Итоги Итоги - Итоги № 25 (2013)

С другой стороны, современным футболистам труднее сохранять анонимность. Сегодня любой может тебя, сидящего в баре, сфотографировать и снимок выложить в Интернет. Раньше же тренерам приходилось рассчитывать на свои источники информации. Как правило, это был обслуживающий персонал заведения или знакомые, случайно увидевшие игроков. Вот, скажем, был у нас такой случай: пришли мы всей командой в пивную, а там все места оказались заняты. Ну мы развернулись и уехали. На следующий день Бесков проводит собрание: мол, вы вчера нарушили режим. «Да не было такого», — оправдываемся. «Нет, было, — настаивает тренер, — вас видели». И начинает описывать, кто во что был одет. Оказывается, какой-то из его приятелей засек нас на входе и тут же позвонил тренеру.

— Большинство российских футболистов, нынче выступающих даже в первой-второй лиге, являются миллионерами. Какой уровень доходов был в ваше время?

— По советским временам мы получали достойные деньги. Средняя зарплата игрока основного состава в команде мастеров составляла 250 рублей в месяц. Член сборной СССР получал больше, около 500 рублей. Плюс премии, по сто рублей за победу. В итоге на круг выходило по 500—800 рублей в месяц, в зависимости от уровня футболиста. Кроме того, нам приплачивали за товарищеские матчи, были и другие доплаты. В общем, жили мы нормально. Другое дело, приходилось решать проблему товарного дефицита. Затоваривались спортсмены в основном за границей. Обычно во время каких-нибудь турне. Скажем, проводит «Спартак» за рубежом три-четыре матча, получаешь за них деньги и тут же спешишь за покупками. Бесков, правда, не очень любил, когда игроки отвлекались на магазины, но время на шопинг все-таки выделял.

Материальные блага посерьезнее, в виде квартир и машин, нужно было еще заслужить. Просто так их не давали, требовался повод. Например, после того как «Спартак» в 1979-м стал чемпионом страны, нам на всю команду выделили пять «Волг». Только личное вмешательство Бескова помогло выбить шестую, лично для меня. Такая же история была и с жилплощадью. Скажем, я долго не женился, однокомнатной квартиры мне вполне хватало. Потом семья все-таки появилась, и клуб выделил «трешку». Но в целом больших проблем с жильем у нас не было. Бесков вместе с основателем «Спартака» Николаем Петровичем Старостиным были вхожи во все инстанции. Если кому-то из заслуженных игроков что-то было нужно, дефицит всегда выбивали.

— Знакомые характеризуют вас как достаточно религиозного человека. Вы исповедовали ислам и в годы футбольной карьеры?

— Я своей веры не скрывал никогда. Просто никогда не отличался такой истовостью, как бабушка. Та была очень религиозной, молилась по несколько раз в сутки — утром, днем и вечером. Но все мусульманские праздники отмечаю обязательно. Раньше на матчи я брал с собой маленькую сумочку, которую во время игры клал в угол ворот. В ней хранились Коран и запасные вратарские перчатки. Продолжал соблюдать эту традицию и когда выступал в Испании. Однажды, правда, случилась неприятная история. На какой-то из праздников я пошел в мечеть, что на проспекте Мира. Отстоял намаз, вернулся домой. Следующим утром прихожу на тренировку, меня подзывает Бесков: «Ты где был вчера?» Я испугался, вроде никаких грехов за мной нет. «Как где? Дома», — отвечаю. «В мечеть ходил?» — «Ходил». — «Ну вот теперь иди на Лубянку, держи ответ». Оказалось, кто-то увидел меня молящимся и стукнул в КГБ.

Прихожу по указанному адресу. Сначала пришлось выслушать нотацию, потом начали разговаривать по душам. Комитетчик, он нормальный мужик оказался, говорит: «Ринат, вам нельзя быть в мечети». «Почему?» — «Вы человек известный, вас все знают. Не ровен час в зарубежной прессе напишут, что советский спортсмен ходит в церковь». «А вам можно?» — интересуюсь. «Мне можно, меня же никто не знает», — усмехнулся собеседник. К счастью, ход делу он не дал. Единственное, меня как раз в те дни должны были наградить «Знаком Почета». Так вот вручение ордена отложили на полгода. Но в мечеть я даже после этого ходить не прекратил. И надо отдать должное, Старостин с Бесковым этим моим походам никогда не препятствовали.

— Хорошая реакция позволяла вам успешно отражать пенальти и штрафные. С кем были наиболее напряженные дуэли?

