Гирш Смоляр - Мстители гетто

XII. ЗНАМЕНОСЕЦ

Четырнадцатилетний партизан Леня Окунь знал, что сегодня отряд построили в последний раз, чтобы выслушать приказ командования.

Присутствующие командиры передовых фронтовых красноармейских подразделений выступают перед партизанами: «Великая война народов против фашизма близится к победному концу. Каждый из вас, партизаны, на своем месте должен будет напрячь все силы, чтобы приблизить день великой победы». Затем последовал приказ штаба:

— Приготовиться в путь в столицу, в Минск!

— Зачем в Минск? — спрашивает шопотом Леня. Его мать и сестру фашисты убили в гетто. Об отце и брате Леня ничего не знает. Куда же он вернется и что он сможет делать в Минске, чтобы успокоить растревоженное сердце, чтобы утолить жажду мести за свое сиротство, за ограбленную свою юность?

Леня тихо отошел в сторонку, подождал, пока старший из офицеров на минутку отстал от группы, и обратился к нему:

— Возьмите меня с собой… Я хорошо стреляю…

Он и в самом деле хорошо стрелял… Еще в Минске он утащил пистолет у гитлеровского офицера. Он прекрасно владел оружием. Командир взял его с собой.

Из леса Леня принес в армию способность выслеживать и оказываться там, где враг чувствует себя абсолютно спокойно. Он в своей части стал специалистом по добыванию «языков».

Это было накануне исторической битвы у границ Германии. Во что бы то ни стало требовался «язык». Ленька вызвался добровольно пойти за ним.

Немца, которого Ленька наметил в качестве «языка», он прежде всего ошеломил своим прекрасным немецким произношением (этому Ленька научился в Минске), затем он его хватил автоматом по голове с такой силой, что тот упал без чувств, и притащил немца на командный пункт в полуобморочном состоянии.

Перед строем красноармейской части был прочитай приказ о награждении Лени Окуня орденом «Славы» III степени.

В другой раз Ленька с несколькими красноармейцами привел сразу двоих «языков». Его узкая мальчишеская грудь украсилась вторым орденом «Славы», на этот раз — II степени.

Бывали в боевой жизни Лени и трудные, критические минуты. Вот тогда-то ему и пригодились твердость и хладнокровие, вынесенные из партизанского отряда.

Был приказ — штурмовать высоту, с которой враг поливал свинцом наши части. С громовым «ура!» красноармейская часть двинулась в атаку. Впереди — боевое знамя. Знаменосец упал, его сменил другой. Упал и второй. Тогда подбежал Ленька, поднял знамя, пустился с ним вперед и первым вступил на высоту.

Долго задерживаться нельзя, надо преследовать врага! Не давать ему опомниться! Раненый Ленька чувствует, что силы покидают его. Он обливается холодным потом. Он бежит вперед с развевающимся знаменем, рядом с ним — наступающие боевые товарищи. Командир кричит ему: «Ложись! Санитары заберут тебя! Кровью изойдешь!»

Но Ленька не останавливается, потому что сильнее боли — радость, великая радость наступления и победы, заливавшая сердце бывшего обитателя гетто.

Как он попал в госпиталь, Леня не помнит. Красноармейцы рассказывали, что он упал без чувств, так крепко прижимая к себе знамя, что его силой пришлось отобрать у него.

И еще рассказывали красноармейцы Леньке, когда он впервые пришел в себя, что в госпиталь приходил его проведать командир фронтового подразделения и сообщил: бывший партизан, красноармеец Леонид Окунь, 1930 года рождения, за мужество и смелость, проявленные в боях против немецких захватчиков, представлен к награждению орденами «Красная Звезда» и «Красное Знамя».

Когда санитарный поезд, в котором ехал Ленька, приближался к Минску, сердце юного красноармейца начало учащенно биться. Каким он увидит теперь свой родной город после многих месяцев, проведенных в гетто, после жизни и боев в лесу и на фронте? Ушел он из Минска почти ребенком, а возвращается закаленным бойцом, несмотря на свои неполные 15 лет. Вражеские пули в нескольких местах продырявили его тело. И все же он твердо и уверенно шагает по улицам оживающей столицы, так же твердо и уверенно, как шагают сейчас по всем улицам и дорогам нашей необъятной Родины все ее сыны и дочери, грудью и жизнью своей защищавшие ее свободу и независимость.

