Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #6

(Продолжение следует)

Накануне войны

Тезис о советской оккупации Прибалтики сегодня стал чуть ли не аксиомой. Однако, если поднять статистику за вторую половину 1940-го - первые месяцы 1941 года, придётся признать: то была, наверное, самая необычная “оккупация” в мировой истории!

В новые советские республики стало поступать сырье, необходимое для ускоренного развития промышленности (железо, уголь, горюче-смазочные материалы и т. д.). Одновременно прибыли квалифицированные специалисты для налаживания новых видов производства. В этих условиях промышленность росла невиданными темпами. К примеру, в 1940 году в Латвии промышленное производство выросло на 21% по сравнению с 1939 годом.

В результате подъема производства число рабочих в промышленности Литвы выросло за год (июль 1940-го - июнь 1941 года) с 43 тысяч до 72 тысяч человек, или на 67,4%. Если в июле 1940 года в Литве насчитывалось 70 тысяч безработных, то к 9 мая 1941 года 55 800 из них были обеспечены работой. Остававшиеся получали высокие пособия. Экономический рост в Эстонии привел к нехватке рабочей силы. В 1941 году эстонские биржи труда были закрыты из-за ликвидации безработицы.

В новых республиках были установлены советские нормы охраны труда. Были введены 8-часовой рабочий день и оплачиваемые отпуска. Заработки женщин и мужчин уравнены. Уже в июле и августе 1940 года заработная плата была повышена низкооплачиваемым трудящимся. Доходы промышленных рабочих выросли в три раза. С 1 января 1941 года многодетные семьи стали получать пособия. В городах были заметно снижены квартплата и оплата коммунальных услуг. В конце 1940 года медицинское обслуживание стало бесплатным.

Радикальные преобразования осуществлялись на селе. Была установлена максимальная норма землепользования в 30 га. Земли, превышавшие эту норму, передавались в государственные земельные фонды. Значительная их часть перераспределялась среди безземельных или малоимущих, имевших не более 8 га.

Новоселам выделяли наделы в пределах 10 га. В Литве землю получили 7099 батраков, 13008 безземельных крестьян, 7274 мелких арендатора, 3178 сельских ремесленников. Прибавку к своим участкам получили 41906 малоземельных крестьянских хозяйств. Нуждающимся выделяли кредиты для обзаведения сельскохозяйственным инвентарем и семенами.

В Латвии землю раздали 51762 безземельным крестьянам. 63% новых хозяев были батраками и сельскохозяйственными рабочими, 37% - арендаторами. Аналогичные преобразования проводились в Эстонии.

Были приняты меры для быстрого развития образования всех видов. К 1941 году в Литве имелось 186 тысяч неграмотных и 228 тысяч малограмотных в возрасте от 14 до 50 лет. Для распространения грамотности были созданы 8 народных университетов, а также школы, курсы, охватившие 120 тысяч человек.

Нет сомнения в том, что от этих экономических и социальных мероприятий выиграла значительная часть трудящихся города и деревни, особенно бедные и малоимущие. В то же время реформы вызывали яростное недовольство крупных промышленников и торговцев. Они переводили капитал за рубеж и прекратили пополнять товарные и производственные запасы. Сразу же после июньских событий началась ажиотажная скупка товаров и спекуляция ими. А вслед за этим возникли перебои в снабжении рядом продуктов.

Сопротивление оказывалось и аграрной реформе. Богатые землевладельцы прибегали к фиктивным разделам хозяйств между своими родственниками. С помощью угроз, запугивания, распространения провокационных слухов они старались удержать батраков и крестьян-бедняков от подачи заявлений на получение земли. Кое-где владельцы крупных хуторов стали разбазаривать или уничтожать скот, сельскохозяйственный инвентарь и урожай.

В то же время некоторые стороны новой жизни вызывали недовольство и среди тех, кто на первых порах горячо поддерживал свержение прежних режимов. Поскольку в условиях предвоенного 1940 года в СССР были приняты жесткие меры борьбы с нарушениями трудовой дисциплины, они были распространены и на Прибалтику. Как отмечали американские историки Р. Мисиунас и Р. Таагепера, на ряде предприятий происходили выступления рабочих против новых порядков. Так, в декабре 1940 года сотрудники фабрики “Красный Крулл” в Таллине объявили трехдневную забастовку протеста против нехватки товаров, жесткого распорядка труда и сверхурочных работ. Рабочие добились двухдневных рождественских каникул, которые к этому времени были повсеместно упразднены.

