Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6283 ( № 28 2010)

Скажу, однако, и другое: читать «Окаянные дни», «Великий дурман», одну за другой бунинские статьи, до самых краёв налитые яростной злобой, испепеляющей ненавистью и барской брезгливостью ко всему, что происходило в годы революции, Гражданской войны и в Советском Союзе, мне было тяжело, порой невыносимо: обо всём «старом» – с нежностью и любовью, обо всём «новом» – карикатурно, издевательски. В своих взглядах на происходившее Бунин чрезвычайно пристрастен и тенденциозен, чего он сам не отрицал. Страсть затмевает человеку разум. И никакого намёка на светлое ни в настоящем, ни в будущем. Все акценты в бунинской публицистике сделаны исключительно на негативном, грехах и тёмных сторонах революции, новой власти и революционной «толпы». Бунин в упор не хотел видеть хоть что-нибудь положительное во всём, что происходило вокруг, яро и скопом ненавидел миллионы советских людей, по его понятию, «большевиков», которые между тем сотворили «советское чудо» – превратили Россию лапотную в Россию индустриальную и электрическую, победили фашизм в Великой Отечественной войне, первыми в мире начали освоение космоса – боже, да разве надо перечислять всё великое, что сотворили «большевики»?..

Отринувшись от текста бунинских записей, я не единожды спрашивал себя: «Почему же не бросишь читать?» И отвечал: «Бунин говорит ту правду, которой ты не знал, но хочешь знать. Отчего ж «противно»?.. У Бунина своя правда, не во всём, но во многом не совпадающая с твоей правдой. Да, бунинская правда не вся Правда, это правда знатных и богатых – «белая» правда, которую Бунин преподносит как истину в последней инстанции, с диким напором и ожесточением. И всё-таки – это правда.

Две горькие правды эти делят Россию на две далеко неравные части и обречены сосуществовать в человеческом сознании, и не дай бог сорваться с крючка той или иной! Вот тогда – снова революция, по поводу которой так страстно и горестно кричал всему миру Бунин.

О ДОКУМЕНТАЛЬНОСТИ

Как известно, публицистика – это литература по общественно-политическим вопросам современности. Но в какой степени публицистика как род литературы может быть художественной? Конечно, прежде всего – это вопрос талантливости автора. Однако будь ты гений среди гениев, коль взялся за публицистику, то поневоле погружаешься в политику, а значит, и в идеологию – особые и сложнейшие сферы жизни и области специального знания. Представить, будто «Окаянные дни» – это «художественное произведение», в котором есть страницы, «которые могут сравняться с лучшим из всего, что написано Буниным», как отмечал М.А. Алданов, – это слишком. На мой взгляд, «Окаянные дни», «Великий дурман» и вся бунинская публицистика – документ сугубо политический, идеологический, талантливо окрашенный в художественные краски и тона. Но качество публицистической литературы определяется не художественностью, а глубиной проникновения в социальную материю, а главное – ответами на злобу дня. Не злобой же, не ненавистью, а истиной, способной разрешить противоречие, конфликт. Но такой позитивной задачи Бунин перед собой даже не ставил. Рефлексировал, рисовал…

Безусловно, публицистика – неотъемлемая часть творческого наследия И.А. Бунина, документ времени. Но это документ, в который, как отмечает, например, Даниэль Риникер, Бунин не раз вносил многочисленные правки – стилистические, документальные, идеологические. Мало того что сам текст «Окаянных дней» лишь основан на дневниковых записях Бунина московского и одесского периода 1918–1920 гг. его жизни, а в основном написан заново в 1925–1927 годах уже в Париже по просьбе редактора газеты «Возрождение» П.Б. Струве. Бунин, «готовя «Окаянные дни» для берлинского собрания сочинений, значительно переработал текст по сравнению с газетным вариантом. Однако эта правка не была окончательной…». «Изучение этой правки показывает, что она носила как стилистический, так и идеологический характер». Многократное и тщательное исправление текста всё-таки не могло не исказить документального начала. «В тексте «Окаянных дней», – замечает Д. Риникер, – обнаруживаются пласты, различающиеся по происхождению и по времени написания».

Что же служило главным источником глубокомысленных выводов и ожесточённых высказываний Бунина? Газеты и слухи.

