Судьба человека. Оглядываясь в прошлое - Борис Вячеславович Корчевников

Я учился во ВГИКе, снимал кино и не мог уделить достаточно внимания Юле и Вере, а это очень обижает женщину, которая только что родила. Няню мы не могли взять, потому что денег не хватало. Там все одно к одному склеилось. Это было взаимное оттолкновение. Мы друг у друга уже просто сидели в печенках.

Я помню, как это было, – деловой короткий разговор. Ко мне пришли в гости друзья. Это тоже привело в раздраженное состояние женщину. И мы сидели на кухне. Она подошла ко мне с какими-то вопросами, с какими-то претензиями. И наконец мне сказала: «Давай разведемся». Я ответил: «Давай».

Это решение я потом десять раз хотел отменить, но Вера Валентиновна была непреклонна. Она это состояние в себе знает. Мы были не вместе больше трех лет. В той ситуации многое диктовала Вера. У нее в первую очередь отсохло, и чувства, и все. И потом она не шла на встречные шаги, мои какие-то робкие попытки… Что-то я привозил для Юли, она говорила: «Ну, это ваша жизнь, ты отец, ты имеешь право».

Я довольно часто приходил, брал Юлю, мы с ней шли в театр или в кино, обязательно потом в ресторан… Даже старался менять рестораны, чтобы у нее воспитывался вкус к кухне. Я сам очень большой гурман, и Юля тоже у нас гурманом выросла.

В нашей семье, кстати, я готовлю, Вера не особенно любит стоять у плиты. В первые же дни нашей совместной жизни, когда мы сняли какую-то квартиру в Новых Черемушках, Вера мне достаточно авторитарно заявила: «Борщ надо готовить, надо купить кастрюлю». Литров на пять она купила кастрюлю и сказала: «Мяса надо 200 граммов». Я насторожился: «А не будет ли это…» «200 граммов!» – сказала она, как отрезала. И мы пошли в магазин. Надо сказать, что, когда мы попросили 200 граммов говядины, мясник посмотрел на нас с недоумением. Потом я долго пытался обнаружить какую-нибудь жировую пленочку на поверхности. Ничего. Короче говоря, я ем и чувствую, что не наедаюсь решительно. Вода и капуста. Я съел вторую тарелку, третью. Вера решила, что мне очень нравится ее кухня. Ну, короче, я понял, что не выживу в этом режиме, и вспомнил рецепты. Но я сразу хочу оговорить, что все остальное, кроме кухни, в доме делает Вера. Она прекрасно шьет и вяжет. Вера все время Юле, пока она росла, все переделывала из одежды, и дочь была прилично одета. Она и телевизор может починить, и гвоздь вбить.

В период нашего разрыва Вера вела себя очень благородно, но не было никакого намека на то, что мы можем примириться. Если честно, то был даже повод, для того чтобы отсохло, я не могу сказать, что я был белый и пушистый, а она была такая злыдня. Нет, наоборот, я был виноват.

Там рассказывать ничего не надо было. Там было очевидно. Мы все знали эту женщину, с которой папа был связан. И я ее хорошо знала. Она мне очень нравилась. И в этом не было никакой тайны.

– Вера мне ничего не говорила, но однажды я почувствовал, что у нее появился какой-то другой вектор в настроениях, и она как-то стала вступать в беседу, скажем так.

Когда мы с Верой воссоединились – это было облегчение. Я вдруг понял: все эти три года жил в каком-то внутреннем напряжении, не всегда отдавая себе в этом отчет. Когда мы снова стали вместе жить и Юля увидела нас в одной кровати, Вера сказала: «Вот, теперь папа будет жить с нами». А Юля ответила: «А как же тетя Оля? И почему папа в бабушкином свитере?»

В день нашей золотой свадьбы мы повенчались. Вера и Юля меня давно подбивали. Меня и крестили за день до этого – Вера все время беспокоилась, что на том свете мы окажемся в разных отделениях: для верующих и неверующих. А она хотела, чтобы мы были вместе.

Вообще мы с Верой прожили огромную жизнь… Со временем любовь видоизменяется, но изначально для этого нужен первый импульс искреннего и большого чувства. И нужно терпение, умение прощать. Это очень важно, потому что мы долгое время занимались переделкой друг друга. Вообще в российском менталитете есть такая особенность – стараться изменить своего супруга, сделать лучше. Это неверно. Надо принимать и любить человека таким, какой он есть.