Лев Рубинштейн - Скорее всего

Она повернулась и увидела Онисану.

— Куда ты идёшь? Нам стоит поспешить! — сказал он.

Тали опустила глаза.

— Я останусь здесь. Иди один.

— Где «здесь»? — удивился Ония. — В месте для мёртвых?

— Мне всё равно, где я… Пожалуйста, позволь побыть одной…

— У нас очень мало времени! Мы не можем тратить его безрассудно, даже на скорбь! Идём!

— Нет… Оставь меня…

Онисана смотрел на неё широко открытыми глазами, тревожно вглядываясь в её лицо.

— По-твоему, такие слова достойны уст учеников Ашавана? Думаешь, он погиб, чтобы мы плакали в одиночестве, ожидая приближения конца?

— Всё рушится, разве ты не видишь? Этот мир словно сошёл с ума… Мар бросил нас, Учитель погиб, враг уже не отступит. Чёрные корабли прилетят вновь, и не останется тогда ни одного камня от Золотого города. Не останется ничего!

— Опомнись, Тали! Что ты говоришь? — Ония с силой схватил сестру за руку. — Мы должны думать не о том, что всё рушится, а о том, что в наших силах спасти!

— Я не могу так, Онисана. Я больше не вижу смысла… Мне не нужен мир, в котором нет Его… Я хочу умереть.

— Прошу тебя, вспомни, чему нас учил Ашаван. Неужели мы позволим исчезнуть всему тому, за что он отдал свою жизнь? Как бы ученик ни любил Учителя, он служит не ему лично, а Идеалу.

— Я знаю… — ответила Тали, — но ничего не могу с собой сделать. Я останусь здесь.

Онисана смотрел на сестру пристальным укоряющим и, одновременно любящим взглядом. На небесно-голубых глазах его выступили слёзы бессилия. Он отрицательно покачал головой, потом отпустил её руку и с трудом выдавил из себя слова:

— Я тоже любил Его больше всего на свете и ради Него должен выполнить свой Долг. Поступай как знаешь…

Он резко развернулся и быстрыми шагами устремился обратно.

А Тали ещё долго бродила по тусклому песку, и лишь ветер один сопровождал её. Она то плакала, охваченная горьким отчаянием, то счастливо улыбалась, вспоминая любимые синие глаза, то ложилась на землю и молила небо о смерти… Так прошло несколько часов.

«Почему всё произошло именно так, а не иначе? Почему Боги допустили такое? Почему именно Ашаван? Я бы отдала свою жизнь, чтобы уберечь Его, но… знаю, что это невозможно… Я бы сделала всё, что в моих силах, любой ценой спасла бы Его, чего бы этого ни стоило! Но Закон есть Закон, и человеческие слёзы над ним не властны…»

Вдруг Тали остановилась, перед её внутренним взором возник улыбающийся образ сероглазого человека с утончёнными интеллектуальными чертами лица. «Мар, ты ведь не знаешь, что Ашавана больше нет! Если бы ты мог заглянуть в будущее и увидеть, что произойдёт, я уверена, — ты бы никогда не оставил Его!»

А потом неожиданная мысль посетила Тали. «Что я делаю? Я же поступаю, как Мар! Для него собственные мысли и переживания в определённый момент оказались важнее того, чему он столько лет служил, и он ушёл за ними, будто раб, безропотно следующий за господином! Ашаван умер, зная что ученики смогут продолжить Его дело… Неужели я слабее всех остальных? Неужели я позволю своим чувствам увести меня от главного?»

Тали оглянулась назад, провела ладонью по лицу, стряхивая прилипший к мокрым щекам песок, помедлила немного, а потом быстрым шагом, почти бегом, устремилась туда, где её любимый брат трудился за двоих.

Тали проснулась на рассвете, быстро оделась и вплела в волосы драгоценный подарок брата — голубую ленту. Вместе встретив рождение солнца, Служители двинулись в путь. Дорога предстояла долгая, через Красную пустыню на северо-западе до тайной гавани.

Сначала Тали её ноша показалась лёгкой, но когда она прошла несколько сотен метров, груз стал сильно давить на плечи. «Как я буду нести это девять дней?» — ужаснулась ученица, а потом вспомнила: «Если я хочу справиться с какой-то задачей, то не должна думать, что это сложно; нужно переместить своё внимание на что-либо другое».

