Андрей Курпатов - Деньги большого города с доктором Курпатовым

Мне-то казалось, что необходимый минимум выполнен и теперь я имею право пожить спокойно. А оказывается, надо отвечать на вызовы, которые бросает нам жизнь… Может, следовало в первой жизни жить помедленнее? Впрочем, глупости! Это же замечательно, что все формальности вроде нормальных бытовых условий утрясены, а впереди еще столько времени! И есть возможность заниматься какими-то ценными делами, не обрекая себя при этом на аскетизм. Да и вообще, счастье, что можно мечтать не о цветном телевизоре и стремиться — не к новому велосипеду.

Надеюсь, моя ситуация не безнадежна. Во-первых, я не разлюбила свою работу. Надо просто придумать новый интересный проект, который меня увлечет и будет сложнее всего, над чем я трудилась прежде. Проект, которым я буду гордиться (у меня уже есть некоторые мысли на этот счет). Во-вторых, я с огромным интересом пишу с Курпатовым книги — я же не отказалась от этого амбициозного, но очень непростого дела! Ну и, наконец, хоть я и не доктор, но позволю себе предположить: вовремя поставленный диагноз — залог выздоровления.

…Да, и надо обязательно позвонить тому бизнесмену, придумавшему открыть офис в спальном районе. Глупо отказываться от серьезного предложения: в конце концов, можно просто повысить гонорар за дополнительные неудобства. К тому же я посмотрела на карте — не так уж далеко находится завод. Не больше получаса на машине от моего танцевального клуба.

Два дня спустя

P. S. Невероятно! В китайском языке понятие «заниматься бизнесом» совпадает с понятием «осмысленно жить».

Очень занятно… Через пару дней после этого разговора с Шекией мне позвонил другой мой соавтор — доктор медицинских наук, профессор, врач-психотерапевт Анатолий Николаевич Алехин (вместе с ним мы написали несколько монографий по методологии — «Философия психологии», «Развитие личности» и др.). Позвонил с противоречивым, на мой взгляд, соображением, касающимся темы нашего с Шекией разговора. Вообще говоря, у нас с Анатолием Николаевичем идеальный творческий тандем — мы постоянно спорим. С другим моим соавтором по научным работам — Геннадием Геннадиевичем Аверьяновым — у нас иная счастливая крайность: мы не спорим никогда! Поэтому с Анатолием Николаевичем получаются книги по методологии, а с Геннадием Геннадиевичем — по психотерапии.

— Слушай, Андрюша, я сделал потрясающее научное открытие! — услышал я в телефонной трубке веселый голос Анатолия Николаевича.

Вообще надо сказать, что у всех моих соавторов с чувством юмора — полный порядок.

— И что на сей раз? — поинтересовался я.

На сей раз Анатолий Николаевич выдвинул смелую гипотезу, после сорока лет у человека наступает энергетический спад — период, когда внутренний тонус снижается, и потому способность к переживанию интереса и чувства удовольствия оказываются на уровне — хуже некуда. А поэтому люди становятся замкнутыми, словно уставшими от жизни. Их перестает радовать что-либо, интересовать. Они сдуваются, как когда-то надувные мячики.

— Понимаешь, — объяснял мне Анатолий Николаевич, — у меня сейчас столько пациентов — сорокалетних мужчин с гаком, которые уже просто ничего не хотят. Жизненный тонус— на нуле! Словно в них батарейки выработали свой ресурс — и все, конец.

Здесь надо сказать, что формальным поводом для этого звонка моего соавтора было обсуждение нашей с ним предстоящей встречи на вечере памяти, посвященном нашему общему учителю, выдающемуся ученому — Олегу Николаевичу Кузнецову.

Олег Николаевич был личностью потрясающей и незаурядной, ученым с большой буквы и не утратил свой исследовательский интерес до последних дней жизни. Когда-то, в молодости, он занимался исследованиями феномена одиночества, экспериментами по изоляции. А потом психологической и психотерапевтической составляющей в творчестве Федора Михайловича Достоевского.

Именно в этот период я и познакомился с Олегом Николаевичем и, соответственно, работал вместе с ним именно по этой теме. Старость, болезни, бытовые трудности — ничто не мешало Олегу Николаевичу буквально гореть наукой, исследованиями. У него всегда были новые идеи и замыслы, он с необыкновенным интересом относился ко всему новому, что происходило в науке. Я уж не говорю про его внимание к работам его учеников.

