Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №3 (2003)

Но и по существу вопроса мы не можем согласиться с подобным мнением. Десять лет открытых границ, свободы слова и демократии наглядно показали, что идеология цивилизованного, демократического общества западного образца создает тип человека куда более оболваненного и нищего духом, чем жестко идеологизированное, “закрытое” социалистическое общество. Совсем недавно в это было трудно поверить, но сегодня с этим согласны очень многие представители российской интеллигенции. Это особенно очевидно на примере радио- и телепередач для юношества.

Радио СССР передавало огромное количество произведений русской и мировой литературы, лучшие произведения театрального искусства, имело свою передачу “Театр у микрофона”. Специально для юношества создавались радиосериалы, которые транслировались годами, например “Клуб знаме­нитых капитанов” и многие другие. Телевидение показывало старше­классни­кам фильмы “Дикая собака динго, или Повесть о первой любви”, “Алые паруса”, “Прощайте, голуби”, “Дети капитана Гранта” — всего не перечесть. И эти фильмы были наполнены чистыми и трогательными юношескими переживаниями.

И вот в 2000 году одна из программ Центрального телевидения передает в прямом эфире интервью с известной фотомоделью, которая совсем недавно снялась в большом сериале “Сезон охоты”. Об этой актерской работе лучше вообще не говорить. Но совершенно поразительными оказались ее творческие планы. Сама героиня передачи рассказала об этом примерно так: “Мне предложили главную роль в новом сериале для юношества. И эта роль кажется мне очень интересной. Я буду играть молодую учительницу, которую пытается изнасиловать, а потом и насилует ученик десятого класса”.

За красивыми разговорами о свободе слова, о половом воспитании, о безопасном сексе для юношества происходит фундаментальное разрушение высокого человеческого чувства любви, подмена его “основным инстинктом”, низведение высшего чувства, что “движет солнце и светила”, до уровня акта физиологического наслаждения. А в нагрузку к этому физиологическому ощущению животного организма предлагается еще целый набор самых низких и подлых “радостей”. Радость осуществленного насилия с примесью садизма, радость торжества физической силы, радость безнаказанности, вседозволен­ности и цинизма. И не стоит себя обманывать: очевидно, что такое воспитание неизбежно должно привести к созданию нового типа человека современного цивилизованного общества, освобожденного от духовности и нравственности, без чести и совести, вооруженного честолюбием и жестокостью. Еще в 1928 году Казимиру Малевичу пригрезилось нечто подобное; правда, с нашей точки зрения, Малевич вышел на эти образы в результате формальных поисков. Они не были духовным предвидением, как антиутопии Замятина или Оруэлла.

Недавно телевидение показало интервью с молодым издателем, полным энергии и масштабных замыслов. В его планы, в частности, входило распространение шедевров русской литературы в виде комиксов. И теле­ведущий радостно показал зрителям первое достижение в этой области. Им оказался комикс “Анна Каренина”. Я уж не говорю об уровне изобразительного решения этого предвестника “новой” российской культуры. Наверное, нужно было специально брать уроки, чтобы добиться такого невыразительного и слабого рисунка. Зато — как на Западе...

Последние десять лет показали, что безликие, примитивные и схематич­ные персонажи Малевича гораздо ближе к человеку западной массовой культуры, чем к идеологизированному человеку социалистического общества. И понятно почему. “В коммунизме есть здоровое, верное и вполне согласное  христианством понимание жизни каждого человека как служения сверх­личной цели, как служение не себе, а великому целому. Но эта верная идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности, ее духовной свободы”. Эти слова Николая Бердяева многое объясняют. Коммунистическая идеология совершала принципиальную ошибку, ставя перед собой задачу построения “Царствия Божия” на Земле, но только без Бога. Такая утопия невозможна и губительна. Но на тактическом уровне, в повседневной работе над сознанием массового человека комму­нисти­ческая идеология ставила задачи, похожие на задачи христианского общества. Современное западное общество столь же безбожно, как и коммунистическое, но его идеал — это максимальный комфорт и благо­состояние отдельной личности и полное безразличие к “сверхличной цели... и великому целому”.

Если говорить о вкладе России в духовную культуру человечества в начале ХХ века, то здесь, по нашему мнению, на первый план выходят совершенно другие имена.

