Коллектив авторов - Топографии популярной культуры

34

В дальнейшем все ссылки на роман Д. Глуховского по данному изданию с указанием страницы цитаты.

О классовом или сословном расслоении в современной России см.: Salmenniemi 2012; Кордонский 2008.

О спатиализации классового расслоения см.: Salmenniemi 2012: 15–17.

Популярна «травматическая рамка» и в исследованиях взрослой литературы о советском прошлом (см., например: Липовецкий, Эткинд 2008).

При этом, конечно, индивидуальная память о пионерском лагере может нагружаться психологическими и культурными коннотациями: ностальгическими («лучшее время моего детства») и травматическими («пионерский лагерь травмировал меня навсегда, мои дети никогда не поедут в лагерь»).

Количество пионерских лагерей в 1980-е годы приближалось к 40 тысячам.

О специфике жанра современного детского ужастика, в том числе в отношении художественного пространства, см.: Сергиенко 2012.

«Лагерь “Ночной кошмар”» впервые на русском языке опубликован в 1995 году, «Лагерь призраков» – в 1998 году.

В данном случае термины «страшный рассказ» и «страшная история» употребляются мною в соответствии с наименованием этого жанра, принятым в фольклористике (см.: Лойтер 1998; Чередникова 2002 и др.).

Жанровый гибрид, предложенный Романом Арбитманом, для определения совокупности произведений В. Крапивина (Арбитман 1993).

См., например, самый представительный ресурс «Каталог детских заброшенных пионерских и оздоровительных лагерей» (http://zpl-ussr.ru).

Заложный покойник (термин Д. К. Зеленина, см.: Зеленин 1994: 231) – покойник, умерший неестественной смертью, обладающий вредоносными свойствами, способностью возвращаться в мир живых и т.д.

Заброшенный пионерский лагерь «Дружба». http://www.uralweb.ru/urals/ural/5842.htm [Просмотрено 3.11.2014].

Cр. с размышлениями Сергея Ушакина о «трансформации физического и символического силуэта пространственных структур недавнего прошлого» (Ушакин 2011) и с исследованиями таких трансформаций и, шире, забвения и освоения советских топосов на постсоветском пространстве в статьях тематического блока «Вместо памяти: советское сегодня» журнала «Неприкосновенный запас» (2011. № 80).

Пожалуй, единственное исключение – «Военная тайна» А. Гайдара, но смерть Альки напрямую не связана с пионерским героическим нарративом (сюжеты типа «Гаврош»). Хотя тема ребенка – невинной жертвы антисоветских сил в повести А. Гайдара, конечно, есть.

Имею в виду термин, предложенный Н. И. Толстым и С. М. Толстой, – «вторичная ритуализация» – для описания случаев повторного использования ритуальных предметов в других условиях и с другой функцией (Толстой, Толстая 1994: 239).

О текстовой традиции жизнеописаний пионеров-героев в советской детской литературе см.: Леонтьева 2005.

Следы такой ревизии были обнаружены в различных жанрах, например историческом романе (Дубин 2003) или романе эпопейного типа (Литовская 2010).

Русский перевод писем Толкина дан по: http://sv-scena.ru/athenaeum/pisjma.Razdel‐1–0–1–0–1.html

Ошибки, отмеченные Толкином, столь многочисленны, что редактор издания его писем ограничился публикацией «некоторых отрывков из пространных комментариев (так издатель назвал авторский анализ ошибок в трактовке романа) Толкина к “сюжетной линии”», а не стал публиковать все письмо целиком. Например, называя автора сценария М. Г. Циммермана «Ц», Толкин восклицает: «С какой стати Ц. наделил орков клювами и перьями?! (Орки – это вам не гагарки!) Со всей определенностью говорится, что орки – это искажение “человекоподобного” обличья эльфов и людей. Они (есть или были) приземистые, раздавшиеся вширь, с плоскими носами, землистой кожей, широкими пастями и раскосыми глазами; по сути дела, ухудшенные и отталкивающие разновидности самых непривлекательных (с точки зрения европейцев) монголоидных типов» (Tolkien 2000: 274). Как я отмечал в статье Let Us Now Praise Famous Orcs, это наиболее точное описание внешнего вида орков и четкое определение природы их «расы», данное самим Толкином.

См., например: Croft J. B. Mithril Coats and Tin Ears.

Процесс создания кинофильма требует приложения совместных усилий большого количества людей, и даже в случае авторского кино представляется ошибочным обозначать режиссера фильма в качестве его «автора». Однако в данной статье я буду использовать имя «Питер Джексон» как словесный код или знак, который обозначает коллективных авторов кинотрилогии «Властелин колец», понимая под этим авторов сценариев (включая и самого Джексона), операторов-постановщиков, мастеров спецэффектов, продюсеров, актеров и всех тех, кто вложил частичку собственного «я» в конечный продукт, который мы сейчас анализируем.