И она стала вспоминать Ашавана, тот день, когда увидела Его впервые… Он умел говорить без слов, и взгляд Его смотрел прямо в сердце. В бездонных синих глазах мерцали отблески непостигаемой Тайны, они пленяли, притягивали внимание, звали в бесконечное странствие, очаровывали и бередили душу, так хотелось погреться от их тепла, быть рядом и любоваться… «Я люблю Тебя, мой Господин, — звучало в ней, — люблю больше всего на свете!» Нежность, как хрустальный ручей, просыпалась и заполняла собой всё; чувство любви изливалось наружу, не вмещаясь в её маленьком человеческом сердце. Она обнимала Его невидимыми руками, устремлялась к Нему, плакала и благодарила. Боль и счастье жили одновременно… Их сила была столь огромна, что они вытеснили собой всё остальное. Мысли, устремлённые к дорогому существу, перенесли её в какое-то иное пространство, в мир Света и Красоты, в царство нетленного, в звёздную вечность, пронизанную загадочным сиянием… А потом ей показалось, что она дотянулась до Него… Будто Он снова рядом, будто сопровождает их, улыбается, любит и верит, благословляет и вселяет надежду…

И когда незаметно подкрался девятый день, она очнулась от прекрасного сна, который казался ей реальнее привычного мира. На горизонте открылся небывалый простор; бескрайняя стихия предстала перед Служителями мирной, ласково напевавшей непрерывную и давнюю песню, а на волнах покачивались небольшие корабли с гордо вздёрнутыми носами. «Получилось!» — крикнул кто-то, и возгласы радости пронеслись длинной цепочкой мимо Тали, сливаясь в неопределённый ликующий гул.

Море было безмятежно-спокойным, солнечные блики плясали на изумрудно-прозрачной воде. Восемь сотен Служителей заняли всю крошечную гавань, они разбредались вдоль скал, рассаживались на берегу, гладили невиданное ранее чудо — игривые волны, и всё это происходило в непроизвольно родившемся молчании. Все они, как один, молились об одном: чтобы боги помогли благополучно снарядить корабли и отправить их в долгое путешествие; когда же свершится это, Задачу можно будет считать выполненной. Достигнув места назначения, зёрна Священных Знаний пробудятся и прорастут, и, может быть, тогда люди новой и молодой земли смогут исполнить то, чего не смогли осуществить их воинственные предшественники: построить свою жизнь как зеркальное отражение Небесного Мира…

Алаксон сидел на берегу в глубокой задумчивости, собирая ладонью песок и медленно высыпая его тонкой струйкой. В холодно-синих глазах его блестели лучи огненного-рыжего, клонившегося к горизонту светила. Говорить не хотелось никому, слишком тяжело было то, что происходило в душе каждого. Вот и всё… Золотой город, раздетый и пустой, отныне останется лишь в воспоминаниях… Так страшно однажды почувствовать себя покинутым, без Учителей, без братьев по Пути, без небесного покровительства, без «вечных» знаний и без надежды. Но… Разве можно отобрать надежду? Разве можно убить любовь? Разве можно искоренить память и тягу к прекрасному?

Каждый из нас нуждается в том, чтобы надеяться на лучшие времена, на новый и более совершенный мир. Мир, где не будет войн и насилия, где человек осознает свою ответственность за других людей, за планету, за каждую травинку, где будет жить и творить ради Будущего и в этом увидит своё личное счастье. Мир, где соперничество исчезнет с лица Земли, потому что соревноваться можно только в вещах преходящих. Двое любящих не спорят о том, чья любовь сильнее, — это бессмысленно. Придёт ли то время, когда жажда духовной свободы возьмёт вверх над обыденностью, когда люди захотят освободиться от бесконечных мелких забот, от изменчивости и иллюзорности? Наступит ли пора, когда маленький бескорыстный шаг, рождённый благородным мотивом, будет приносить нам большее удовлетворение, чем чувственные наслаждения?

— Где ученики Ашавана? Где Хранители? — раздался чей-то громкий встревоженный голос.

Алаксон обернулся и увидел спешно приближавшегося человека с атрибутикой Высокого Солнечного Жреца на плаще.

— Где ученики Аптавана? — повторил Жрец, промчавшись мимо Служителя быстрым шагом.

— Я один из них, благородный Господин, — крикнул ему вдогонку Алаксон.

Красивый молодой человек с утончёнными чертами лица почтительно поклонился Старшему Брату: — Чем могу помочь?

— А где же остальные? — немного отдышавшись, поинтересовался Жрец.

— Я отведу.

Через минуту они подошли к группе людей, принадлежавших к братству Хранителей; их можно было отличить от всех остальных Братств только по эмблеме Храма Знаний на узких браслетах. Жрец некоторое время молчал, восстанавливая дыхание и обводя внимательным взглядом каждого присутствующего. Наконец он заговорил.

— Для сопровождения кораблей нужны ещё два человека. Кто из вас владеет Священным языком в совершенстве?