Какого цвета страх - Хинштейн Александр Евсеевич

Может быть, теперь я написал бы этот материал по-другому. Не обходил бы острых углов.

Но тогда мне казалось, что, рассказывая всю правду, я как-то снивелирую, преуменьшу подвиги павших. Сегодня я понимаю: никакая правда не в силах опошлить, принизить настоящий подвиг…

…Рано утром 6 августа по управлению зашлепали пули. Со сна могло показаться, что пошел дождь. Но когда загремели гранатометы, сон, как и иллюзии, улетучились моментально.

В считанные минуты все, кто находился в здании, собрались вместе. (Потом в документах этот утренний переполошенный сбор назовут серьезным словом — «совещание».)

— Товарищи офицеры, — сказал замначальника управления полковник Кардонов, — выхода у нас нет. Придется занимать оборону.

Три сотни чекистов выслушали его молча. Внешне все они были спокойны. И если бы не вмиг посерьезневшие лица, кто-то со стороны, глядя на этих людей, вряд ли смог догадаться, что каждый из них мысленно прощается в эти минуты со своими родными…

…О том, что бандиты могут напасть на Грозный, чеченское УФСБ не раз предупреждало Москву. Называлась даже конкретная дата — 6 августа. Увы, как и перед началом Великой Отечественной, информация чекистов пропускалась мимо ушей.

Между тем обстановка в городе становилась все напряженней. Сотрудники ФСБ старались не покидать управления без особой нужды. Каждый выход на оперативное мероприятие был сродни подвигу. Никто не знал: удастся ли вернуться живым.

Только за 96-й год в Грозном средь бела дня погибло восемь чекистов: шесть прапорщиков и два офицера — одного закололи шампурами на базаре, другого, майора Чебекова, расстреляли.

Бандиты расправлялись с сотрудниками ФСБ с особой жестокостью — чекистов они ненавидели так, как не ненавидели никого. Уже позже стало известно, что в руки боевикам попал список личного состава управления — похоже, предателем был кто-то из сотрудников (больше некому). После этого на квартиры чекистов, живущих в городе, начались нападения.

В июне 96-го среди ночи бандиты попытались ворваться в дом сотрудницы секретариата УФСБ Людмилы Ив-ской. Через дверь они расстреляли её брата, ранили мужа и мать. Ив-ская схватила автомат. Слава богу, он был поставлен на одиночные выстрелы — в беспамятстве она бы расстреляла все рожки за считанные минуты.

Когда БТР с чекистами по тревоге примчался на выручку, чеченцы уже скрылись. Они не осмелились принимать бой.

После этого случая сотрудники ФСБ предпочитали ночевать либо в управлении, либо в ведомственном общежитии…

Вспоминает сотрудник УФСБ подполковник С.:

«В управлении был офицер, отвечавший за боевую подготовку. Относились к нему многие настороженно. Во-первых, он не пил, что по военным меркам вызывает подозрение. Во-вторых, был „помешан“ на своей работе. Установил во дворе управления турник. Чуть ли не силком вывозил прапорщиков на стрельбы — заставлял выполнять нормы.

Но когда начался штурм, мы вспомнили этого старлея добрым словом. Большинство прапорщиков до Чечни толком не держали в руках оружия. Если бы не он…»

Кстати, этот офицер, старший лейтенант Игорь Л-ев, достойно повел себя и во время штурма. Когда только начался обстрел, он вышел на первую линию обороны (спасибо покойному замдиректора ФСБ генерал-полковнику Беспалову — это по его приказу вход к управлению был забаррикадирован бетонными блоками). Картина, представшая взору старлея, была далека от парадно-показательной. Кое-кто из прапорщиков — особенно «молодняк», вяло отстреливался из автомата, крепко зажмурив глаза. Другие, нажимая спусковой крючок, вообще отворачивали голову.

— Вашу мать! — заорал Л-ев. — Надо беречь патроны!

Пара оплеух, розданная незадачливым воякам, явилась дополнительным аргументом. Ну а когда прапорщик Краев, выскочивший на переднюю линию обороны без каски, погиб от снайперской пули, сумятица исчезла вовсе.

