Газета Завтра - Газета Завтра 840 (104 2009)

ПАМЯТИ ДРУГА

Гордость русского классического театра, один из когорты мастеров старой школы МХАТа, народный артист России Николай Васильевич Пеньков навсегда покинул сцену жизни. Скончался на 74-м году, после продолжительной болезни, 21 декабря 2009 года в 7 часов утра .

Его высоко ценили в театральном мире, хотя все знали о пеньковской принципиальной державной, патриотической позиции, которая, увы, часто не поддерживается в театральных кругах. Многие поколения зрителей знают Николая Пенькова и по кинематографическим работам. Его часто звали в кино, но он и здесь оставался принципиальным, верным русскому театру, запах кулис для него был всегда важнее кинематографической мишуры. Каждый его выход к зрителю и в классической драматургии Максима Горького и Антона Чехова, Михаила Булгакова и Виктора Розова, и в современных пьесах Алексея Дударева и Валентина Распутина, Александра Вампилова и Михаила Рощина радовал не только интересным прочтением характера героя, но и собственным, пеньковским пониманием вечных проблем добра и зла, справедливости и мужества.

Николай Пеньков был всегда глубоко верующим человеком, при этом он был всегда глубоко советским человеком. Одно никак не мешало другому, служа общей цели.

Николай Васильевич Пеньков давно уже, с первых номеров газеты "День", а затем, после ельцинского троекратного запрета, и с первых номеров газет "Завтра" и "День литературы" был не просто нашим постоянным автором, ведущим на наших общественно-литературных вечерах, но и одним из наших символов.

Отец Дмитрий Дудко был нашим духовником, актер Николай Пеньков был нашим оратором. Его голос народного артиста — был голосом нашей газеты.

Сегодня, 23 декабря 2009 года, мы прощаемся с нашим братом и другом. Но мы понимаем, Николай Пеньков навсегда останется в русской культуре нашего времени. Навсегда останется с нами.

Редакции газет "Завтра" и "День литературы"

Начиная разговор о Сталине как евразийце, прежде всего следует отметить, что он как политик и как государственный деятель, безусловно, находился в марксистской парадигме и никогда с ней не порывал. Сталин был величайшим не только практиком, но и теоретиком марксизма. Однако сама эта марксистская парадигма в России ХХ столетия претерпела очень существенные изменения по сравнению с "классическим" марксизмом, так что влияние со стороны евразийской идеологии оказывается весьма заметным — точно так же, как теория и практика советского строительства оказали существенное влияние на формирование и развитие самой евразийской идеологии, которая в противовес фундаментальным концептам личности (либерализм), класса (коммунизм) и нации-расы (фашизм) выдвинула концепт месторазвития, народовмещающего ландшафта.

К тому же, Сталин как человек появился на свет и вырос там, где находится одна из самых активных зон реального, пассионарного, говоря в терминах Льва Николаевича Гумилева, евразийства. Кавказ — один из четырех географических, а значит — и этнокультурных, "стыков" Европы с Азией, наглядно отрицающих известный "колониалистский" тезис Киплинга: "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись".

Идеологию евразийства в 20-е годы прошлого столетия начали создавать выдающиеся русские ученые-эмигранты, которые до сих пор являются своеобразными "реперными точками" отечественной, да и мировой культуры, — такие, как лингвист Николай Трубецкой, основатель российской геополитики Петр Савицкий, философ Лев Карсавин, литературовед Дмитрий Святополк-Мирский, богослов Георгий Флоровский и многие другие. То, что создание этой идеологии происходило в основном вне России, возможно, сыграло решающую роль в ее последующей судьбе, потому что "несть пророка в своем Отечестве", а "лицом к лицу лица не увидать — большое видится на расстояньи…"

В общем-то, можно сказать, что евразийство стало идейным ответом отечественной интеллектуальной элиты на 1917-й год, — ответом, не только продолжающим, но завершающим и даже снимающим давний спор "славянофилов" и "западников" о судьбах России. Цели у них с большевиками были практически общими, а спор шел в основном о способах и средствах достижения этих целей. При этом большевики в целом и Сталин в частности вовсе не отвергали тех предложений евразийцев, которые представлялись политически адекватными и эффективными — точно так же, как в октябре 1917 года большевики "Декретом о земле" фактически выполнили земельную программу эсеров. Тем более, что в 20-е и в начале 30-х годов между Советским Союзом и Европой шел практически свободный интеллектуальный обмен, обсуждалось и проверялось на пригодность всё, что могло иметь практический эффект. В "открытый доступ" шло далеко не всё, но всё внимательно изучалось спецслужбами, передавалось "наверх", и уже оттуда возвращалось как "политика партии", в преобразованном и "марксифицированном" виде.

