Прощай, Германия - Прокудин Николай Николаевич

Через час такси приехало к знакомой гостинице, ведь именно тут Эдик проживал два года тому назад почти неделю перед отправкой на войну в Афганистан. Капитан огляделся. От центрального входа во все стороны разбегались всё те же тенистые аллеи, непривычная глазу после сухого афганского пекла аккуратно подстриженная зелёная травка на газонах. Над массивной скамьёй, где по вечерам и ночам сидят припозднившиеся парочки, всё так же покачивает густой листвой раскидистая плакучая ива, а в воздухе витает непередаваемое словами благоухание разнообразных ароматов исходящее от многочисленных цветов, растущих на овальной клумбе.

В холле гостиницы проказница Вика вновь пронзительно и нахально посмотрела Эдуарду в глаза и ещё раз уточнила:

— Точно не хочешь? А то заходи через полчаса в номер, да не бойся меня, не съем. Я пока душ приму. Обещаю, дам — за просто так…

— А я и не боюсь, я бы и сам тебя съел, раз шесть или семь полгода назад… но, увы, говорю же — сердце уже занято…

Девушка благодарно чмокнула Громобоева в щеку, на том и расстались без упрёков и обид. Попутчик-подполковник сразу сообразил, почему бы самому не попытать счастья, вынырнул из-за спины Эдика и шаркнул ногой.

— Тогда позвольте представиться! Владимир!

Десантник решительно взял Вику под руку и помог внести тяжелый чемодан в комнату, а альтруист Громобоев побрел в свой номер.

«Похоже, пропал герой-десантник», — промелькнула мысль в голове Эдика и он ухмыльнулся. — «Эта шаболда мигом окрутит мужика!»

Капитан поковырял ключом в замке, дверь номера скрипнула и отворилась. В стандартном одноместной комнате была скромная обстановка: застеленная железная кровать с деревянными спинками, расшатанный стул, полированный стол, окно и крохотный балкончик, раковина для умывания. Душ и туалет были общими на этаже. Эконом-класс, и даже слишком эконом. Жаль, но другие номера более уютные в этот день были заняты.

Громобоев быстро помылся, переоделся, нашёл за углом телефон-автомат и дозвонился до Ирины. Подруга только вернулась с работы, и хотя была усталой, уговорились тотчас пересечься в центре. Эдик купил на местном рынке сладости, дыню, арбуз, цветы, вино, хоть и спешил — прибыл в условленное место чуть-чуть опоздав.

Капитан увидел свою любимую издалека. Девушка сидела освещаемая фонарём на лавочке под чинарой, скромно поджав ноги и теребя в руке платочек вся белоснежная как невеста, в белом платьице, в белых туфельках, с белой сумочкой.

Сердце Эдика затрепетало. В эту же минуту и Ирина заметила вернувшегося с войны любимого мужчину. Она подбежала, бросилась на шею, полились слёзы радости от встречи (наслаждаются девичьими ласками и обещают приехать обратно многие — возвращаются единицы), поцелуи, томные нежные взгляды.

Громобоев твёрдо решил отложить приобретение билетов до завтра, увлёк подругу в свой номер и там они наслаждались друг другом до утра. Энергия, скопившаяся за месяц, переполняла молодое тело и требовала выхода вновь и вновь. Пора скорее в номер! Эх, жаль в военных гостиницах постоянно ведётся борьба за порядок и нравственность. Но не беда, если дежурная не пропустит — для этого есть балкон…

Проснулись ближе к обеду. Ирина ещё сладко спала, прижавшись к груди Эдуарда, а пшеничные волосы пахнущие французскими духами закрывали её лицо. Капитан собрался с силами, потормошил соню и смог ещё разок, а кончив, зычно прорычал, сладко улыбнулся и, блаженствуя, расслабился.

Он чмокнул в щёчку подругу и, глядя в её большие зелёные глаза, подтвердил данное весной своё обещанье жениться.

Ирка в ответ крепко обняла, сладко поцеловала кавалера и нежно проворковала на ухо, что не верит своему нежданному счастью. Под это воркование вновь вспыхнуло желание. Быстро повторили, а после короткой паузы вновь побаловались «сладким».

