Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6320 ( № 16 2011)

* * *

Литература давно готовила людей к разобщению. Предвидела его. И предостерегала. Но ей не вняли.

Гоголевский Ноздрёв со своей точки зрения живёт идеально (потому что если не бахвалиться и не жульничать, то это не жизнь), и Чичиков живёт правильно (потому что его обман ведь безобиден, ну и скупает души умерших, а без этого ему не разбогатеть, а разбогатеть нужно, потому что другие, менее достойные, уже богаты, с какой же стати ему-то упускать шанс?), и Коробочка права, и Собакевич, и Иван Александрович Хлестаков, и Городничий, и порождённый Салтыковым-Щедриным правдолюбец Иудушка Головлёв (в своём придурочном следовании правильным канонам – тоже непогрешим), но мы-то, со стороны видящие эти карикатурные фигуры, сознаём, сколь чудовищны потуги исчадий на святость.

Прав Родион Раскольников, убивший мерзкую старуху, а потом раскаявшийся, права убиенная старуха-процентщица (ей как иначе жить и сводить концы с концами, если не тянуть проценты), прав Свидригайлов в жажде молодого женского тела, правы «бесы» Верховенский и Шатов, прав Порфирий Петрович, отстаивающий высший нравственный закон… Правы декабристы, ради народного блага бесстрашно шагнувшие на Сенатскую площадь и обрёкшие себя на смерть или ссылку, правы подавившие ради спокойствия державы этот мятеж верные государю войска… Словно о декабристах и об инициаторах нашей недавней перестройки, говорит в начале XX века Пётр Столыпин: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Эти его слова недаром взяты сегодня на вооружение противниками либерализма и кардинальных реформ: люди, масса, народ, население устали от революционных передряг и кадровых пертурбаций, о людях надо позаботиться в первую очередь, надо дать им покой…

* * *

У сегодняшнего творца сложное положение. Он не может, не способен огорошить, впечатлить, зажечь социальной и политической новостью – так, как это сделает газетная статья или телевизионный репортаж. За какую тему ни возьмись – оперативная журналистика опередит и медлительного, основательного литератора, и бойкого пейнтера-копировальщика действительности, им не потрясти воображение читателя и зрителя ужасами ГУЛАГа или правдой об Октябрьской революции, всё рассказано и отображено первопроходцами этих тем. Взорванная бомба в метро или убийство военнослужащего с последующей продажей его внутренних органов по силе воздействия на самый искушённый и изощрённый мозг переплюнут любую сагу о Форсайтах или полотно Гогена. Что остаётся? Интерпретировать уже лишённые прессой невинности события – в «художественной форме»? Вряд ли попытка имеет смысл. Нужен «выверт», который продемонстрирует новое озарение новым знанием. (Как у Кафки: человек превратился в жука.) Нужна иная градация сопоставления реальности с вечностью. А повторение всегда банально. Бесперспективно подражать Толстому и Достоевскому – хотя бы потому, что вряд ли сыщутся литературные философы их уровня, а толщина созданного фолианта не всегда эквивалентна уровню заложенных в него чувств и ума.

Искать пути синтеза, изобретать нечто способное переместить человека в иную плоскость бытия, в неведомый мир, который пока не знаком никому, – вот что вызволит искусство из прозябания без цели и опознавательного флага.

Чехов

Жизнь течёт своим чередом. Людям, которые отправляли тело Чехова в Москву в вагоне с надписью «Устрицы», в голову не могло прийти: это унизит и оскорбит вкус тонко чувствующей публики (сам Чехов уже не мог по этому поводу ни иронизировать, ни горевать). У отправлявших ящик с телом была своя сермяжная правда и рутинная обязанность: доставить груз. Такая у них была работа. Вряд ли они посещали театр, читали литературные журналы. Узнай они о том, как воспримут надпись на вагоне те, кто любил Антона Павловича, пожали бы плечами, а то и искренне попытались бы сгладить неловкость, заранее скорректировали ситуацию, убрали эту надпись, чтоб не травмировать тонкие, чувствительные души. Но, может быть, и не попытались бы. И не почесались бы.