«Всё слухи и слухи», – пишет он в «Окаянных днях» 12 апреля 1919 года в Одессе. «Бешенство слухов. Петроград взят генералом Гурко, Колчак под Москвой, немцы вот-вот будут в Одессе». Ничего этого на самом деле не происходило, но Бунин жил слухами и надеждой, что они сбудутся.

Вот выдержки всего из двух страниц «Окаянных дней» от 28 февраля 1918 года. «Вести со Сретенки – немецкие солдаты заняли Спасские казармы»; «Слух, что в Москве немцы организовали сыскное отделение»; «В Петербург будто бы вошёл немецкий корпус»; «Говорят, что Москва будет во власти немцев семнадцатого марта». (На самом деле и этого не было. – И.И.) «Рассказывал в трамвае солдат…» «Д. получил сведения из Ростова…» Д. прибавил: «Большевики творят в Ростове ужасающие зверства… расстреляли 600 сестёр милосердия». Ну если не шестьсот, то всё-таки, вероятно, порядочно». «Повар от Яра говорил мне…» «Вести из нашей деревни…» И так – едва ль не на каждой странице.

Читаешь – и тебя, сегодняшнего, тоже вдруг охватывает неосознанный ужас. Понятно, что, кроме газет и слухов, других источников информации Бунин не имел и не мог иметь, жил в великом расстройстве и панике. Но разве, читая эти статьи, сегодня мы не должны учитывать бунинское психологическое состояние и нескрываемую пристрастность?

10 февраля 1918 года Бунин пишет: «Ещё не настало время разбираться в русской революции беспристрастно, объективно… Это слышишь теперь поминутно. Беспристрастно! Но настоящей беспристрастности всё равно никогда не будет. А главное: наша «пристрастность» будет ведь очень дорога для будущего историка. Разве важна «страсть» только «революционного народа»? А мы-то что ж, не люди, что ли?»

Люди, конечно же, люди! Только другие люди – господа, люди других сословий, других интересов, чем интересы простонародья, «полудикарей», «черни».

Бунинская публицистика, особенно «Окаянные дни», – это в значительной мере коллекция слухов, домыслов, а кое-где наверняка и его богатейшего воображения, о котором он сам говорил, сопоставляя свою способность фантазировать с аналогичным даром Л.Н. Толстого. 11 марта в «Окаянных днях» запись: «Толстой сказал про себя однажды: «Вся беда в том, что у меня воображение немного живее, чем у других…» Есть и у меня эта беда».

Слова, которые сами, вот так, без раздумий, с ходу, без всякой подготовки срываются с языка – самые правдивые. Но сколько в них истины? Вот вопрос. Если твоя рефлексия построена сплошь на слухах, а слухи – тоже на слухах, то сколько смысла в твоей правдивости, какой прок от неё?.. Правда, сказанная злобно, лжи отъявленной подобна. Часто протест вызывает не только правда сама по себе, а то, каким образом она подана.

Конечно, можно полагать, что правда заключается не в том, чтобы нести истину, а в том, чтобы говорить то, что думаешь. Но вряд ли этот принцип подходит к Бунину. Он жаждал перемен от сказанного им, особенно поначалу. Но для этого одной правды, одной стойкости и готовности висеть за свою правду хоть на кресте мало. Правда о делах общественных должна всё же совпадать с истиной, а не противоречить ей. Бунин противоречив, и это не беда, когда бы не испепеляющее пламя ненависти на всех, кто не «икона», кто только что почитался «иконой», да перешёл в другую гавань… А правдолюбие, кроме всего прочего, обычно связано с желанием во всяком находить хорошее, а не только дрянное. Но это не про Бунина. Отчаянное правдолюбие без всякого стремления открыть свет в конце туннеля – во многом лишь проявление безмерной бунинской гордыни…

О РЕВОЛЮЦИИ

Признанный одним из лучших писателей своего времени, Бунин-публицист говорил с миром от имени русской литературы, русской культуры, полагая, что исполняет миссию перед русской историей. Говорил о России, о русской душе, русском характере, русском народе, русской истории, о русской революции, о власти большевиков и её вождей, о мировой революции и советской власти. Не говорил, а приговаривал, полагая, видимо, что он не только имеет на это право, но и способен дать верные ответы на все вопросы бытия.

Разумеется, есть немало вещей, где Бунин прав, с ним должен согласиться любой разумный человек. Как можно, например, возражать его яростному протесту против восстаний, революций? Да, именно в эти моменты истории из человека вырывается всё низкое, животное, зверское, происходят одичание и варваризация народа.