует делать поспешных и смехотворных выводов (к примеру, о том, что Колетт сыграла роль Луизы Коле), но нельзя отрицать, что в главах, посвященных Аннабелле Ли в «Лолите», обнаруживается множество параллелей с рассказом о Колетт в "Память, говори" (глава 7). Маленький Набоков встречает на ривьерском пляже десятилетнюю девочку и влюбляется в нее (без всякой сексуальной подоплеки, разумеется):

Теперь, познакомившись с Колетт, я сразу понял, что вот это — настоящее. По сравнению с другими детьми, с которыми я игрывал в Биаррице, в ней была какая-то странность! [с. 442]

Мы видим, как Колетт бежит, "палочкой погоняя свой сверкающий обруч сквозь солнце и тень". Затем:

…она обегает меня все шибче, катя свой обруч, и наконец растворяется в тонких тенях, падающих на гравий дорожки от переплета проволочных дужек ее петлистой оградки. [с. 445]

Гумберт подумывает увезти Лолиту в Мексику. Сравните это с тем, что говорит Набоков о Колетт:

Куда же я собирался ее увезти? В Испанию? В Америку? В горы над По? "La-bas, la-bas, dans la montagne", как пела Кармен в недавно слышанной опере. [с. 443]

Светотеневая палитра в "Память, говори" проявляется столь же регулярно, как и в "Лолите":

Судя по густоте солнечного света, тотчас заливающего мою память, стоит мне подумать об этом откровении, по дольчатому его очерку в слоистом рисунке листвы… [с. 326–327]

Вижу скатерть и лица сидящих людей, и на всем — игру светотени под движущейся легендарной листвой, несомненно преувеличенную тем же духом страстного поминовения… [с. 462]

…глаза памяти настолько пристально направлены на маленькую фигурку, сидящую на корточках… что разнообразные места нашего жительства — Берлин, Прага, Франценбад, Париж, Ривьера, снова Париж, Антибский мыс и так далее — теряют свое суверенство, складывают в общий фонд своих окаменелых генералов и свои мертвые листья, общим цементом скрепляют содружество своих тропинок и соединяются в федерации бликов и теней… [с. 579]

…одним махом комната раскалывалась на свет и тень. Пропитанная солнцем березовая листва поражала взгляд прозрачностью, которая бывает у светло-зеленого винограда… [с. 413]

Помню задумчивое движение плоскодонок и каноэ по Кему, гавайский вой граммофонов, медленно плывших сквозь солнце и тень… [с. 549]

Большинство других романов Набокова тоже насыщены образами солнца и тени, но в меньшей степени. Я нашел, например, как мать Лужина "спешила к ним, попадая то в солнце, то в тень" (с. 336). См. также в "Защите Лужина", в "Приглашении на казнь", в «Пнине». И кроме того, отметим липу, "в которой смешиваются свет и тень" (Eugene Onegin. Commentary. Vol. III, p. 523). Аллюзия на По в воспоминаниях об утраченной юношеской любви выявляет еще одну параллель между "Память, говори" и "Лолитой":

…моя элегия трактовала об утрате нежной возлюбленной — Делии, Тамары или Леноры, — которой я никогда не терял, никогда не любил да и не встречал никогда, — но готов был повстречать, полюбить, утратить. [с. 509]

В «Лолите» можно найти немало тем и персонажей, бегло очерченных в ранних произведениях Набокова. В этом смысле особенно показателен "Смех в темноте". Героиня этого романа — стервозная и блудливая шестнадцатилетняя теннисисточка Марго — ближайшая родственница Лолиты; возникает даже мысль, что Гарольд Гейз или Шарлотта Беккер бывали в Берлине. Обратите внимание на выражение "enfin seuls" ("наконец одни") в «Лолите» (часть I, глава 27) и в "Смехе в темноте" (глава 18), а также на слово «nowhere» в конце 21-й главы "Смеха в темноте" и в конце первой части "Лолиты".

В "Память, говори": "В дождливую погоду… тенистые уголки напитывались… упоительной, сырой и сытной смесью мокрой моховины…"(с. 346)

"Память, говори", с. 421. Роль криптограмм в этом волхвовании весьма незначительна. В "Память, говори" (с. 371) Набоков рассказывает, как его дядя Рука «обратил "5.13 24.11 13.16 9.13.5 5.13 24.11" в начальные слова из вестного шекспировского монолога». Он предлагает читателю догадаться, что 5=Т, 9=N, 11=Е, 13=O, 16=R и 24=В.

См., например, разговор Годунова-Чердынцева с самим собой в конце первой главы "Дара".

Для сравнения можно привести отрывок из "Защиты Лужина", связанный с темой памяти и цветовыми образами:

…и при этом снежном воспоминании всплывала вдруг опять на фоне ночи дача знаменитого писателя… расчищенная дорожка, сугробы, освещенные электричеством, призрачные полоски на темном снегу. После этих по-разному занятных людей, каждый из которых окрашивал воспоминание в свой определенный цвет… [с. 357]

В прочитанных мною произведениях я нашел этому множество примеров. Они наводят на мысль об особом мировосприятии и художническом чувстве формы, цвета и текстуры, которые чем-то сродни Прусту или Рильке. Перечень примеров см. в Приложении А.

[В английском тексте] игра слов «1о» [вместо "раз, два три"] и «purse» [сумка].

Из представителей класса амфибий Набоков охотнее всего проводит сравнение с жабой. В «Даре»: "с… похожим на жабу бульдогом". В Комментарии к «Онегину»: "Эти овцы выглядят как жабы и могут опустошить континент, не тронутый поэтами" (Vol. II, р. 322).

В дополнение приведу грустную тройную метафору из "Пнина":

…молодые эмигрантские поэты, покинувшие Россию в пору их тусклого, неизбалованного созревания, монотонно читали ностальгические элегии, посвященные стране, которая могла бы стать для них чем-то большим, нежели стилизованно грустной игрушкой, безделицей, найденной на чердаке, хрустальным шаром, внутри которого, если его потрясти, начинает падать над крохотной елью и избушкой из папье-маше мягко светящийся снег. [с. 44]

См., к примеру, с. 157. 280

А временами намеренно игрив: "Но позвольте мне вам что-то сказать", — откровенничает он (с. 116).

Тут я склонен заподозрить оплошность со стороны Набокова. Лолитин брат умирает в возрасте четырех лет, т. е. когда ей было два, а зачата она была во время "свадебного путешествия" в Вера Крус. И хотя Шарлотта любит постельные утехи, трудно вообразить, чтобы у чопорной миссис Гейз с ее пуританскими принципами был внебрачный ребенок и чтобы она к тому же рассказывала о нем всем подряд.

Эти даты рассчитаны (при помощи вечного календаря) исходя из указанной Гумбертом даты его прибытия в Рамздэль и дат, указанных им в дневнике.

Судя по исходной информации, число и день недели указаны правильно, однако 29 июля 1947 года не было воскресеньем.