Уильям Истерли - В Поисках Роста

О независимости Ганы позже писали так: «Мало у какой бывшей колонии были более благоприятные стартовые условия» [2]. Гана поставляла на миро­вой рынок две трети всего объема какао. Там находились лучшие школы в Аф­рике, а экономисты считали, что образование — одно из главных условий для экономического роста. Инвестиции здесь тоже были немалыми, а экономисты полагали, что это еще один из ключей к росту. В период ограниченного само­управления 1950-х гг. правительство Нкрумы и британцы совместно построи­ли новые дороги, больницы и школы. Американские, британские и немецкие компании выражали интерес к осуществлению инвестиций в эту страну [3]. Все население разделяло энтузиазм по поводу экономического развития. Как пи­сал в то время один ганец, «теперь давайте искать экономическое царство» [4].

Нкруме помогали многие ведущие экономисты мира — Артур Льюис, Ни­колас Калдор, Дадли Сире, Альберт Хиршман и Тони Киллик. Все они разделя­ли оптимизм, высказанный Сирсом в докладе еще в 1952 г.: помощь Гане при­несет колоссальную отдачу. В 1952 г. Сире отмечал: «Реконструкция дороги между Тарквой и Такоради увеличит общий объем производства в Гане на­много больше, чем реконструкция любой из дорог в Великобритании» [5].

Чудо на Вольте

У Нкрумы цели были более грандиозными, чем постройка двух-трех дорог. Он уже начал планировать сооружение огромной плотинной гидроэлектро­станции на реке Вольта, которая дала бы достаточно энергии для строитель­ства алюминиевого завода [6]. Нкрума ожидал, что с запуском этого завода начнет развиваться интегрированная алюминиевая промышленность. Новый завод будет перерабатывать алюминий, который должен будет поступать с но­вого обогатительного комбината, который, в свою очередь, станет перераба­тывать бокситы с новых бокситовых рудников. Строительство железной доро­ги и завода по производству каустической соды станет завершающим этапом в создании единого промышленного комплекса. В отчете, подготовленном ино­странными советниками, с радостью извещалось, что озеро, образовавшееся в результате возведения плотины на Вольте, обеспечит транспортную связь меж­ду севером и югом Ганы. Проект приведет к развитию «рыболовства на озере». Крупномасштабное ирригационное земледелие с использованием озерной во­ды с лихвой покроет потерю 3500 квадратных миль пахотной земли, которые скрылись под водой [7].

Ганцы действительно построили плотину Акосомбо за несколько лет при поддержке американского и британского правительств и Всемирного банка. Благодаря плотине возникло самое большое в мире антропогенное озеро — озеро Вольта. Алюминиевый завод тоже построили быстро; на 90 % он принад­лежал международному гиганту Kaiser Aluminum. Нкрума лично опустил ство­ры плотины на торжественной церемонии 19 мая 1964 г. — великое озеро Воль­та было создано [8].

Помню свое посещение плотины Акосомбо — это было, когда я год жил в Гане (1969-1970 гг). Огромное сооружение, перегораживающее реку Вольта, действительно впечатляло.

В 1969 г. я испытывал большой оптимизм по поводу перспектив Ганы, хотя мое мнение тогда мало кого интересовало — возможно, потому, что я в тот мо­мент только закончил начальную школу.

Более взрослые наблюдатели, однако, разделяли мой детский восторг. Глава отдела экономики Всемирного банка Эндрю Камарк в 1967 г. считал, что про­ект «Вольта» даст стране возможность достичь темпов роста в 7 % в год [9].

Возвращение на Вольту

В апреле 1982 г. Агей Фремпонг, ганский студент Питтсбургского универси­тета, окончил работу над диссертацией, в которой сравнивал реальные резуль­таты осуществления проекта «Вольта» с надеждами, которые вкладывали в не­го Нкрума и его иностранные советники: бурный рост промышленности, сфе­ры транспорта, сельского хозяйства и общее экономическое развитие. Озеро Вольта никуда не делось, электростанция — тоже, как, впрочем, и алюминие­вый завод. Показатели производства алюминия колебались, но в среднем за период с 1969-го по 1992 г. оно росло на 1,5 % в год.

На этом положительные результаты реализации проекта исчерпывались. В 1982 г. Фремпонг отмечал: «Ни бокситовых рудников, ни обогатительного ком­бината, ни завода по производству каустика, ни железных дорог нет». Попытки создать рыболовную промышленность на озере были «подорваны неумелой организацией и поломками механического оборудования». Люди, живущие возле озера, в том числе те 80 тысяч человек, чьи прежние дома оказались затоп­ленными, страдали от передающихся через воду болезней — таких, как «речная слепота» (онхоцеркоз), анкилостома, малярия и шистосомоз. Крупномасштаб­ные ирригационные проекты, о которых мечтали их разработчики, так и не были осуществлены. Проект по организации передвижения по озерным водам с севера на юг, который должен был решить «транспортные проблемы стра­ны», закончился «полным провалом» [10].