Хотя, как свидетельствовали Р. Мисиунас и Р. Таагепера, в Прибалтике “церковь не трогали”, были отменены религиозные праздники. “Начались вторжения в церковные службы “атеистических бригад”, очевидно, перевыполнявших свои планы”. В ответ многие католические священники развернули антисоветскую пропаганду. К ним присоединилась и часть местной интеллигенции.

Глухое сопротивление, переходившее в прямой саботаж, оказывали и многие государственные служащие, остававшиеся в системе управления со времен авторитарных режимов Пятса, Ульманиса и Сметоны.

Такая обстановка облегчала работу германской агентуры, активизировавшейся по мере подготовки к войне против СССР. 17 ноября 1940 года в Берлине был создан “Летувю активисту фронтас” (Фронт литовских активистов, или ФЛА). Руководство ФЛА засылало своих агентов в Литву. Признавая эти факты, Р. Мисиунас и Р. Таагепера писали: “Фронт планировал восстание к моменту начала советско-германской войны. В 1941 году ФЛА насчитывал 36 тысяч человек. В марте 1941 года были созданы антисоветские подпольные центры в нескольких литовских городах”.

Как сообщалось в “Истории Литовской ССР”, “весной 1941 года органы государственной безопасности раскрыли несколько гнезд гитлеровских шпионов и диверсантов, в том числе в частях 29-го (литовского) территориального стрелкового корпуса Красной Армии. За несколько дней до начала войны была обезврежена группа офицеров, поддерживавшая связь с Вильнюсским центром ФЛА”.

Аналогичные меры осуществлялись и в других прибалтийских республиках. Леонид Барков в своей книге “В дебрях абвера” писал: “В 1940 году и первом квартале 1941 года советские органы государственной безопасности нанесли ряд чувствительных ударов по осевшей в Эстонии немецко-фашистской агентуре… Чекисты в этот период ликвидировали также многие подпольные антисоветские группы: “Легионерское движение Востока”, “Комитет спасения”, “Эстонская военно-разведывательная организация” и другие. И все же, несмотря на принятые меры, нашим органам государственной безопасности не удалось в полной мере очистить Советскую Эстонию от немецко-фашистских шпионов и диверсантов. Большая часть фашистской агентуры продолжала наносить ощутимые удары”.

Огрехи работы контрразведки были вызваны во многом тем, что работники НКВД, командированные из центра или спешно набранные из местного населения, плохо владели обстановкой. Р. Мисиунас и Р. Таагепера имели основание писать о том, что “скорее всего, чиновники НКВД выполняли свою работу наугад… Главный порок НКВД… состоял в подготовке списков на основе плохой и не обязательно аккуратной системы разведки”.

Объясняя меры, принятые советскими властями для обезвреживания антисоветского подполья, авторы “Истории Литовской ССР” писали: “Активизация контрреволюции потребовала от правительства Литовской ССР принятия самых решительных мер. За несколько дней до вероломного нападения гитлеровской Германии на СССР часть контрреволюционных элементов была выслана за пределы Литвы, что ослабило, но не ликвидировало их полностью. Некоторые ярые контрреволюционеры успели укрыться и продолжали свою подрывную деятельность. Переселение классово чуждых элементов ввиду непосредственной угрозы войны было проведено спешно. Поэтому в число высланных попали и люди, чье поведение не требовало применения к ним такой меры”.

В современных публикациях, в том числе, к сожалению, и российских, дело представляют так, будто депортации начались сразу же после вступления советских войск в Прибалтику. Дескать, большевики обнаружили “свое звериное нутро”. Возмутительная ложь! Аресты и депортации начались в ночь с 13 на 14 июня 1941 года - за неделю до нападения Германии на СССР. Совершенно очевидно: это была превентивная мера, призванная обезопасить ближние тылы советских войск накануне возможного вторжения. Из Эстонии было выслано 60 тысяч человек, из Латвии - 35 тысяч, из Литвы - 34 тысячи. Как писали Р. Мисиунас и Р. Таагепера, “членов семей разлучали. В то время как мужчин, которых считали арестованными, направляли в трудовые лагеря… женщин и детей просто ссылали… Депортации… усилили ненависть к режиму со стороны тех, кто в противном случае остался бы нейтральным”.

Теперь об этих событиях постоянно говорят в Прибалтике, когда выдвигают требования к России о компенсации за “оккупацию”. Однако в ту пору они не привлекли внимания мирового общественного мнения. Это не удивительно, так как подобные массовые аресты и ссылки в лагеря “подозрительных лиц” осуществлялись в то время повсеместно в Европе. Сразу же после начала гитлеровского блицкрига в мае 1940 в Голландии, Бельгии, Франции развернулись повальные аресты среди тех, кто вызывал у полиции сомнения в их благонадежности.