Понимаете, к чему я? У Олега Николаевича никогда не было проблем с «батарейкой». Всегда находились силы, никогда не истощался интерес. А почему так? Потому что он считал науку — необыкновенно важным делом. И когда он создавал библиотерапию — разновидность психотерапии, где в качестве терапевтического средства используются художественные произведения, — он думал о людях, которым это может помочь.

— Анатолий Николаевич, — сказал я, выслушав все доводы моего соавтора в пользу его теории о постепенной утрате человеком «энергетического тонуса», — а кто мне лет десять тому назад рассказывал о природе мотивации, о теории дифференциальных эмоций?

На том конце провода воцарилась тишина…

— То есть ты не согласен с моей теорией? — опечалился мой соавтор.

— Не согласен, — подтвердил я. — Просто они добились всего, о чем мечтали, эти ваши пациенты, а мечтать о чем-то, что выше осязаемых ценностей — квартира, машина, статус на работе, — не мечтают. Вот и сели их «батарейки». Вялотекущая депрессия…

Вам нравятся фильмы Тарантино? Мне — да. Ироничные и стильные. О них можно много говорить, но я сейчас об одной очень конкретной детали: мне нравится, как режиссер играет со временем. В конце картины, а то и вовсе в следующем фильме вы вдруг узнаете о том, что теоретически должно было произойти в самом начале. Эффектно получается.

Конечно, такой прием используют и другие режиссеры. Но у Тарантино выходит как-то особенно остроумно. И вообще мне нравится такая параллель.

Итак, если бы мы снимали фильм, то сейчас на экране появилась бы заставка: Санкт-Петербург, три года назад. А потом — или голос за кадром, или титры (я еще не решила, как будет наряднее) поведали бы вам, в каком состоянии я находилась в тот момент.

…Я очень устала за тот год. Приходилось много работать, больше, чем обычно, потому что расходы выросли в разы. Огромное количество проектов нужно было совместить с еще одной весьма трудозатратной деятельностью: ремонтом. Конечно, я не размахивала сама дрелью, но эти походы по магазинам!.. В перерывах между деловыми встречами нужно было объездить десяток адресов, причем все — в разных концах города и обязательно очень далеко от метро.

Но больше всего меня тяготила не нагрузка, а катастрофическая нехватка денег. Все, что мне нравилось, разумеется, стоило очень дорого, все, что дешевле, дизайнер называла дровами, а строители грозились увеличить стоимость работ, если им придется клеить некачественные обои и класть плохую плитку.

И прораба, и дизайнера совершенно не интересовало, что я потратила все сбережения и сижу в долгах. Зато первый всегда был готов объяснить, почему мы вылезли из сметы еще в самом начале работы, а второй не скрывал своего презрения, когда я не соглашалась покупать лампочки по 100 долларов за штуку. После покупки светильников (я даже не догадывалась, что они могут столько (!) стоить) мой дизайнер не без ехидства заявил, что магазин, в который, кстати, он сам меня привел, в дизайнерском мире считается фаст-фудом.

Словом, каждый раз, доставая очередную тысячу долларов, я чувствовала себя какой-то неполноценной, потому что приличные люди потратили бы в этом случае раз в пять больше. Я страдала еще и от того, что понимала, как должна бы выглядеть идеальная картинка: машина с водителем, много денег и уйма свободного времени. Тогда ремонт можно было бы превратить в развлечение. А мне, наоборот, приходилось целый год отказывать себе во всех радостях.

В общем, мой кошелек и моя нервная система истощились. Последней каплей стал смеситель за 200 долларов. Деньги кончились, и мне казалось, что я навсегда останусь без крана и воды. Горько было осознавать, как же несправедливо обходится со мной жизнь.

«Андрюша, милый, мне в газете заказали интервью про деньги в нашей жизни, — журчала я тогда по телефону, отрывая Курпатова от работы. — Редактор сказал, что очень нужно».

Я бессовестно врала: никто меня ни о чем не просил, и я цинично пользовалась своим служебным положением и нашей с доктором дружбой. Но если вы когда-нибудь строили дом или делали ремонт в квартире, вы меня поймете и оправдаете.

Я пришла в «Литературное кафе» в состоянии, близком к отчаянию. Конечно, я чувствовала себя самым несчастным человеком!