Сергей Бушуев - Водитель трамвая

Морозова подвела нас к кабине, и сев в водительское кресло, продолжала:

— В первую очередь в кабине мы проверяем что?

— Звонок, наверное? — предположила Катя Гасымова, прежде лишь шушукавшаяся с остальными девушками вполголоса.

— Звонок это важно! — согласилась, наставница одобрительно кивнув. — Его надо проверять обязательно. Хотя мы, выезжая с утра, его не проверяем.

— Почему? — уточнил Фролов.

Мы стояли, сгрудившись, и внимательно слушали. Ведь речь шла о самом главном — как устроена кабина водителя. Хотя, справедливости ради стоит заметить: кабина учебного вагона совсем не была похожа на обычную кабину. Собственно, её как таковой не имелось. Вместо неё оказался один большой салон с водительским креслом в начале.

— Да потому, — наставительно сказала Морозова, — что вокруг жилые дома. Люди спят. Незачем их будить. Если каждый водитель, приходя с утра, начнёт звонить, то с четырёх утра и до восьми никто из местных жителей не сможет спать.

— А — а — а, — раздался со всех сторон понимающий гул.

— Ну, хорошо, — продолжала она, периодически посматривая на каждого из нас. — Итак, что же мы проверяем первым делом, заходя в кабину? А?

Будущие водители ответили молчанием.

— Для начала мы проверяем амперметр. Его показания. Сейчас, подождите, надо включить аккумуляторную батарею.

Наставница встала, и, потянувшись к железной коробке расположенной сзади, воткнула какой-то рычаг. По ходу действия она объясняла нам, каковы должны быть эти показания, не ниже какого уровня, и что делать если с ними что-то не в порядке.

— И всегда включайте так: сначала аккумулятор — и только потом поднимайте пантограф. Кстати, давайте его поднимем. Кто из вас посильней?

Данный вопрос прозвучал не с проста. Спешу сразу растолковать: пантограф, то есть токоприёмник — вещь складывающаяся. Причём складывающаяся разумеется вручную. Сколько с ним возни возникало иной раз! Больше всех мучились не особо увлекающиеся в свободное от работы время тяжёлой атлетикой женщины. А проблема в следующем: для того чтобы его поднять, требовалось не меньше физической силы, чем затрачивали судя по знаменитой картине бурлаки на Волге. Иной раз приходилось наваливаться всем телом. И не раз случалось, когда изнемогшие от невыносимой борьбы с пантографом дамы, подходили ко мне или кому другому оказавшемуся под рукой, и просили помочь поднять токоприёмник. А поднимался он следующим образом: в кабине водителя, в самом потолке торчала деревянная ручка. Водитель, придя на работу и включив аккумуляторную батарею, пару раз плюнув себе на руки (и перекрестившись, если верующий), брался за торчащую из потолка ручку и тянул её вниз. Следом за ручкой из дырки в потолке тянулся канат. Да-да, самый обычный, не очень толстый канат. Метра полтора или даже два он вылезал совершенно спокойно. Без видимых усилий. Но потом характер его портился, он начинал дерзить и упираться, сопротивляться, кричать: я буду жаловаться в обком! Нет, последнего, конечно, не было (хотя как знать — о чём этот канат думал!), но факт оставался фактом. Внезапно, к жгучему неудовольствию жаждущего трамвайного вождения (простите, если сможете, водители!) работника тянущая канат рука натыкалась на жестокий отпор. Какого хрена? — обычно хотелось кричать мне в таких случаях. Далее водитель, припоминая былины о русских богатырях, и втайне сожалея о горькой доли проклятой русской интеллигенции, набирал воздуха в лёгкие и начинал тянуть канат изо всех сил, перехватывая его у основания, дабы закрепить и развить призрачный успех. Канат в ответ злился, надувался, но сдаваться не хотел. Перебирая остервеневшими пальцами с побелевшими костяшками, жаждущий вождения, с вздутыми на шее жилами, продолжал эпическую битву.

— Э — э — эх, зараза! — кряхтел он надрываясь.

Канат в ответ скрипел и хохотал всеми своими переплетениями. Он крутился в воспалённых ладонях, кривлялся, и негромко так провозглашал:

— Тяните дядя, тяните. Только не надорвитесь. Ваше здоровье и жизнь ещё нужна Отечеству!

— Ах ты, сука! — в который раз чуть не плача и тяжело дыша, вскипал водитель. — Подыщу работу — завтра же уволюсь! Клянусь!

В ответ на это он слышал издевательский хохот, наполненный ядом и уверенностью что подобного никогда не случиться. Дескать, тянуть тебе брат лямку, точнее — канат до самой пенсии. Или пока не преставишься. Второе даже вернее, судя по твоей жизни.

