Итоги Итоги - Итоги № 1 (2014)

— Практически первая любовь.

— Можно и так сказать… А в Гармише все вышло по-другому. Вроде бы и городок курортный, и место очень симпатичное, немецкие Альпы, но настроение оказалось иным. Может, виной тому, что мы приехали без тренера и чувствовали себя весьма неуютно, неуверенно. Жука не выпустили в Германию, Протопопов жестко поставил условие: или он, или Жук со своими воспитанниками. Руководство спорткомитета прислушалось к мнению двукратного олимпийского чемпиона. Все-таки мы с Улановым считались лишь третьим номером команды, а тут признанный авторитет… Знаете, люди разными путями идут к победе. С Жуком тогда вели нечестную борьбу. В январе 69-го, в день открытия чемпионата СССР в Ленинграде, по итогам которого решалось, кто поедет на мир и Европу, в газете «Известия» появилась разоблачительная статья, где подробно рассказывалось, какой же нехороший Жук. Мол, и деспот он, и хам... В принципе во многом это соответствовало действительности, Станислава Алексеевича нельзя назвать гением педагогики и мастером такта, но слишком уж вовремя вышла публикация. Под ней стояли подписи коллег Жука, ведущих отечественных тренеров — Чайковской, Москвина, Плинера… Словом, на чемпионат континента в Гармиш-Партенкирхен мы ехали в весьма вздрюченном состоянии. С другой стороны, может, это и помогло нам мобилизоваться, настроиться на должный соревновательный лад. После короткой программы, как и годом ранее, мы с Улановым шли третьими, и в голове у меня пульсировала единственная мысль: лишь бы опять не свалиться на пятое место… И вот откатали произвольную, сидим, ждем. А тогда баллы подсчитывали по сложной системе, компьютеров не было, поэтому подведение результатов занимало немало времени. После окончания соревнований ставили два-три показательных номера, чтобы зрители на трибунах и у телеэкранов не заскучали. В тот раз пауза показалась мне невыносимо долгой. И вот объявляют: чемпионами Европы стали Роднина и Уланов. Я ушам не поверила. Шок!

— Расплакались?

— Да я вообще не плакса по жизни! Единственный раз не сдержалась в Лейк-Плэсиде в 1980 году.

— Зато весь мир увидел и запомнил слезу Родниной на пьедестале.

— Это же финал моей спортивной карьеры, а мы сейчас говорим о ее начале. С чего мне было плакать в Гармише? Тогда впервые в истории советские пары заняли все призовые места. Следом за нами расположились Белоусова с Протопоповым и Москвина с Мишиным.

— Поздравили они вас?

— Нет. И не только они, вообще никто! После награждения нас сразу повели на пресс-конференцию, потом мы вернулись в раздевалку. В Гармише дворец спорта старый, построенный еще к Олимпиаде 1936 года, там не было отдельных женских и мужских раздевалок, выделяли одну на всю команду. И вот мы заходим радостные, возбужденные, я тащу в охапке мягкие игрушки и мешок с шоколадками, которыми меня задарили зрители и журналисты, а в комнате висит мертвая тишина. Как в полночь на кладбище! Никто не смотрит в нашу сторону — ни две проигравшие пары, ни руководство советской делегации. Мы с Улановым даже переодеваться не стали, коньки сбросили, куртки поверх танцевальных костюмов накинули и — ноги в руки, скорее бежать. Жутко гнетущая атмосфера! Белоусова с Протопоповым переживали из-за поражения, начальники не могли предугадать реакцию Москвы на победу дебютантов, на которых никто не ставил. По сути, нас поприветствовали лишь немцы — хозяева отеля, где остановилась сборная СССР. Они встретили с букетом цветов на пороге гостиницы. Мы с Лешей поблагодарили и без сил разбрелись по номерам. На завтраке игра в молчанку продолжилась. Опять все вели себя так, словно накануне кто-то помер. И лишь в середине дня из Москвы пришла поздравительная телеграмма, в которой сообщалось, что нам с Улановым присвоены звания заслуженных мастеров спорта. В принципе в ту пору за победу на Евро такие высокие звания не давали, но председатель Спорткомитета СССР Сергей Павлов сказал: «Раз обыграли двукратных олимпийских чемпионов, значит, заслужили!» В итоге я стала ЗМС раньше, чем выполнила норматив мастера спорта…

— Агрессивная среда вас не подавляла, а наоборот — заводила, подхлестывала?

