Эдуард Мхом - Юристы Бостона (Boston Legal). Жгут!

– Сегодня легкая диспепсия. Но в целом прекрасно.

Любое сборище мужчин больше двух напоминает мне команду. А я всегда плохо играл в команде.

Когда люди подумывают о смерти, они основательно оценивают свое наследие.

– Я говорю о сексе.

– Каком сексе?

– Который скоро будет.

– Я подстрелил человека в первый раз.

– А другие не люди?

– Ну, двое преступники, третий бездомный. А Сидни – он живой: платит налоги, живет, работает. И он республиканец.

– Не люблю, когда женщина сует свой язык в мой рот.

– В этом вся суть! Долой национальную безопасность. Впусти женский язык.

Как только ему не нравится то, что он слышит, он превращается в Грязного Гарри.

– Что это за болтология?

– Это не болтология. Это пистолет.

– Ты сказал, что даже мысль о пистолете тебе противна.

– Но я же не говорил, что не буду из него стрелять.

– Канада, Япония, Англия. В любой из этих девчачьих стран я бы сел в тюрьму, если бы выстрелил в человека.

– Боже, храни Америку.

– Как все прошло с Челиной?

– Море феромонов. Будь я бабочкой, мы бы уже это сделали и погибли.

– Хорошо было познакомиться с твоим психологом.

– Мужчина никогда не знакомит жену с любовницей.

– Думаешь, это признаки болезни Альцгеймера, если я не помню, сколько людей подстрелил?

– Главное, что помнишь кого.

Всегда для выигрыша должен быть заготовлен кролик из шляпы. В любом случае.

Не пытайся залезть ко мне в голову. Там все равно ничего нет.

У меня нет времени думать над всем, над чем приходится думать.

За риторические вопросы тоже берут деньги.

Единственное, чего стоит бояться, это завтрашнего дня.

– У нас есть козырь. И выложив его в суде, мы победим.

– Если выложить козырь сначала, то можно будет и не идти в суд.

Искренность, когда научишься ее подделывать, никто тебя не остановит.

Откупись от него. Дай бутылку скотча и денег на рекламные плакаты.

Там идет золотой дождь из денег. И он идет не на нас…

Нам нравится стремиться к чемпионству, но не нравится быть чемпионами.

– Вы должны сказать правду. То есть напомнить начальству, что они работают в медицине, а не просто получают прибыль.

– А если вас и меня уволят после этого?

– Мы вместе можем сбежать на Бали и стать барменами.

– Признаюсь, что я так глубоко в заднице крупного бизнеса, что мир напоминает мне гигантскую толстую кишку.

– Знаешь, окружающие не понимают – знаю ли я что делаю или нет?

– А ты понимаешь?

– Да не особо.

– Время от времени, чтобы они продолжали гадать, я засовываю сигару в ухо. Я выгляжу глупо? Попробуй.

– Хорошо смотримся.

– Хорошо.

– Ты хорош, когда злишься.

– Яйца болят.

– Давай я буду первым и последним, кому ты это говоришь?

Поцелуй – это надежда на что-то большее, поцелуй – это рождественский канун секса.

Я люблю тебя. Я не хочу за тебя замуж. Я даже не уверена, что я хочу с тобой встречаться. Но я люблю тебя.

Это хорошее чувство – подстрелить плохого парня.

Для спокойствия духа я должен сделать все, что смогу.

Я проверяла оборудование в туалете. Я микроменеджер.

На вершине горы есть место для одного. Это моя гора.

Мне разбивали сердце часто. Через минуту проходит.

– Между нами, эта женщина – слишком для меня.

– Между нами – мы ее сделаем.

– Было бы неплохо.

Я парень что надо. Не проигрываю и не проиграю.

Отчаявшиеся люди будут пробовать что угодно.

– Дэнни, ты что-то принимаешь?

– Я принимаю своё здоровье во внимание.

Отчаянные люди совершают отчаянные поступки. И что с того?

Любой пиарщик вам скажет, что плохой гласности не бывает.

Память – это больше чем распознавание лиц.

– Ответы в жизни – в голове их не найдешь. Сначала обращаешься к Богу, а затем…

– В Фокс Ньюс.

– Верно.

– Шерли, это тебе.

– Что это?

– Это сертификат из «Новых начал», удостоверяет, что я на сто процентов психически здоров.

– Как мило, даже в рамочке. Получается, ты единственный сертифицировано здоровый здесь.

– Так Эдвин, планируешь вернуться на полный день?

– На более чем полный! Возвращаюсь на переполненный день!

– Должен признать, что все долгие ночи в «Академии смеха», когда я лежал в кровати, желая, – о да! – мне легче было от одной лишь мысли о тех временах, когда мы с тобой занимались… утехами.

– Мы ими никогда не занимались.

– Но от мысли об этом все равно легче!

Алан! Снова мужчины с пушками! Это не я!

– Пожалуйста, заведите руки за спину.

– Это обязательно? Я тогда чувствую себя так надменно.

– Что вы заявляете?

– Невиновен по причине помешательства прокурора.

– Ладно, назначим… так! Это заявлять нельзя!

– Тогда – невиновен.

– Люди вроде вас всегда губят сами себя, мистер Шор.

– А, в крайнем случае, у нас есть вы.

Эдвин, нельзя подавать в суд на болезнь.

Эдвин, без штанов ты выглядел менее безумным.

– Дэнни, я понял, что в жизни (и я знаю, ты это тоже понял) мастерство не так уж важно, когда ты достаточно большая звезда. Ты всю свою жизнь выходил сухим из воды только потому, что ты эта самая звезда.

– Большая звезда. Я пукаю протуберанцами.

– Ничего сынок. Посмотри на меня. Мы знаем, где живет твоя семья!

– Дэнни! Мистер Макибо, безумием было бы не согласиться. Могу лишь сказать, что если планируете сказать правду, – а, думаю, вы должны, – пожалуйста, скажите точно, как все было.

– Потому что мы знаем, где…

– Дэнни!

– Я после трудного дня предпочитаю налить бокал вина, зажечь свечу и забраться в горячую пенную ванну со своим партнером. Можешь представить, что делаешь такое?

– Но это же просто алкоголь и высокие температуры.

Занесите в протокол, что он обозвал меня едой!

Ты думаешь? Когда-то я тоже так делал.

– Сейчас у нас есть моторное масло, жуки, гудрон и кости свиней.

– Пока что она назвала только то, что содержится в большинстве печений и сладостей.

– Разве это не пугает?

– Нет, пугает то, что иск подали именно против нас.

– Да, мы все испуганы.

– Ваше имя часто всплывало на моей старой фирме.

– Надеюсь, что вместе с потоком непристойностей.

– Всегда.

– Хорошо.

– Я работал терапевтом в Кутанге с две тысячи первого года по этот октябрь. Помощь нашей клинике в большей степени оказывали США.

– Заметь, он не сказал «спасибо».

– Что-то ты худой. Кушай побольше.

– Не все получают огромные представительские средства на еду.

– А зря. Это круто!

Как это невежливо! Нельзя при встрече с папой судить его правительство.

Ничто не характеризует демократию лучше империализма.

– Вот что я не могу понять в таких людях, так это то, как они могут так явно манипулировать другими.

– А ты пытаешься манипулировать нашей дружбой, чтобы я с этим что-то сделала?