Михаил Болтунов - ЗГВ: горькая дорога домой

«Для Буша, — признавался Горбачев, — такое откровение явилось полной неожиданностью»… Еще бы, не каждый день приходится воочию видеть, как советский Президент запросто «сдает» интересы своей страны. Опытнейший политик, проницательный, умный руководитель страны никак не мог взять в толк. И потому, как Свидетельствует сам Горбачев, выслушав тираду «архитектора перестройки», Буш «переспросил еще раз».

Оказалось, он не ослышался. Так, по-актерски, эффектно разрешилась труднейшая проблема современности — быть или не быть американским войскам в Европе.

Как объяснил все это Горбачев? «Наша позиция, — сказал он, — изменилась после анализа реальностей в мире».

Что же это за позиция руководителя сверхдержавы, которая меняется с легкостью необыкновенной?

И что же это за «изменившиеся реальности», которые дают право жертвовать интересами страны?

Еще вчера он наотрез отказывался видеть объединенную Германию в НАТО, а сегодня с улыбкой ангела дал на это благословение…

Еще вчера горячо жаждал преобразовать Североатлантический союз из военной организации в политическую, да остановился на полпути…

Вчера неистово боролся за вывод ядерного оружия с территории ФРГ, но потом вдруг милостливо простил его присутствие под носом у собственной страны.

Но почему? Во имя чего?

«Коль получил объединение, а Горбачев — помощь, столь необходимую, чтобы выжить», — однажды с улыбкой с телеэкрана объяснил мне ведущий немецкого канала ЦДФ. И добавил: «Это и называется реалистической политикой».

Радио «Дойчландфунк».

Октябрь 1990 года.

«Как сообщил вчера в Осло представитель комитета по присуждению Нобелевской премии мира, лауреатом 1990 года станет Президент СССР М. Горбачев.

Канцлер Г. Коль и лидер немецких социал-демократов X. — Й. Фогель первыми направили телеграммы, поздравляя М. Горбачева по случаю присуждения ему Нобелевской премии».

«Наши войска стоят в Германии, как напоминание немецкому государству о злодеяниях фашизма».

Говорят, именно эти слова произнесла «железная леди» Маргарет Тэтчер на встрече с Михаилом Горбачевым.

Был ли это совет или своего рода намек тогда еще достаточно молодому политику, или премьер-министр Англии высказала собственную точку зрения на проблему пребывания британских войск в Германии, трудно сказать. Но Горбачев, как оказалось позже, имел свое мнение. Уходить, и как можно быстрее.

Подтверждением сказанному могут служить все те же «секретные протоколы». Обратимся еще раз к ним. Право, они стоят этого.

Г. Коль? Я думаю, мы должны подписать специальный протокол об условиях пребывания советских войск в Германии.

М. Горбачев: Договор об условиях пребывания советских войск в течение 3–4 лет.

Г Коль: 3 или 4 года для меня не имеет значения. Но для вас это станет проблемой, потому что экономическая ситуации на тех территориях, где разместятся выведенные войска, изменится… Меня больше волнует вопрос, куда будут выведены войска, и что их там ожидает?

Наивный человек, этот канцлер Коль. Какие проблемы, какая экономическая ситуация? Его волнуют люди, советские люди… Куда они будут выведены, что их там ожидает?.. Детские вопросы.

Это офицеры бундесвера привыкли жить в особняках, а советские командиры и в палатках, бараках перебьются. Ну что с того, что холодно, что стены на полметра промерзают. Временные трудности.

Не знаю, так или примерно так, думал Горбачев тогда, в июле 1990 года на переговорах на высшем уровне в Москве. Но поступал именно так.

Чего стоит только одна фраза о «3–4 годах». До сих пор десятки военных специалистов и аналитиков ломают головы — почему именно 3–4 года, а не 5–6, или 7, как, к примеру, у американцев. В том же 1990 году Пентагон объявил о выводе 60 тысяч военнослужащих с территории Германии. На это планировалось 7 лет.

Срок, взятый Горбачевым «с потолка», оказался пагубным для войск группы. Нет, мы не уходили из Германии. Мы бежали. Собираясь наскоро, по пожарному.

Вины руководства ЗГВ, генералов и офицеров тут нет. Надо было, работали днем и ночью, без выходных и отдыха.

В Европе мало кто верил в горбачевские «3–4 года», считали их больше пропагандистским трюком, нежели реальным расчетом времени на вывод огромной группировки.