— Так и есть. Прекрасно помню, как впервые сошлись лицом к лицу с Белоусовой и Протопоповым. Это случилось в 68-м все в том же Вестеросе. До того нам не доводилось тренироваться одновременно, а тут шведы предоставили лед всей сборной Советского Союза сразу. Мы с Улановым начали раскатку, на другой половине площадки кружили Людмила Евгеньевна с Олегом Алексеевичем. Поначалу все шло нормально, а потом они принялись откровенно мешать, вставлять палки в колеса. У нас в программе был так называемый прыжок с затяжкой, требовавший длинного разбега. Этот элемент считался особым шиком. Модная фишка, как сказали бы сейчас. И вот разгоняемся, вылетаем, чтобы после приземления начать крутить обороты, а развернуться-то негде. Белоусова с Протопоповым кружат, словно вдвоем на площадке. Мы кричим: подвиньтесь на пару метров в сторону! Это нормально, так принято в фигурном катании, все друг друга предупреждают, чтобы ненароком не зашибить коллег. А тут — никакой реакции. Ноль! Естественно, мы останавливаемся. Нельзя же сбивать лидеров сборной. Подъезжаем к Жуку. Тот орет благим матом: хоть умри, но элемент исполни! Ладно, заходим на второй круг. Картина повторяется: стоят, не шелохнувшись, не собираются отходить! Леша прыгает первым, летит криво, косо, лишь бы избежать столкновения. Жук опять нам навесил, больше прежнего. В третий раз разбегаемся, Белоусова с Протопоповым опять оказываются на пути. Я понимаю, что сейчас сделает с нами Станислав Алексеевич, лечу прямо, никуда не сворачивая, и в воздухе натыкаюсь на Олега, который и не думал освобождать пространство. Я хоть и маленькая, но за счет скорости приложилась крепко, Протопопов буквально впечатался в бортик. Начался дикий скандал. Крики, вопли! Поскольку после Евро сборная ехала на Олимпиаду, Жук получил в Москве втык по полной программе, ну и нам, конечно, попало. Дескать, надо уважать старших…

— А как же «молодым везде у нас дорога»?

— Но не в олимпийском году… Правда, в 69-м история с боданием на льду получила продолжение. Мы первыми стали исполнять сложные комбинации прыжков, и на тренировке в Гармише отрабатывали технику, а чемпионы в это время в центре площадки занимались любимым делом — крутили тодесы. Ежкин нос! Раз объехали их, ну два, ну три, потом мне надоело. Говорю Уланову: «Все, больше не останавливаюсь. Достали!» Прыгаю шпагат так, что Протопопов едва успевает увернуться, иду на двойной тулуп, выполняя каскад уже не параллельно с Лешей, а целенаправленно гоняюсь за Олегом Алексеевичем. Так мы стали затирать их уже на тренировках — скоростью, количеством и сложностью элементов… Никогда и никому я не мешала умышленно, если только в лицо не хамили. Вот такие вещи прощать нельзя! Пару раз пропустишь, потом на голову сядут. Лишь однажды я сознательно задирала всех на тренировке. Это было в 76-м году на Олимпиаде в Инсбруке. Вышла на разминку перед короткой программой, а внутри пустота, драйва нет. С таким настроением выступать нельзя, ничего хорошего не получится. И я стала себя заводить. Как бы случайно не дала прыгнуть одной паре из ГДР, потом оказалась на пути у второй… Немцы разозлились, и я ощутила, что уровень адреналина в крови повышается… Все, больше таким образом ни разу не согрешила.

— Вы заговорили про Инсбрук, проскочив Саппоро-72, первую вашу Олимпиаду.

— Считала, это будут мои первые и последние Игры. Естественно, хотелось пройти их на отлично, и, естественно, были сплошные накладки и проблемы. Мы оказались не в лучшей форме технически и физически. Да и морально. Наши отношения с Улановым исчерпали себя, дело стремительно шло к финалу. Словом, все складывалось плохо.

— Победили на морально-волевых?

— Абсолютно! Сцепив зубы. Катались далеко не идеально, допустили ошибки и в короткой программе, и в произвольной. Разъедающая изнутри червоточина должна была себя проявить, вот она и вылезла на поверхность в самый неподходящий момент…

— Перед поездкой в Японию вы ведь сильно переболели?

— Еще в конце 1970 года у меня начались проблемы с кровью. В СССР тогда гуляла холера, и всем выезжавшим за рубеж в обязательном порядке делали прививку. Мы полетели на открытие нового дворца спорта в Бухаресте, на льду было жутко холодно, и я простудилась. Ну а прививка дала осложнение… Тело покрылось красными точками, при любом прикосновении появлялся огромный синяк. Короче говоря, в крови пропали тромбоциты.

— И долго это продолжалось?

— До сих пор. Уже не столь активно, тем не менее… Это, увы, навсегда…. А пик пришелся на 71-й год. Нормальный показатель тромбоцитов — от трехсот тысяч и выше. Если цифра падала ниже шестидесяти тысяч, меня отстраняли от тренировок. Не могла заниматься, сил не оставалось. Помню впечатления от первого похода в институт переливания крови. Испытание для психики! Идешь по коридору, а навстречу плывут, словно в замедленном кино, бледные тени с синими губами… Смотришь и думаешь: «Боже, неужели и со мной может произойти такое?» Врачи не знали, от чего и чем меня лечить, практически не давали медикаментов, но каждое утро я сдавала анализ на кровотечение. Ходила, как на работу. Замеряли, сколько времени кровь сочится из ранки… Скоро все пальцы были исколоты, но результаты не улучшались, поэтому консилиум решил сделать мне грудную пункцию. Я сидела в очереди перед кабинетом и с замиранием сердца прислушивалась к стонам, доносившимся из-за двери. Это походило на средневековую пытку… Когда я уже встала, чтобы идти на экзекуцию, прибежала лечащий врач и сказала, что пункция отменяется: в крови появились тромбоциты… Тем не менее к Олимпиаде я готовилась через силу, каталась в Саппоро средне, хотя и понимала, что заслужила золотую медаль годами упорной работы.