Далее греко-римская переходила в решающую стадию. Водитель, напрягая последние силы, и навалившись на канат всем туловищем, слышал над собой едва различимый грохот. Пантограф, закреплённый на крючке, был оттянут вниз максимально, и следовало срочно отпустить верёвку. Что облегчённый водитель и делал. Если канат тянул его руки в дырку в потолке, с усилием килограмм в десять обжигая конечности, значит, спектакль прошёл с успехом. Необходимо было только выдержать последние секунды (ведь токоприёмник требовалось поднимать плавно!!!) и трубить победу, перемежая её с обязательной матерщиной. По-другому — никак! Если же канат никуда не затягивал мозолистые пролетарские руки, а повисал как мужское естество при первой близости с пусть и знакомой но новой женщиной, стало быть, наступала пора перевести дух, и после удара гонга выходить на второй раунд. Это значило, что водитель-то всё сделал правильно, просто пантограф с крючка не сошёл. Некоторые дамы, таким образом, могли провести весь бой, состоящий из двенадцати раундов, а то и как в былые времена — из пятнадцати, и, в конце концов, проиграть. Вот в таких случаях и следовали обращения к водителям-мужчинам, или к слесарям, если ситуация имела место в депо. Я же говорю: ну нельзя нашим женщинам так распускать себя! Где спрашивается ежедневные занятия со штангой? Где подъёмы — перевороты? Где нагрузки на бицепсы? Где укладывание шпал? Где? А? Нет, измельчала русская женщина! Особенно — молодая. Те, кто в возрасте ещё могут шпалы поворочать. Наследие советской эпохи так сказать. Что им осилить токоприёмник после побоищ в очередях в советских универсамах! А вот воспитанные на гламуре, реформах, и морковных диетах — никак.

Однако наступал момент, когда и столь неуступчивый канат издавал непередаваемый хрип, и, ойкнув очередной (но далеко не последний!) раз, командовал: флаги поднять! Токоприёмники вздёрнуть! После чего бессильно уползал в свою дыру в потолке, позволяя изнемогающему водителю опуститься в кресло, и выдохнуть непереносимые страдания простого народа в равнодушный оптекатель.

Следующий бой намечался на конец дня, когда загнав вагон в депо, водителю необходимо было опустить токоприёмник, и закрепить его на крючке. Тогда аттракцион повторялся, и требовал тех же усилий. И матерщины с обещанием найти другую работу и уволиться при первой возможности. Разумеется, в отдельных случаях всё зависело от конкретного вагона. Одни были более поддающиеся, другие менее. Но легко не приходилось никому. Могу заметить: даже мне человеку весом за девяносто килограмм, доводилось наваливаться всем своим весом на канат. А если дело было с утра, спросонья, когда и так сил нет, можете себе вообразить слова, адресованные мной чешской технике «отремонтированной» отечественными «мастерами» слесарного цеха!

Отдельным и довольно редким шоу являлось распутывание веревки пантографа, когда это случалось прямо во время работы на линии. Говоря проще, если быстро проехать где-нибудь под мостом, верёвка могла запутаться. Когда трамвай заезжает под мост, токоприёмник опускается, повинуясь давлению, потому и требуют правила технической эксплуатации проезжать в таких местах медленно. И если она запуталась, начинал звенеть зуммер, сообщая о том, что тока нет. В этом случае, водитель был обязан залезть на крышу, и лично распутать канат. А это, признаюсь вам честно и страшно и опасно. А коли дело зимой, к тому же и холодно. Я следует заметить, всего лишь раз залезал на крышу вагона, и впредь повторять данный опыт не торопился. Впрочем, к моей радости и не пришлось. Ещё в момент моей стажировки, вышло постановление запрещающее водителям самостоятельно забираться на крышу и что-то там чинить. И совершенно справедливо, я так считаю. Не царское это дело. Да и как учат в комбинате вы уже наверняка, получили представление. Выпускали полных долбешек, выражаясь изящно. Иной, забравшись на крышу, спустился бы оттуда уже бережно накрытый простынёй и в обугленных ботинках. Направленное движение заряженных частиц знаете ли…

А до выхода означенного постановления, водители — ничего не поделаешь — лазали на крышу, и, напевая себе под нос срывающимся голосом шлягер «Прощай любимый город…» боролись с вольнолюбивым канатом.

Итак, после торжественного поднятия пантографа, Морозова перешла к рассказу об управлении трамвая.

— Здесь три педали, — говорила она, равнодушно показывая их нам. — Ходовая, тормозная, и педаль безопасности. Надеюсь, знаете уже — что это такое?