Газета Завтра - Газета Завтра 851 (10 2010)

     "Хождение по Лукам" — это путешествие Старостина, Владимир Волкова и Святослава Курашова по миру русского фольклора авант-джазовыми маршрутами. Безо всякой дистанции наблюдателя. Наоборот, импровизационность объединяет фольклорные темы и джазовые приёмы в единое целое. А собственно музыка подчинена целям самовыражения, и, в конечном счёте, преображения.

     Проекты Старостина — это своеобразная площадка, лаборатория (этно-лаборатория!). Потому так и важны именно живые выступления, принцип "здесь и сейчас", уникальность момента, что любая запись в студии неизбежно придавливает. И пластинки — всего лишь возможность немного зафиксировать момент появления Нечто. Так "Посылала Ваньку мать" — имеется на обоих сессиях "Жили-Были", но вполне можно говорить о самоценных произведениях. Старостин сотоварищи представляют многообразную природу русской песни, бесконечно далёкую от "мёртвых" этно-обработок, когда берётся упрощённый основной контур песни, и под него накладываются стандартные гармонии. По удачному слушательскому определению: "Это по-настоящему живая и современная русская народная музыка, со всеми положенными корнями и удивительными новыми ветками".

      Как говорит один из героев последнего романа Павла Крусанова "Мёртвый язык": "Традиция — это не сохранение пепла, а поддержание огня".

1

Дмитрий Цаплин сегодня уже почти забыт. Наследие скульптора развеяно, рассеяно — и лишь отдельные его работы можно увидеть в Третьяковке, а теперь и в некоторых частных коллекциях. Присутствие Цаплина в сегодняшней культуре — неуловимо, похоже на сон, на смутное воспоминание. А ведь Дмитрий Филиппович Цаплин в мировом монументальном искусстве не просто "величина" — эта точка отсчета, некий предел, за которым кончается собственно искусство и начинается геология, тектоника… Вероятно, большой художник всегда балансирует на грани искусства и "не искусства" — то есть непосредственно жизни, во всём ее многозвучном безмолвии.

     Типично русская черта — разбрасываться национальными гениями, закидывать их "травой забвения", топить их в "барханах времени"! Ведь работы Дмитрия Цаплина действительно частью съедены жуками, частью "спасены-разворованы", а иные из них кое-где, говорят, закопаны…

     Но существует драгоценный архив, коллекция черно-белых фотографий, которые воссоздают, воскресают исчезнувший мир цаплинской мастерской. У Цаплина не было учеников, но были помощники, люди, которых он ценил, которым доверял. Таковы супруги Александр и Светлана ГОЛДЫРЕВЫ. Именно они стали благодарными хранителями уникальной информации о русском гении Дмитрии Цаплине. Часть имеющихся в их распоряжении снимков мы и публикуем сегодня на страницах "Завтра".

     Так вышло, что художник газеты "Завтра" Геннадий ЖИВОТОВ во дни своей юности также был хорошо знаком с Цаплиным. Животов как подмастерье помогал Цаплину в работе над знаменитыми деревянными головами, которые множились под резцом мастера и сложились, в конце концов, в своеобразную "Ленинскую аллею сфинксов".