— В одесском «Черноморце» выступал Владимир Плоскина, который с 11-метровой отметки практически не промахивался. Как-то по ходу чемпионата СССР он двенадцать голов забил с пенальти. И вот играем мы с ними в Москве, судья показывает на «точку». К мячу подходит Плоскина, но я его удар парирую! Как? Единого правила на этот случай нет. Где-то смотришь, как человек разбегается, где-то помогает интуиция. Специальной картотеки я не вел, но старался следить, кто и как предпочитает бить пенальти. Кроме того, у меня был свой трюк. Я демонстративно отворачивался, а сам краешком глаза косился на соперника. Дело в том, что многие игроки перед разбегом смотрят в тот угол, куда собираются пробить.

— Вашей визитной карточкой стали не только отбитые в большом количестве мячи, но и знаменитый гол, пропущенный от голландца ван Бастена в финале чемпионата Европы-1988. Можно было парировать тот удар?

— Я после каждой игры разбирал, что мог сделать, а что — нет. В той ситуации, наверное, можно было воспрепятствовать голу. Но уж больно быстро все произошло, буквально за доли секунды. Я прыгнул и еще вытянул руку, но мяч пролетал надо мной в своей высшей точке, и достать его не было никакой возможности. В какой-то момент мне даже показалось, что он идет мимо… Да, если бы занял позицию не у ближней штанги, а сдвинулся хотя бы на метр ближе к середине ворот, наверняка можно было что-нибудь сделать. Но я ожидал прострельную передачу, а не удар. К тому же против ван Бастена действовал кто-то из наших — по-моему, Рац. И когда голландец ударил, его опекун отвернулся. А стоял бы прямо, мяч попал бы в него и гола не случилось.

— Сборной тогда руководил знаменитый украинский тренер Валерий Лобановский. О строгости этого наставника ходят легенды. С ним было трудно работать?

— Если сравнивать Лобановского с Бесковым, еще большой вопрос, кто из них строже. По характеру и отношению к делу они были похожими — очень строгими и требовательными. Зато взгляды на футбол имели совершенно разные. Отсюда то непримиримое противостояние между «Спартаком» и киевским «Динамо», которое царило в нашем футболе в середине 80-х годов. При этом находить общий язык с Лобановским лично для меня не составляло особого труда. И он ко мне относился совершенно нормально. Считаю, перед чемпионатом мира-1986 руководство совершенно правильно убрало тренера Малофеева и поставило на это место Валерия Васильевича. Его предшественник хватался то за одного игрока, то за другого, но это не помогало, команда была «разобранная». Да и вообще он был со странностями, мог прямо на установке перед матчем начать стихи декламировать. Мой партнер по «Спартаку» Сергей Родионов как-то пришел и говорит: «Ринат, надо что-то делать. Сборная играет кто в лес, кто по дрова, так дело не пойдет». И хотя свое мнение наверх мы не доносили, там его словно бы услышали. С приходом Лобановского появилась система, которая царила у него в «Динамо». Киевляне ведь незадолго до этого выиграли Кубок кубков, они и составили костяк команды. В результате возник очень сильный коллектив, который не просто выходил на поле, а играл.

— Знаю, вы находитесь в хороших отношениях с Мишелем Платини, нынешним президентом УЕФА. Познакомились с ним все на том же чемпионате мира-1986, где сборные СССР и Франции выступали в одной группе?

— Нет, впервые мы встретились в 1980 году, когда проводили товарищеский матч против французов в «Лужниках» и победили 1:0. Спустя несколько лет мы вместе играли за сборную мира против команды Англии в поединке, посвященном столетию местной футбольной ассоциации. В нем еще и Марадона принимал участие… Мишель часто повторяет: «Ринат, ты единственный вратарь в мире, которому я не смог забить гол». Хорошо я знаком и с королем футбола Пеле. Он тоже приезжал в Москву, потом мы неоднократно пересекались на различных форумах ФИФА. Простой, общительный человек, очень доступный.

— После окончания выступлений в «Спартаке» вы несколько лет играли в испанской «Севилье». Нынешние футболисты лучше подготовлены к переезду за рубеж, чем ваше поколение?

— Сейчас все по-другому, многие российские игроки владеют иностранными языками или учат их. Они могут общаться, понимают собеседников. В мое время все было совершенно иначе. Языков мы не знали, да и уровень жизни в Союзе был гораздо ниже, чем в западных странах. На все вокруг мы смотрели широко раскрытыми глазами. Система игры другая, сам футбол совершенно другой. В «Севилье» по возрасту я был самым старшим, а чувствовал себя зеленым юниором. Никого не знаю, сказать ничего не могу. Хорошо, я коммуникабельный человек. Когда через полгода после приезда у меня отобрали переводчика, начал сам общаться с партнерами. Ходил за ними буквально хвостом. Команда в ресторан — и я в ресторан, все на дискотеку — и я туда же. Разговаривать не мог, общался жестами — мотал головой, как немой.