И в первую очередь это Илья Ефимович Репин. Конечно, мы помним, что все основные произведения этого мастера принадлежат девятнадцатому столетию, но само присутствие художника такого масштаба имело колоссаль­ное значение для окружающих. К тому же профессиональное мастерство И. Е. Репина отнюдь не иссякало всю первую треть ХХ столетия. Вспомните “Торжественное заседание Государственного Совета”. Огромный размер холста, десятки портретов всем известных государственных деятелей, мощный, торжественный колорит, широкий и точный мазок. Искусствовед Гароди в своей книге “Реализм без берегов” рассказывает о вершинах реалистической живописи, которых достигал примерно в эти же годы Пабло Пикассо. Такое утверждение может вызвать лишь очень снисходительную улыбку. Сравнивать профессиональное мастерство Пикассо и Репина невозможно.

Назовем еще несколько имен русских художников, которые создавали свои произведения на рубеже XIX и ХХ столетий и творчество которых, по нашему мнению, имело огромное значение для развития изобразительного искусства в ХХ веке.

Борисов-Мусатов, поиски которого в чем-то перекликаются с достиже­ниями Гогена, но более изысканны по профессиональному мастерству и значимы по духовному содержанию.

Задолго до Пикассо и Брака Михаил Врубель, используя школу Павла Чистякова и отталкиваясь от библейских эскизов Александра Иванова, выработал свою систему живописи. Поставьте рядом, например, “Даму с веером” Пикассо и “Сидящего Демона” Врубеля — и вы увидите, что пластика живописи удивительно схожа. Творческая манера Врубеля использовала резкий геометрический ломающийся штрих, совмещение нескольких планов в изображении предметов, расчленение объема на множество пересекаю­щихся граней и плоскостей, мозаичный мазок и эмоциональные цветовые сочетания, как бы покидающие плоскость изображаемого объекта. Многие работы Врубеля содержат все характерные черты, которые большин­ство иссле­дователей относят исключительно к кубизму. Все эти пластические приемы позднее были нащупаны Сезанном и только через двадцать лет использованы кубистами. Но профессиональные, а главное, духовные и эмоциональные качества произведений Врубеля несравненно выше.

Мы не можем забыть и шедевры Архипа Куинджи, которые вообще не имеют хоть сколько-нибудь близких аналогов в западном изобразительном искусстве конца XIX — начала ХХ века. Потоки солнечного света, которые льются из произведений мастера, производили и производят неизгладимое впечатление. Практически никому из художников не удалось создать что-либо подобное этому.

Совершенно самостоятельное значение имеет и творчество Игоря Грабаря. Его произведения, несмотря на очевидные импрессионистические корни, совершенно самобытны и содержат уникальные живописные качества.

Многие российские художники работали на уровне, вполне сопоставимом с этими великими художниками. Вот кто составил духовный вклад России в общечеловеческую духовную культуру начала ХХ века, а вовсе не Малевич с его промышленными иероглифами или Кандинский со своими декоративными поверхностями. Художникам этого направления удавалось иногда создавать очень красивые, даже изысканные по цвету и фактуре композиции, но эти произведения в самом лучшем случае можно рассмат­ривать только как талантливые эскизы обоев или декоративных обивочных тканей. Не могут претендовать на духовную значимость и мебель конструкти­вистов, дизайн их столовых приборов или новые направления в моде. Не замечать этого — не понимать предназначения искусства.

В середине ХХ века в западном изобразительном искусстве господствует монументальная фигура Пабло Пикассо. Пикассо приписывают создание нового современного искусства, освобожденного от предмета, сюжета и иллюстративности. На самом же деле практически все произведения худож­ника, как я уже отмечал, содержат и предметы, и литературные сюжеты. Более того, кубистские произведения, из которых и следует вывод о новом современном искусстве, не только содержат литературную составляющую, но и могут существовать только при поддержке многословных и изощренных литературных разъяснений. Сами по себе эти произведения вызывают лишь неясные физиологические ощущения и не могут привлечь на длительное время внимания зрителя. Новизна видна только в стилистике. Пикассо корежит, уродует и расчленяет предметы, но сами предметы и иллюстративность остаются, так что авторство в создании нового беспредметного и неиллюстра­тивного искусства Пикассо никак не грозит.