В немалой степени это касалось и евразийства, многие идеи которого были использованы в процессе советского государственного строительства. В частности, та же геополитика Сталина — это геополитика не Карла Хаусхофера, а геополитика Петра Савицкого, во-первых, и геополитика Чингисхана, во-вторых. Кстати, Збигнев Бжезинский в своей известной книге "Великая шахматная доска" очень четко сказал, что всего лишь дважды в мировой истории "мировая суша" брала верх над "мировым морем": когда существовала империя Чингисхана, и когда Сталин в 1949-53 годах контролировал Китай.

Архетип империи Чингисхана — это архетип Неба и Света, не имеющего границ. Сталин вновь воплотил в реальность этот архетип. Даже если мы вспомним его эстетические предпочтения — например, станцию метро "Маяковская" в Москве, любимую станцию Сталина, — то там чаши-юрты упираются в небо, где витают сверхгероические образы, созданные Александром Дейнекой. То есть он пробил посконную ткань нашего существования, воткнул небо в нашу жизнь, и следствием этого синтеза стала уникальная культура, которая поныне определяет бытие на этом пространстве.

Мы знаем трагическую судьбу Петра Савицкого. Несмотря на то, что он пел осанну Сталину, увидев в нем воплощение евразийской идеи, в 1946 году его арестовали в Праге и вывезли в Мордлаг, десять лет там провел, но и после своего возвращения в Прагу он ни в чем не упрекал советскую власть и Сталина. Ни в письмах к Георгию Вернадскому, который работал в Вирджинии, ни в беседах со Львом Гумилевым, ни в публичных выступлениях — нигде и никогда. Ему действительно было важно, что Сталин воплотил его идеи, создав великую евразийскую державу, а личные судьбы здесь не имели определяющего значения — "лес рубят, щепки летят". Точно так же и Лев Гумилев, проведший в сталинских лагерях 13 лет, никогда не примыкал к диссидентам-"правозащитникам" — и не потому, что чего-то боялся. Он всегда делал то, что считал нужным, а диссидентство нужным делом не считал.

Второй явно "евразийский" аспект деятельности Сталина — это, конечно, национальная политика. Которую "отец народов", титул далеко не случайный, мыслил именно в категориях прав народов.

Приведу известный эпизод из книги Феликса Чуева "Сто сорок бесед с Молотовым": "…Вспоминается рассказ А.И. Мгеладзе (Первый секретарь ЦК КП Грузии в последние годы жизни И.В. Сталина), дополненный Молотовым, о том, как после войны на дачу Сталина привезли карту СССР в новых границах — небольшую, как для школьного учебника. Сталин приколол ее кнопками на стену: "Посмотрим, что у нас получилось… На Севере у нас все в порядке, нормально. Финляндия перед нами очень провинилась, и мы отодвинули границу от Ленинграда. Прибалтика — это исконно русские земли! — снова наша, белорусы у нас теперь все вместе живут, украинцы — вместе, молдаване — вместе. На Западе нормально. — И сразу перешел к восточным границам. — Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш, смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш, — Сталин провел трубкой по Китаю, — и КВЖД наша. Китай, Монголия — все в порядке… Вот здесь мне наша граница не нравится!" — сказал Сталин и показал южнее Кавказа".

Вообще, сама концепция прав народов, официально признанная ООН на Алжирской конференции 1976 года, имеет корни в ближайшем окружении Сталина. Её создателем можно считать заместителя наркомнаца Сталина и лидера Российской мусульманской коммунистической партии Мирсаида Султан-Галиева. Султан-Галиев рассматривал большевизм как инструмент для пробуждения идентичности всех народов мира, их свободного социального и национального развития на своей земле.