Вот свидетельство «Берлинер Морген пост». В августе 1990 года газета писала: «Р. Эппельман заявил, что не расчитывает на то, что советские войска смогут быть выведены с территории ГДР в течение 3–4 лет».

Сама логика жизни, взвешенный, профессиональный подход к выводу войск определял иные сроки. Может быть, вывести людей, вооружение и боеприпасы представлялось возможным и в те 3–4 года, как, собственно, и случилось. Однако переброска на Родину, выражаясь штабным языком, «живой силы и техники» лишь полдела.

Полки и дивизии увозили с собой десятки тяжелейших проблем, которые не решены до сих пор.

Вот почему министр обороны Франции Ж. П. Шовенман заявлял, что если правительство и примет решение о выводе национального военного контингента с территории Германии, насчитывающего 50 тысяч человек, то этот контингент покинет ФРГ не раньше, чем через 4 года.

Стало быть, у американцев — 60 тысяч за 7 лет, у французов — 50 тысяч за 4 года, а у нас более чем полмиллиона в те же 4 года.

Кто запихивал нас в прокрустово ложе «3–4 горбачевских лет»?

Никто, кроме Горбачева и его соратников. Находились, правда, и еще более горячие головы. Один из советников Президента СССР в те годы, позже посол России в Берлине, Валентин Коптельцев «советовал» своему шефу вывести войска из Германии и вовсе за 2–3 года. Об этом своем мнении он заявлял со страниц немецкой печати.

Какую же судьбу готовил «крупнейший советский германист» офицерам и прапорщикам, выведенным на Родину? Оказывается, все они «могли бы быть демобилизованными». Вот так, запросто, лучшие элитные войска, высочайшие профессионалы — командиры, инженеры, пилоты, одним махом, и на «дембель». Без жилья, без работы, без пенсии, без средств к существованию.

Что и говорить, удивительно трогательная забота об армейских кадрах.

Еще более «нетерпеливым» оказался другой советник Президента СССР В. Дашичев. Что же он шептал на ухо Горбачеву? Об этом Дашичев признался корреспонденту радио РИАС в октябре 1990 года. Он был за «немедленный вывод советских войск». Немедленный, и только. Да и ножкой топнул, назвав «слишком долгим планируемый срок вывода».

Вот такие «нетерпеливые» советники окружали Президента. По их заявлениям можно судить о глубине знаний обстановки, реальных оценках своих политических шагов, а главное, о желании и заинтересованности решить дело в свою пользу.

Однако советники советниками, а решения принимал Президент.

И решение о выводе Западной группы войск принял он.

Оставим в покое досужие вымыслы о том, что Горбачева якобы заставили его принять. Теперь уже доподлинно известно: предложение о выводе советских войск стало такой же неожиданностью для канцлера Г. Коля, как и для всех нас. С тем только отличием, что мы узнали об этом значительно позже.

Вот свидетельство высокопоставленного чиновника министерства транспорта ФРГ, руководителя рабочей группы «Транспорт» с немецкой стороны, господина Цилеша. Он однажды рассказал изумленным советским офицерам, что в ходе визита Коля на Кавказ Горбачев и Шеварднадзе «без всякой предварительной проработки» вдруг предложили вывести Западную группу войск на Родину.

В 9.00 Цилеш получил задание за 24 часа произвести расчет транспортных расходов и в то же время следующего дня доложить его Колю.

«Для канцлера Коля и для нас это решение было полной неожиданностью», — признался он.

Через бундесвер Цилеш получил все исходные данные по Западной группе войск, а через министерство финансов составил калькуляцию расходов.

Таким образом, через сутки федеральный канцлер ФРГ уже владел предварительными расчетами.

А что же Горбачев и Шеварднадзе? У них ведь были не сутки для подготовки. Надо думать, их предложение подкреплялось полнейшей информацией по группе войск, ее людским и материальным ресурсам, серьезнейшими расчетами по выводу частей и соединений.

Когда размышляешь над этими проблемами, кажется, иначе и быть не должно. Ведь за такого рода государственными решениями судьбы сотен тысяч людей, необратимые геополитические и военно-стратегические изменения.

Но тогда почему одному из компетентнейших специалистов министерства транспорта ФРГ показалось, что случилось это «вдруг», «без предварительной проработки»?

«Вдруг» для кого? Для немцев? Даже в столь экстремальной ситуации, как мы видим, Коль быстро сориентировался и уже на следующее утро был готов предметно обсудить проблему с советской стороной.