Потом Громобоев отправился в душ в конце коридора, и, плескаясь под струями прохладной воды, долго размышлял, как разрешить созданную череду проблем, да какое там череду — он сам себе создал проблем полный воз! Оформление развода, женитьба, алименты на дочь, усыновление пасынка, переезд в Ленинград, жилищный вопрос. Хорошо хоть Афанасьев предоставил квартиру дяди на первое время (может быть даже на два-три месяца) и поиски жилья пока не актуальны. А что делать потом?

«Ладно, как-нибудь само собой всё утрясётся. Чего сейчас голову ломать? Будем решать проблемы по мере их поступления!» — подумал Эдик, шумно вдохнул и, зажмурившись, словно нырнул в пучину надвигающихся неурядиц.

Ирина, несмотря на свой молодой возраст, оказалась женщиной довольно опытной и практичной в житейских делах, она имела обширные связи в городе, за небольшую сумму и «колониальные» сувениры в один день их расписали. (Эдик о своём не расторгнутом браке в загсе дипломатично промолчал).

Процедура совершилась быстро и буднично: молодой согласен, молодая тем более, скрепили согласие подписями и крепким поцелуем, получили свидетельство о браке, штампы в паспорта. Ирке в общегражданский, а Эдуарду — в служебный заграничный. Многое повидавшая сотрудница недоумения не выказала и глупых вопросов не задавала, спрятала конвертик и пакет с подарком, затем с легкой ироничной улыбкой пожелала молодожёнам счастья.

Так Громобоев стал двоеженцем, что в стране было уголовно наказуемым, и грозило вроде бы от года, до трёх.

«Надо бы заглянуть в Уголовный кодекс», — подумал капитан и сразу же отмахнулся от неприятной мысли.

После бракосочетания молодая поехала к сыну и маме поделиться радостью, а Громобоев поспешил на почту. В журнальном киоске Эдуард купил конверты, ручку и бумагу, устроился в углу почтамта на стульчике: размышлял, калякал, перечёркивал, рвал, переписывал. Пока сочинял — взмок от напряжения. С превеликим трудом, но сумел составить текст заявления на расторжение предыдущего брака, ведь в полагавшемся отпуске с женой Ольгой, развестись так и не решился. На войне капитан не думал о таких формальностях, и если убили бы в бою, то она получила бы всё, что положено вдове. Затем в ещё больших муках Громобоев написал покаянное письмо первой супруге, запечатал конверты, бросил их в почтовый ящик и поскорее выбежал на свежий воздух.

Конечно, капитана мучили угрызения совести: ему было стыдно перед женой и крохотной дочуркой, которой он из-за двух лет войны практически не знал, но ничего с собой поделать не мог. Как любил говорить циничный прапорщик Гонза: сладкая манда — сильнее паровоза! Что-что, а любовный инструмент у Ирки между стройных ножек был прекрасно отлажен и она умело им пользовалась!

Громобоев никогда не курил, но ему вдруг захотелось дернуть пару затяжек. (Обычно в книгах и кинофильмах в такие минуты герои затягиваются крепкой папироской). Однако стресс надо было как-то снять, поэтому ближайшем магазинчике он купил бутылку коньяка и шоколадку, вышел в парк, и сидя на скамеечке, в одиночестве крепко напился.

На следующий день после свадьбы молодожёны купили два билета на ближайший рейс самолёта. Своего ребенка Ирина на первое время (на период обустройства) оставила на попечение своей матушки. Отпуск предстоял долгим, целых два месяца, этого должно было хватить на отдых и решение большей части назревших бытовых и не только бытовых проблем…

Глава, в которой наш герой осознает, что началась забытая за два года мирная жизнь, к которой предстоит привыкнуть.

Рейс из Ташкента прибыл в аэропорт Пулково после полудня. Почти пять часов перелёта супруги вместе с соседом, инженером-конструктором, глушили красное сухое вино и разговаривали о военных делах на востоке. Инженер не верил, что там ещё продолжаются бои, ведь по телевизору болтают, что война почти завершилась.

Ленинград встретил гостей своим обычным северным равнодушием: город, выстроенный на болотах, был хмур и неприветлив, и первые шаги молодожёнами в нём были сделаны под моросящим прохладным дождём. Зонтиков не взяли, поэтому даже несколько десятков торопливых шагов от трапа до здания аэровокзала не уберегли одежды — промокли до нитки. Что поделаешь, ведь это визитная карточка Питера…