Схожую ситуацию описал сам Чехов в рассказе «Палата № 6», когда привыкший угождать врачу тупой сторож – ради поддержания порядка в лечебнице – избивает этого самого доктора, теперь уже ставшего пациентом. У сторожа свои определённые обязанности, и он в силу своего разумения обязан их исполнять, ему не до тонких переливов чувств, не до интеллигентских нюней.

Речь – о двух разных, не соприкасающихся мирах.

* * *

Нынешняя литература… Литература времён, когда она не нужна… Какой ей быть? Как ей, бедняжке, приживалке, прихлебалке, доказать свою нужность и необходимость? На какие ухищрения и авантюры она должна ради этого пуститься? Фиглярствовать? Заискивать? Придумывать всяческие награды и премии, шумно и вульгарно сама себя увенчивать? Жалкая участь! Незавидный удел! Позорный жребий! Но для чего-то и почему-то остатки собственного достоинства ещё теплятся в этой дурнушке. Ради чего она продолжает трепыхаться? То робко, то выспренне напоминать о себе? Но кто другой, кроме неё, станет замечать и сопоставлять, присматриваться к привычному, тому, что ежечасно рутинно-скучным манером творится на глазах, – и истолковывать, давать подсказки, искать ответы на вечные вопросы и главнейшие из них: «как и зачем существовать?», кто ещё, кроме неё, обнаружит в примелькавшемся мотивы библейского, экклесиологического свойства, неизречённой, но присутствующей в каждом мгновении бытия символики и притчевости…

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Клуб 12 стульев

«Коротким – коли!»

На первый взгляд война и юмор – две вещи несовместные. С одной стороны – трагические события, с другой – весёлый жанр. Тем не менее во время Великой Отечественной войны сатира существовала. Были публикации в центральных и фронтовых газетах, были юмористические сюжеты в «Боевых киносборниках». Комитетом по делам искусств при СНК СССР составлялись сборники юмора и сатиры для концертных групп и агитбригад художественной самодеятельности.

Одним из собирателей сатирических произведений того периода был ленинградец Симон Давыдович Дрейден (1905–1991) – критик, писатель, театровед, человек необыкновенной эрудиции. Во время войны Дрейден работал завлитом Театра имени Пушкина, часто выступал с так называемыми лекциями-концертами на тему «Грозный смех – боевое оружие». Сначала он рассказывал о сатире, во втором отделении артисты Константин Адашевский и Александр Борисов выступали в образе весёлых солдат Шмелькова и Ветеркова.

Сейчас собрание С.Д. Дрейдена хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства. Есть там и собранные им сатирические произведения того времени: вырезки из газет и журналов, а также фольклорные образцы, которые он записывал (РГАЛИ, фонд 3084, оп. 1, дело № 1559 и 1560). Название подборки «Коротким – коли!» мы позаимствовали из газеты «Красноармейская звезда», выходившей в Новосибирске при штабе СибВО.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Клуб 12 стульев

Катюша

Разлетались головы и туши –

Дрожь колотит немцев за рекой.

Это наша русская катюша

Немчуре поёт «за упокой».

В страхе немец в яму прыгать станет,

Головой зароется в сугроб.

Но его и здесь мотив достанет,

И станцует немец прямо в гроб.

Ты лети, лети, как говорится,

На кулички, к чёрту на обед.

И в аду таким же дохлым фрицам

От катюши передай привет.

Расскажи, как песню заводила,

Расскажи про катины дела,

Про того, которого лупила,

Про того, чьи кости разнесла.

Все мы любим душечку катюшу,

Любо слушать, как она поёт,

Из врага вытряхивает душу,

А друзьям отвагу придаёт.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Клуб 12 стульев

Бабка

(Кукольный скетч)                                                                                                                                                    

Действуют:

Бабка

Фриц

БАБКА (сидит на просторном ложе). Батюшки-светы… (Выстрел, бабка вздрагивает.) Страсть какая. (Ещё выстрел.) Идут, ироды, кровопивцы. На Москву шли – народ терзали, обратно тикают – и вовсе озверели. (Выстрел.) Идут. Ой, матушки. (Падает на постель.) Спаси, господи, старую бабку Арину.