      img src="81.jpg" brbr     iДмитрий Цаплин и Геннадий Животов в мастерской скульптора, 1965 год./i brbr      brbr     B"ЗАВТРА". Геннадий Васильевич, как вышло, что крестьянин родом из глухой деревни под Саратовом завоевал Париж? Французские газеты называли Цаплина "гениальный русский мужик с Волги"… brbr     Геннадий ЖИВОТОВ. /bДмитрий Филиппович Цаплин был наделен потрясающим даром, который открылся в нем в 25 лет от роду на Турецком фронте во время Первой мировой. Где-то на горном кладбище он увидел древний памятник — удивительного барана, вырезанного из камня. Это изваяние произвело на молодого Цаплина колоссальное впечатление. Будто духовные открылись очи, он осознал свое предназначение… "С этого момента я стал жить..." — именно так выражался Дмитрий Филиппович. brbr     Цаплин был плоть от плоти русского народа, он стал выразителем русского мира во всей его блистающей широте и темной, тектонической глубине… brbr     За время своей учебы за границей он был с восторгом принят европейской публикой и ценителями искусства. При этом он не продал ни себя, ни Родину. Цаплин вернулся в СССР в 1935 году. Привез с собой все, до единой, свои работы… Собственно, учиться ему было незачем и не у кого. Он был подлинным самородком, продуктом почвы, устремленным ввысь. Он являлся русским космистом, отобразителем возвышенного телесного образа. Цаплин говорил: "Искусство должно поднимать человека до Богоравных высот". Его искусство я бы определил как "одухотворенный конструктивизм". Европейские критики писали про него: "…Грандиозен и динамичен!" brbr     Цаплин не обращал внимания на быт, как на прах. Он был всецело в процессе творчества и — всегда необыкновенно серьёзен. Его "природность и основательность" я наблюдал воочию. Цаплин — самый тяжелый, самый почвенный, самый глубокий художник из всех мне известных. brbr     B"ЗАВТРА". Вам посчастливилось общаться с Цаплиным. Вы жили у него в мастерской… Расскажите об этом периоде. brbr     Г.Ж. /bНедавно мне попалось в руки письмо, которое я писал своим родителям в Кемерово в далеком 1963 году. brbr     Начиналось оно так: "Здравствуйте, папенька и маменька! Пишу вам из столицы нашей Родины. Спешу вас порадовать, что живу и работаю у великого художника нашей эпохи Дмитрия Филлиповича Цаплина. Да будет во веки веков жить его искусство!" Было мне тогда шестнадцать лет. brbr     Я наблюдал, как Цаплин работает, ворочает свои глыбы, примеривается к камню, делает первый удар резцом… Видел, как он сосредоточенно отдыхает от работы. Как отрешенно, почти механически распрямляет молотком большие столярные гвозди, а потом вдруг озаряется мыслью и бросается к скульптуре. Помню, как он руками прощупывал свои работы, гладил их как живых существ… brbr     Вспоминаю одно особо жаркое лето, как просыпался я в мастерской Цаплина, лежа на полосатом матрасе среди удивительных фигур. Как приходили в гости к Дмитрию Филипповичу балерины Большого театра — молодые девушки в легких облегающих платьях. Они приходили смотреть скульптуры, желали в мастерской мэтра насладиться высоким искусством. brbr     На моих глазах один из театральных солистов, взирая на одну из работ Цаплина, зарыдал. Это был катарсис! Таково было влияние творчества Цаплина… brbr     Нас было несколько молодых людей, которые толклись в мастерской у престарелого мастера. Иногда он приглашал нас в свою квартиру на Тверской. Летнее утро, мы на балконе едим арбуз и спорим с Цаплиным до какого-то исступления… О чем мы тогда спорили?! Не могу никак вспомнить. Видимо, об искусстве. Другие темы Цаплина не интересовали. brbr     Я вспоминаю то время, тот исчезнувший удивительный мир с благоговением и счастьем. brbr     В те годы, выходя на Красную площадь, мне всегда чудилось, что я хожу не по брусчатке, а по каменным бокам цаплинских скульптур. То были его удивительные рыбы, крабы, раковины, пригнанные и уложенные в виде громадного плаца. Этот странный образ со мной и поныне… brbr     B"ЗАВТРА". Но почему, как вы полагаете, Цаплин не был востребован советской империей? Не стал символом красного проекта? brbr     Г.Ж. /bГоворится ведь: "Мысль изреченная — есть ложь". Я думаю, что Цаплин в каком-то смысле остался "неизреченным", как и сама Россия. Ведь Цаплин, его искусство находятся где-то очень близко к сердцевине нашего сознания. В этом смысле он принадлежит не какой-то одной эпохе, но самой вечности… brbrbМатериал подготовил Андрей Фефелов /b brbrhr noshade size=1 color=#0c4790 div id="gbook"/div hr noshade align=left color=#0c4790 size=1 brbra target=_top href=http://top.mail.ru/jump?from=74573img src=http://d3.c2.b1.a0.top.mail.ru/counter?id=74573;t=52;l=1 border=0 height=31 width=88/a

Я возвращусь ко Дню Восьмого марта — возможно, и смешав немного карты тем, кто считает: праздник, мол, уже на пройденном остался рубеже…

     Но женщина — не дата и не мода, а праздник наш в любое время года — в любой из торопливых наших дней нам суждено идти по жизни с ней.

     Восьмое марта — лишь мгновенье всё же, а женщина — с весною в целом схожа: она источник жизни и любви, бессонниц и волнения в крови —

     для каждого из нас, в какой бы возраст ты ни вошёл: хоть молодость, хоть взрослость, хоть время обретенья седины — уж такова на свете суть весны…

     И мы вас любим — милые, родные, создания земные, неземные, простые, непростые — всё равно. И мир на этом держится давно.

     Любовь есть Бог… — поведано не нами. Бог есть любовь… И в этом дивном храме высокий свет пронзает душу вдруг, какой бы мрак ни властвовал вокруг.