Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета - Евгения Волункова
Помощь проекту
Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета читать книгу онлайн
Конечно, невозможно на сто процентов предсказать, что произойдет после выхода материала. Но обрисовать круг возможных последствий для героя необходимо, особенно если это простой человек, никогда не сталкивавшийся с системой и не вступавший прежде в борьбу с ней в публичном поле. Важно дождаться, чтобы он успокоился (сообщать о последствиях заплаканному человеку бессмысленно), и сказать что-то вроде: «Я не могу вам гарантировать, что публикация все изменит к лучшему. Может произойти то-то и то-то. Готовы ли вы к этому?»
Мое неожиданное появление в хворостянской школе напугало директора. Я прекрасно понимала, что разговор не состоится, но все равно включила диктофон. И когда она попросила меня уйти, я объяснила, что наличие в тексте второй стороны в ее же интересах.
Отсутствие комментария — тоже комментарий. Когда со мной отказываются говорить, я всегда объясняю потенциальному спикеру, что процитирую в тексте его отказ. И предупреждаю, что такая стратегия сыграет не в его пользу. Это часто срабатывает. В этом случае сработало не так, как хотелось бы, но короткий комментарий директора школы я все-таки получила.
С родителями одноклассников Азата, в том числе и тех, кто принимал участие в драке, я пыталась договориться о встрече через соцсети, поскольку их телефонов у меня не было. Никто из тех, кому я написала, не ответил. Понимая, как ценен комментарий матери мальчика, который избил Азата, я не стала ей писать, а отправилась прямо к ней на работу.
Иногда дойти до героя ногами лучшее, что журналист может сделать. Потому что в попытке разговорить человека можно сориентироваться в ситуации и сказать то, что уместно именно в этот момент (в письменном монологе такой возможности нет). Плюс неожиданное появление журналиста дает меньше возможностей для отступления: к вам уже пришли, надо как-то отреагировать. Не желая разговаривать со мной в присутствии коллег, Наталья Костина отвела меня в отдельную комнату. Она была настроена враждебно, но я быстро объяснила, что не враг, и все, чего хочу — услышать мнение второй стороны. Умение растолковать собеседнику, почему его мнение важно, и что я соблюдаю нейтралитет, много раз «спасало» меня, помогая вывести на разговор враждебно настроенного спикера.
Наталья испугалась и явно не хотела со мной разговаривать, так что я быстро поняла, что в этой ситуации не могу включить диктофон (тогда она бы наверняка отказалась от диалога), поэтому ограничилась блокнотом. Позже, когда началась «охота на ведьм», я об этом пожалела.
Поскольку ни с кем из школьных работников пообщаться не удалось, а стороннее мнение о случившемся было необходимо, я пошла «в народ». Никто так охотно не делится сплетнями и мнениями, как продавцы или бабушки на лавочках. Опрос жителей села и родителей учеников хворостянской школы дал мне штрихи к портрету директора школы, понимание обстановки, несколько историй о поборах и поведении ее руководства в критических ситуациях. Разговор с Ольгой Куровой я записала на диктофон и получила от нее согласие на публикацию ее мнения. Кроме того, позже Ольга прислала мне несколько фотографий из школы (те самые полы) и всячески сотрудничала во время моего пребывания в Хворостянке: она очень хотела «наказать директора».
Работая над материалом, я практически сразу поняла, что вся ситуация напоминает фильм «Догвилль». И мне хотелось, чтобы финал истории отсылал читателей к этой картине. Я не хотела «в лоб» говорить в тексте, что это «Догвилль» — нужно было, чтобы аналогию провел кто-нибудь из героев. Чтобы финал был естественным, сложился сам собой. И я начала внимательно смотреть вокруг. Я часто использую этот прием, когда чего-то недостает, а реплики героев закончились. Окружающая реальность о многом может сказать без слов. Когда мы уезжали из Хворостянки, поднялась сильная метель. Завязался разговор с водителем, который опасался, что мы можем не доехать до города. Я пошутила про то, что село Хворостянка явно не хочет нас отпускать, на что водитель заметил, что, если метель не стихнет, за ночь село заметет вместе с домами. И «Догвилль» сложился.
УГРОЗЫ, СЛЕЗЫ И СУДЫ
После публикации материала руководство школы написало на меня и Найпу заявление в прокуратуру, обвиняя нас в клевете. Полиция начала опрашивать моих героев, и все, кроме Алгалиевой и Туркиной, отказались от своих комментариев. Директор школы отрицала, что разговаривала со мной, Ольга Курова, Наталья Костина, соседка Найпы также сообщили, что их слова — выдумка журналиста. Я пыталась связаться с Куровой, чтобы узнать, кто и как именно на нее давил (ходили слухи, что ей угрожали в школе), но она мне не ответила. Я не была к этому готова, но произошедшее было мне понятно. Журналист уехал, а жители остались наедине с местной властью и испугались расправы. Поскольку разговор с Костиной я не записала, у меня был повод переживать, но до суда дело в итоге не дошло.
С тех самых пор я записываю на диктофон всех и все. И обязательно сбрасываю файлы на флешку или в «облако», потому что никогда не знаешь, когда они понадобятся. Если не цитирую, а пересказываю слова героя, обязательно указываю, что все это — «по словам такой-то», «как утверждает такой-то». Это далеко не единственное заявление о клевете в моей биографии, и диктофонные записи обычно все расставляют по местам.
Я очень переживала за Найпу и Нину. Их бесконечно вызывали в полицию и следственный комитет, вынуждая отказаться от сказанного журналистам. На них давили учителя и директор школы, им поступали анонимные угрозы. Нине Туркиной звонил неизвестный и грозил, что, если она «не заткнется», ее бизнесу придет конец. Найпу уволили с автомойки под каким-то нелепым предлогом. Было много публикаций, проверок, съемки для «Пусть говорят», куда ездили мои герои и руководящий