Самое печальное то, что проект «Вольта» был самым успешным инвестици­онным проектом в истории Ганы. Фремпонг соглашался с другими аналитика­ми — такими, как Тони Киллик, — что основная часть мероприятий оказалась успешной. Электростанция и алюминиевый завод продолжают работать по сей день, правда, при этом завод пользуется субсидиями на электроэнергию, а гли­нозем ввозит из-за границы.

Ужаснее всего, что ганцы и сейчас такие же бедные, как и в начале 1950-х гг. На протяжении полувека в Гане царит экономический застой. Как это прои­зошло? Почти все случилось вопреки планам. В ходе государственного перево­рота 1966 г. военные свергли Нкруму — это был первый удавшийся переворот из пяти на протяжении последующих пятнадцати лет. Свержение главы госу­дарства вызвало бурную радость на улицах Аккры, потому что амбиции Нкру-мы и его стремление к развитию экономики не принесли людям ничего, кроме недостатка еды и высокой инфляции.

Однако вряд ли ганцы стали бы радоваться, если бы знали, насколько силь­но ухудшится их положение в течение ближайших двадцати лет. Военные не­надолго восстановили демократию в период между 1969-м и 1971 г. под руко­водством президента Кофи Бусии. А после того как в 1971 г. армия свергла и Бусию, в экономике и политике наступила полная разруха. В 1970-е гг. в Гане был даже настоящий голод [11].

Нижняя точка была достигнута в 1983 г. при новом военном правительстве во главе с лейтенантом авиации Джерри Роулингсом. В 1983 г. доход среднего ганца составлял две трети от уровня 1971 г. Засуха привела к понижению уров­ня воды в озере Вольта — он упал настолько, что гидроэлектростанция была вынуждена на год отключить подачу электричества «Алюминиевой компании Вольта». В 1983 г. ганцы получали лишь две трети от рекомендуемого миниму­ма калорий [ 12]. В 1983 г. даже относительно благополучные ганские чиновни­ки мрачно шутили про «ожерелья Роулингса» — ключицы, выпирающие из тощих шей [13]. В 1983 г. недоедание стало причиной почти половины всех детских смертей [14]. Подушевой доход на тот момент был ниже, чем в 1957 г., когда страна только обрела независимость.

Кризис 1983 г. побудил правительство Роулингса к новым усилиям по вос­становлению Ганы, и кривая экономического роста поползла вверх. Но это был долгий и трудный путь после четвертьвекового падения.

Модель Харрода — Домара, 1946-2000

У представления о том, что финансируемые за счет получения помощи ин­вестиции в строительство плотин, дорог и машин приводят к росту, долгая ис­тория. В апреле 1946 г. профессор экономики Евсей Домар опубликовал ста­тью «Увеличение капитала, темпы роста и занятость», в которой рассматрива­лась связь между краткосрочными экономическими спадами и инвестициями в США. Хотя Домар исходил из того, что производственные мощности про­порциональны запасу капитала, впоследствии он признал, что такое допуще­ние нереалистично. И одиннадцать лет спустя, в 1957 г., жалуясь на «угрызения совести», он отказался от этой теории [15]. При этом заметил, что, когда пуб­ликовал свою статью, его целью было вмешаться в эзотерическую дискуссию о бизнес-циклах, а не вывести «эмпирически значимые темпы роста». Ученый признал, что для долгосрочного роста его теория не имеет смысла, и поддер­жал новую теорию роста Роберта Солоу (о ней я расскажу в следующей главе).

Таким образом, модель Домара не была рассчитана на использование в ка­честве модели роста, не имела смысла как модель роста и была отвергнута в ка­честве таковой самим ее создателем более сорока лет назад. Тем больше горь­кой иронии в том, что именно она стала и продолжает оставаться до сих пор наиболее широко применяемой моделью роста в экономической истории.

Как же получилось, что модель Домара пережила свой предполагаемый крах в 1950-х гг.? Мы, экономисты, применяли ее (и применяем поныне) к бед­ным странам от Албании до Эквадора, определяя «потребность в инвестици­ях» для достижения целевого показателя роста. Разницу между «требуемыми» инвестициями и национальными сбережениями обозначают термином дефи­цит финансирования. Считается, что частное финансирование для покрытия этого дефицита недоступно, поэтому с целью достижения целевых показате­лей роста его восполняют иностранные доноры. Данная модель обещала бед­ным странам немедленный рост с помощью иностранных инвестиций. Это была помощь, которая предполагала осуществление инвестиций ради дости­жения роста.