Уже к полудню первого дня все свыклись с мыслью, что идет война. Не то чтобы даже свыклись — скорее, осознали. Страх незаметно отошел на второй план. На его место пришли злость и расчет: «Надо выстоять».

Майор Х.:

«Раньше по углам Дома правительства стояли бэтээры с десантниками. Но когда начался штурм, бэтээров не было. Почему? Куда они исчезли? Как получилось, что боевики спокойно вошли в город, не получив практически никакого отпора? Говорят, в центре Грозного войск не было вообще. В те дни мы называли это одним только словом — измена».

Злополучный Дом правительства стоял аккурат напротив здания УФСБ. Поэтому во время штурма боевиками правительственного объекта, добрая часть снарядов пришлась на долю управления.

Впрочем, УФСБ мало чем отличалось от крепости. Кирпичное здание, обнесенное бетонными блоками с бойницами. Триста «штыков». Пулеметы. Два бэтээра, прикрывавшие вход. (Один из них, со сломанной ходовой, стоял во дворе управления, но вольнонаемный строитель Анатолий П-в, местный, из грозненских, под огнем отремонтировал его и перегнал ко входу. За этот подвиг он впоследствии был награжден орденом Почета.)

Другое дело — общежитие ФСБ: панельная пятиэтажка с тонкими фанерными перегородками. Управление и общежитие разделяло всего ничего — каких-то 300-400 метров. Но в условиях боя эти метры уже не казались «какими-то».

90 сотрудников, которых штурм застал в общежитии, оказались в положении заложников.

«Что нам делать?» — кричал по рации замначальника отдела кадров подполковник Алексеев, взявший руководство обороной общежития на себя.

«Мы не можем пока помочь ничем! Стойте до последнего! Заблокируйте все двери, приготовьтесь к обороне!» — зло орал в ответ замначальника УФСБ Кардонов.

Кардонов злился не на Алексеева — на себя. На свое бессилие. Что он мог сделать, чтобы спасти людей? Послать сотрудников к общежитию, то есть на верную гибель? Только что бы это изменило…

И в который раз полковник Кардонов хватался за телефон.

«Ждите подмоги, — отвечали ему. — Ждите, ждите…»

Ночь с 6 на 7-е была самой тревожной. Ни в управлении, ни в общежитии никто не ложился спать. Ждали штурма.

Штурм начался только на другой вечер…

Около 18.00 в окружении небольшой группки бандитов к общежитию подошел полевой командир Гелаев. Подполковник Алексеев высунулся из окна.

«Сдавайтесь! — приложив руки ко рту, прокричал Гелаев. — Если вы сдадите оружие, я гарантирую вам жизнь! У вас безвыходное положение!»

«Безвыходных положений не бывает», — ответил Алексеев.

«Милиция уже сдалась!»

«Мы — не милиция!»

В этот момент один из бойцов «Вымпела» сфотографировал Гелаева («для истории»). Бандит заметил вспышку.

«Снимай, снимай, — усмехнулся он. — Все равно ты уже труп. — И снова, тем же повелительным голосом: — Даю вам двадцать минут!»

Но и через двадцать минут Гелаев услышал тот же ответ: «Русские не сдаются».

Ропота среди защитников общежития не было. Правда, пока длились эти проклятые двадцать минут, данные Гелаевым «на размышление», кто-то вопросительно произнес: «А может…», но один из бойцов «Вымпела» решительно подошел к двери: «Каждый, кто попытается выйти, получит пулю».

Обстрел начался в семь вечера. Бандиты били по общежитию без роздыха — весь вечер, всю ночь.

Первым от чеченской пули погиб подполковник Кокорин — снайпер «снял» его на крыше. Еще четверо получили ранения, в том числе командир боевой группы «вымпеловцев» майор Ромашин. Пуля попала ему в край бронежилета, покалечила внутренности. На руках Ромашина вынесли с крыши, но даже лежа, еле живой, он продолжал руководить обороной.

А под утро загорелся верхний, пятый этаж…