Если не указано иное, то все прямые цитаты из «Властелина колец» взяты из романа Толкина, а не из кинофильма, и обозначаются по названию соответствующих томов («Братство кольца», «Две крепости» и «Возвращение короля» – The Fellowship of the Ring, The Two Towers и The Return of the King).

Конечно, еще одной причиной ограничиться лишь «Властелином колец» для меня стало то, что трилогия «Хоббит», как это было ясно представлено во втором фильме, «Пустошь Смауга», на самом деле является не столько экранизацией произведения Толкина, сколько формой фанфика (fan fiction), где персонажи, события и места лишь в общих чертах связаны с вымышленным миром, который существует в романах Толкина. Хотя критически настроенные читатели могут озадачиться вопросом, почему для экранизации была выбрана именно трилогия «Властелин колец», к тому времени, когда они посмотрят фильмы из трилогии «Хоббит», они уже поймут, что предполагаемый исходный литературный материал не имеет к фильмам никакого отношения, так что можно просто усесться поудобнее и наслаждаться зрелищем.

Подробнее об этом я пишу в эссе «Tolkien’s Geopolitical Fantasy: Space, Narrative Form, and the Literary Cartography of Middle-earth» которое будет опубликовано в 2016 году в: Fletcher L. Genre Settings: Spatiality and Popular Fiction. New York: Palgrave Macmillan, 2016.

Я даже не упоминаю огромное количество географических работ, выполненных под воздействием произведений Толкина, включая великолепный «Атлас Средиземья» (Atlas of Middle-earth) Карен Винн Фонстад, который впервые был опубликован в 1981 году и в котором прекрасным образом сочетаются самые современные картографические техники, прекрасные рисунки и тонкое прочтение карты мира Толкина.

Например, эпизод «Голос Саурона» был вырезан из прокатной версии фильма «Властелин колец: Возвращение короля», но был включен в режиссерскую версию, вышедшую на DVD.

В Приложении II к «Возвращению короля» мы читаем, что Галадриэль, Келеборн и отряд воинов-эльфов вступают в бой и захватывают Дол Гулдур на юге Лихолесья. Это одна из, по-видимому, многочисленных батальных сцен, которые остались за кадром «Властелина колец», как и битва карликов Эребора, эльфов королевства Трандуила и людей из Дейла на севере (см.: Tolkien, Return: 415–416).

Я обращаю особое внимание на анализ власти, представленный Фуко в его работе «Надзирать и наказывать» (Discipline and Punish). Фуко пишет: «Надо раз и навсегда перестать описывать проявления власти в отрицательных терминах: она, мол, “исключает”, “подавляет”, “цензурует”, “извлекает”, “маскирует”, “скрывает”. На самом деле власть производит. Она производит реальность; она производит области объектов и ритуалы истины» (Foucault 1977: 194).

Jameson. The Geopolitical Aesthetic. 9.

Другой пример такого рода, настолько же странный, насколько и вопиющий, – это решение сделать Дэнетора отрицательным персонажем, причем настолько, что Гэндальф на самом деле убивает его. В книге это было бы абсолютно нелогично, потому что там Дэнетор – персонаж, вызывающий немалое сочувствие, ведь он потерял разум от осознания чувства вины и горя (да еще и пытается противостоять Саурону, используя палантир). В романе Гэндальф отчаянно пытается его спасти и искренне печалится по поводу гибели такого доброго и благородного человека. То, как Дэнетор показан в фильме, можно назвать оскорбительным по отношению к зрителям, словно создатели фильма точно знают, что аудитория не сможет понять эмоциональную сложность, и возмутительным.

В фильмах странным образом буквализирована и «магия» Сарумана. Хотя в книге Гэндальф поясняет, что невероятная сила «голоса Сарумана» кроется в его очаровывающей риторике, Джексон решает показать это как гипноз или демоническую одержимость. Абсурд «одержимости» Теодена, например, вполне определенно устраняет потребность в таком персонаже, как Грима Червеуст. Если Саруман сам в буквальном смысле контролирует волю короля, то зачем тут еще нужен какой-то презренный советник? Как объяснял Толкин, «голос Сарумана не гипнотизировал, но убеждал. Те, кто ему внимал, подвергались опасности не впасть в транс, но согласиться с его доводами, будучи в полном сознании» (Tolkien 2000: 276–277). Ну а уж произнесенные мощным голосом basso profondo Кристофера Ли, доводы Сарумана становятся как нельзя более убедительными!