Сергей Крившенко - Плавать по морю необходимо

Вот вам живой безыскусственный слог писателя. Яркий слог! Заканчивается рассказ трезвым житейским выводом: плавать необходимо, но всегда ли похвальна безрассудная дерзость? «Должно признаться, — завершает свой рассказ Давыдов, — что упрямство составляет немаловажную часть моего права, и несколько раз оное весьма дорого стоило. Я не оправдываю сего моего поступка: он заслуживает больше имя предосудительной дерзости, нежели похвальной смелости. Таковым я сам его находил, но после, а не в то время, как предпринимал оный. Могу сказать, что в сем случае одно чрезвычайное счастие спасло меня от крайнего моего неблагоразумия».

Хвостов и Давыдов не раз ссорились. Давыдов обижался на резкость Хвостова, тот в свою очередь — на характер Давыдова, но одновременно осуждал себя за неоправданную горячность. Но все-таки дружба их выдержала все испытания: и морем, и светскими историями, и войной… Хвостов очень доволен собой, когда он проявляет высокое мужество, спасая судно в бурю. «Я думал сам с собою: браво, Хвостов! Ты сумел предузнать, ванты вытянуть и проч. Браво! Есть надежда, что со временем выучишься узнавать, что бело, что черно!» Восхищаться лучшим в себе — тоже русская черта. Так же, как и осуждать худшее.

Что ж, со временем и Хвостов, и Давыдов, каждый по-своему, научились не только морскому делу. Научились узнавать, что бело, что черно, хотя это и не спасло их от зависти и черной неблагодарности петербургских столичных шаркунов. Они трудились и сражались во имя России, а им ставили в заслугу «молодечество и беспечное удальство», как будто все сводится к этому. И снова приходят на память слова Державина, его одическое заклинание:

В чем же эта слава? Что снова и снова влечет к их именам? Чем они близки нам, людям уже совсем иного века? Но тоже русским людям, россиянам? Чем? Драматичностью судьбы? Морской доблестью? Юношеской распахнутостью навстречу жизненным невзгодам? Бескорыстием? Кто знает, кто ответит… И что такое «колесница счастия», «чрезвычайного счастия», если мы помним о них и через века? А сегодня помним по-особому. Россы мы или не россы? Русские или не русские? Отчего само слово «русские» стало немодным, то и дело заменяется словом «российские». Хвостов и Давыдов… Вот он перед нами настоящий русский характер, с его достоинствами и издержками, характер народный, силой которого было создано великое русское государство от Балтики до Тихого океана. «Русские отстаивали и укрепляли за собой свои окраины, да так укрепляли, как теперь мы, культурные люди, и не укрепим, напротив, пожалуй, еще их расшатаем…» Это из Достоевского. А на что он опирался в мысли своей? На нашу национальную историю, на наш национальный характер. Ах, как хотелось нашим заклятым друзьям видеть в нашем народе только обломовское начало, безволие и лень… Но ведь Хвостов и Давыдов — тоже русская история, и свое олицетворение русскости, в частности могучей силы воли и страстности, силы народного характера, о пассивности и лени которого трубят и поныне клеветники России.

Русская маринистика многообразна. Она отразила героические и трагические страницы отечественной истории, показала и ратный подвиг русских моряков, и подлинно героический труд мореходов, открывавших и осваивавших новые земли. Своими корнями отечественная маринистика уходит в русские былины, народные песни. Видны они и в «Слове о полку Игореве», где возникает романтический образ синего моря, и в «Хождении за три моря…» Афанасия Никитина — выдающемся литературном памятнике XV века, и в «Гистории о российском матросе Василии Кориотском…», героя которой называют первым представителем героической морской темы в литературе XVIII столетия. Героическая деятельность включает в себя многие явления действительности. «Величием обладают важнейшие общенационально-прогрессивные задачи, возникающие в жизни общества, цели, которые люди осуществляют при решении таких великих задач, в служении этим величественным „делам“, — такая деятельность имеет так или иначе героическое значение», — подчеркивается современным исследователем проблем исторического развития литературы[61].

Такие важнейшие общенациональные прогрессивные задачи решались в XVIII–XIX веках русскими мореплавателями, имена которых известны всему миру. Эта эпоха вошла в науку как эпоха великих русских географических открытий. Она не осталась безымянной. Если первопроходцы Дежнев, Хабаров, Поярков, Атласов и другие оставили после себя «отписки», «скаски», то многие первопроходцы более позднего времени, российские мореплаватели, первооткрыватели земель на Тихом океане оставили путевые дневники, очерки, мемуары. Среди них такие, которые обладают весьма значительными литературными достоинствами.