Все дороги, ведущие в Минск, запружены вооруженными мужчинами и женщинами, молодыми и старыми, в строгом боевом порядке идущими к белорусской столице. Этот поток сотен и тысяч провожают бескрайние дремучие леса Белоруссии, которые на протяжении трех лет так верно служили крепостью мощной армии народных мстителей.

Снова белорусские леса стали только лесами. Покинутые землянки и шалаши остались в качестве следов той бурной жизни, которая подземным потоком мчалась вперед и теперь вышла на поверхность. Настал день освобождения!

На широкой площади Минского ипподрома собираются партизанские бригады и отряды для итогового рапорта о борьбе против врага у него в тылу.

Мы все это знали: за каждым кустом, в поле, в каждой крестьянской хате и городском доме советские люди подстерегали врага. Мы хорошо знали, что во многих районах законы родной Советской власти были установлены гораздо раньше, чем пришли окончательное освобождение и носительница его — Красная Армия.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Но во всем величии и мощи наших партизанских сил мы воочию убедились в этот исторический день освобождения, в июле 1944 года.

Шеренга за шеренгой, отряд за отрядом шагают партизаны и рапортуют представителям партии и правительства о своем участии во всенародной борьбе против фашистских угнетателей, о полной готовности снова итти в бой до полной победы.

В этих боевых рядах маршируют и те, которые сломали ограды гетто и примкнули к мощному движению народных мстителей.

В общем партизанском боевом рапорте говорится, что в страшных условиях лагеря уничтожения, именуемого гетто, верные сыны народа высоко подняли знамя борьбы, призывавшее:

Не терять веры в безусловную победу нашего правого дела!

Не терять боевого духа, необходимого для полной расплаты за наши мучения и жертвы!

Разбить ограду гетто и крепить дружбу советских народов и во вражеском тылу!

Примкнуть к всенародной борьбе для окончательного уничтожения врага!

Десятки тысяч последовали этому призыву. Только тысячи дошли до партизанских рядов.

Мы рапортуем нашей партии и правительству, что люди из Минского гетто были организаторами семи партизанских отрядов:

Партизанского отряда № 406 (позднее соединившегося со славным отрядом «Дяди Васи»);

5-го партизанского отряда имени Кутузова (II Минской партизанской бригады);

Партизанского отряда имени Буденного (бригада имени тов. Пономаренко);

Партизанского отряда имени Дзержинского (бригада имени Фрунзе);

Партизанского отряда имени Сергея Лазо (позднее соединившегося с отрядом имени Кутузова бригады имени Фрунзе);

Партизанского отряда имени Пархоменко (бригада имени Чапаева);

Партизанского отряда № 106, в котором состояло свыше 600 евреев из Минского гетто.

Мы рапортуем нашей партии и правительству о том, что все, вырвавшиеся из смертных тисков Минского гетто, дисциплинированно встали в ряды партизан и героически дрались на многочисленных фронтах великой войны народных мстителей.

И еще рапортуем мы:

Многие из лучших и героических сынов нашего народа не дожили до великого Дня Победы. Они пали на боевых постах как в гетто, так и в партизанских рядах, выполняя свой долг, как верные бойцы за нашу Родину.

И мы, оставшиеся в живых, поклялись, перефразируя клятву наших предков:

В память о них и написаны эти строки в освобожденном Минске, зимою 1945 года.

Фактически район с самого начала был меньше указанного в этом приказе (Г. С.).

Автор этих строк носил в гетто имя Ефима Столяревича.

Республиканская улица до Немиги была включена в район гетто.

Впоследствии ушел в ряды партизан.

Местечко в окрестностях Минска.

Кстати, и позднее, когда нам приводилось издавать нелегальные газеты и листовки в партизанских отрядах, окрестное население было уверено, что все эти материалы приходят «сверху». Люди удивлялись только тому, что Москва так осведомлена о том, что происходит в каждой деревушке…

Группе молодежи удалось сфабриковать себе документы, свидетельствовавшие о том, что они происходят от отца — белорусса и матери — еврейки или наоборот. Таких называли «метисами», они имели право не носить желтой повязки и жить вне гетто.