О каких же морских путешествиях идет речь? Назовем здесь ряд книг — полный перечень был бы длинным. «Российского купца Григория Шелихова странствования из Охотска по Восточному океану к американским берегам» (1791), «Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним» (в двух книгах, 1810 и 1812 гг.), «Путешествие вокруг света в 1803–1806 годах на кораблях „Надежде“ и „Неве“» И.Ф. Крузенштерна (1809, 1812), «Путешествие вокруг света на корабле „Нева“ в 1803–1806 годах» Ю.Ф. Лисянского (1812), «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах…» (1816), «Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе „Камчатка“ в 1818 и 1819 годах» В.М. Головнина (1822), «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершенное в 1820–1824 гг. экспедицией под начальством флота лейтенанта Ф.П.Врангеля», «Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. 1849–1855» Г.И. Невельского (1878), «Путешествия» Л. Загоскина, А. Лазарева, В. Римского-Корсакова, Н. Бошняка, А. Петрова, Ф. Матюшкина и др. Описания эти составили целый пласт русской документальной маринистики.

Дальневосточная ветвь русской документальной маринистики, проникнутая патриотизмом и истинной героикой, привлекает нас и сегодня. Привлекает и как памятник словесности, и как богатый источник исторической прозы, и как круг современного чтения.

Может быть, прежде всего записки самих мореходов дают ответ на вопрос: что же позвало их, наших предков, на столь трудные и славные дела? Каким увидели они мир в своих путевых записках? Почему и сегодня эти записки читаются с интересом? Значит, обладали наши мореплаватели и умением запечатлеть увиденное в живом слове. Обратимся к наиболее характерным мотивам «морских путешествий» и морских мемуаров.

«Российского купца Григория Шелихова странствования из Охотска по Восточному океану к американским берегам» — эта книга вышла в Петербурге в 1791 году и сразу же завоевала популярность у читателей.

Перед читателем открывался досель неведомый ему мир путешествия к берегам Америки.

Книга Шелихова состоит из трех частей. Часть первая — это собственно путешествие Шелихова, своеобразный отчет о странствованиях и превратностях пути. Часть вторая — историческое и географическое описание островов Тихого океана — представляет в основном этнографический интерес и является, по мнению специалистов, одним из самых авторитетных для этого периода истории Аляски исследований. Часть третья повествует о продолжении плавания к американским берегам в 1788 году галиота «Три святителя».

Нас особенно интересует первая и третья части — «Путешествие» и «Продолжение странствования». «Путешествие» ведется от первого лица, автор использовал здесь много автобиографических деталей, подробностей. Читая эту часть, мы зримо представляем незаурядную личность русского морехода, патриота своей земли, не щадящего себя во имя высокой цели служения отечеству.

Личное начало заметно и в описаниях, и в размышлениях, и в тонких наблюдениях автора, который то и дело замечает: «я приметил», «теперь долженствую описать» и т. д. Колорит эпохи и колорит личности самого автора лежит во всем, что пишет он о путешествии. В манере русского путешественника рассказывать о трудном, опасном без громких слов, без внешнего пафоса, как о самом обыденном. Но через эту обыденность просвечивает внутреннее мужество, сила воли, целеустремленность. Вот один из примеров. «В Охотск приехал 1787 года генваря 27-го числа… Из Охотска с женою своею также на собаках выехал февраля 8-го дня, продолжая далее путь, инде на оленях, а в других местах на лошадях и на быках, претерпев несказанные трудности и опасности. В Якутск приехал 11-го числа марта. 12-го числа марта из Якутской области отправился саньми и, со отбытия с Камчатки в проезде, в рассуждении собачьей и оленьей езды, во многих пустых местах претерпевал крайнюю и несносную трудность, от коей многократно с угрожением мучительного страха подвержена была жизнь моя совершенной опасности… Зима чрезвычайно без перемены почти, при самых жестоких северных ветрах, была до чрезмерности холодная… Пурги такие нередко на пустых метах захватывали, что ехать способу никакого, по ремню нарта за нартой связавши, не было, а только спасались в такие времена лежанием в снегу по два, по три и по пяти дней, не сходя с места, без воды и не варя пищи. Для утоления жажды, за невозможностью развести огня, употребляли снег, а вместо пищи сухари или юколу, лежавши в снегу, грызли». Холод и голод, непредвиденные случайности, цинга и простудные болезни испытывали землепроходцев на прочность. Но люди шли вперед наперекор стихиям. «Усердие мое к пользам отечества ободряло меня», — пишет Шелихов. В «Путешествии» весьма заметно обозначилось публицистическое начало, связанное с прямым осмыслением исследователем своей деятельности.