Энтони Бивор - Высадка в Нормандии

Ожидание было нестерпимым, и почти все горячо мечтали, чтобы самое страшное поскорее оказалось позади. «Все жутко нервничают, и все напускают на себя безразличный вид, – сказал по этому поводу один американский пехотинец и добавил: – Что делать, бравада выручает». Многие вспоминали своих девушек. Кое-кто в спешке женился, чтобы обеспечить жену пенсией в случае, если произойдет самое плохое. Некий солдат-американец собрал все оставшиеся у него деньги и послал ювелиру, чтобы невеста-англичанка смогла купить уже готовое обручальное кольцо к моменту его возвращения с войны. Вообще в те дни каждый больше думал и глубже переживал. «Женщины, пришедшие на вокзал проводить своих мужей и женихов, обычно идут до самого конца платформы, машут рукой и старательно улыбаются, пока поезд не скроется из виду», – писал незадолго до того один журналист.

Кое-кто из солдат не выдержал чрезмерного напряжения. «Как-то ночью, – вспоминал военнослужащий американской 1-й пехотной дивизии, – один солдат надел два патронташа, взял ручные гранаты, прихватил винтовку и вышел из казармы. Никто не обратил на это внимания, но, когда пропажу обнаружили, сразу же отрядили людей на его поиски. Отыскали. Он категорически отказался сдаться, пришлось его застрелить. Боялся он погибнуть при высадке или же был немецким шпионом – этого мы так и не узнали. Как бы то ни было, поступил он глупо: в бою мог погибнуть, а мог остаться в живых, а так погиб наверняка». Возможно, он предчувствовал тот кошмар, который ждал их в секторе «Омаха».

В ту пятницу, пока продолжалась погрузка на корабли войск и танков, полковник Стэг снова совещался с метеорологическими центрами по защищенной от подслушивания линии телефонной связи. В 21:30 предстояло совещание, на котором он должен был дать твердый прогноз погоды, а согласия среди его подчиненных до сих пор так и не было. «Все это было бы просто смешно, если б не грозило страшной трагедией. Через тридцать с небольшим минут я должен был представить генералу Эйзенхауэру “согласованный” прогноз на пять дней, включая время начала крупнейшей в истории военной операции. Между тем среди профессионалов, с которыми я советовался, не было и двух таких, кто дал бы одинаковый прогноз даже на ближайшие сутки».

Они спорили между собой, а время неумолимо шло. Наконец Стэг едва не бегом направился в главное здание, в библиотеку, где ему предстояло ознакомить с прогнозом все высшее командование операции «Оверлорд».

– Итак, Стэг, – обратился к нему Эйзенхауэр, – чем вы нас на сей раз порадуете?

Стэг решил, что обязан прислушаться к своему чутью и пренебречь более оптимистическими прогнозами американских коллег из Буши-Парка[19].

– Вся обстановка от Британских островов до Ньюфаундленда за последние дни претерпела резкие изменения и в настоящее время чревата серьезной опасностью. – Он перешел к детальному изложению прогноза, а кое-кто из генералов и адмиралов с недоверием смотрел в окно, за которым на чистом небе мирно светило заходящее солнце[20].

Эйзенхауэр особо поинтересовался погодными условиями для выброски парашютного десанта, а затем вернулся к прогнозу на 6 и 7 июня. По утверждению Теддера, Стэг долго молчал.

– Если бы я ответил на этот вопрос, сэр, – ответил в итоге Стэг, – то я бы гадал, а это не пристало вашему советнику по метеорологическим вопросам.

Стэг и его американский коллега полковник Д. Н. Йейтс покинули совещание, а вскоре к ним вышел генерал Булл и сообщил, что в ближайшие сутки никаких изменений в план подготовки операции внесено не будет. Возвращаясь на ночь в свои палатки, оба метеоролога знали, что первые корабли уже подняли якоря. Стэг не мог не вспомнить то, что ему в свое время сказал генерал-лейтенант сэр Фредерик Морган, который возглавлял предварительную подготовку плана «Оверлорд»: «Удачи вам, Стэг! Пусть все ваши циклоны окажутся маленькими и безобидными, но уж коль не сумеете разглядеть признаки ненастья, мы вздернем вас на ближайшем фонарном столбе».

Сводки, поступившие рано утром на следующий день, в субботу 3 июня, подтвердили худшие опасения. Метеостанция в Блэксод-Пойнт на западе Ирландии сообщила, что барометр стремительно падает, а ветер усилился до шести баллов. Один вид карт метеорологической обстановки вызвал у Стэга приступ тошноты, а его подчиненные тем временем по-прежнему толковали полученные данные каждый на свой лад. Вечером, в 21:30, Стэга и Йейтса снова вызвали к начальству. Они вошли в библиотеку, с полок которой были давно убраны все книги. Стулья, взятые из столовой, были расставлены полукругом в несколько рядов: впереди главнокомандующие, позади – их начальники штабов и командующие рангом пониже. Лицом к остальным участникам совещания сидели трое: Эйзенхауэр, начальник его штаба генерал Уолтер Беделл Смит и Теддер.

– Господа, – обратился к ним Стэг. – Опасения, которые испытывали мои коллеги и я сам вчера – относительно погоды на ближайшие трое-четверо суток, – подтвердились. – Затем он перешел к детальному изложению прогнозов и нарисовал мрачную картину значительного волнения на море, усиления ветра до шести баллов и низкой облачности.

«Во время всего доклада, – писал он позднее, – генерал Эйзенхауэр сидел не шевелясь, подпирая рукой слегка склоненную набок голову и не сводя с меня глаз. Казалось, все в комнате затаили дыхание». Неудивительно, что Эйзенхауэр счел себя обязанным отложить начало операции.

Ночь Эйзенхауэр провел в тревоге. Вскоре после совещания пришел его адъютант коммандер[21] Гарри Бутчер. Он доложил, что агентство «Ассошиэйтед Пресс» передало сообщение: «Войска Эйзенхауэра высаживаются во Франции». И, хотя через 23 минуты сообщение было опровергнуто, его успели принять компания «Си-би-эс» и Московское радио[22]. «Он, похоже, даже зарычал», – отметил позднее Бутчер в своем дневнике.

Стэг удалился около полуночи в свою палатку, уже зная о том, что начало операции отложено, и сквозь ветви деревьев не без удивления видел «почти безоблачное небо, а ветра совсем не чувствовалось». Он даже не лег спать. До самого утра он во всех подробностях записывал на бумаге обсуждения, проведенные с коллегами, а закончив, увидел, что прогноз нисколько не улучшился, хотя на дворе стояла тихая ясная погода.

На очередном совещании, созванном в 4 часа 15 минут утра в воскресенье 4 июня, Эйзенхауэр заявил, что предварительное решение о переносе срока вторжения на одни сутки, принятое накануне, остается в силе. Слишком рискованно было начинать операцию без максимальной поддержки с воздуха. Караванам кораблей был передан приказ вернуться в порты, а быстроходные эсминцы на полной скорости бросились вдогонку за десантными судами, с которыми нельзя было связаться по радио. Задача состояла в том, чтобы привести их назад, в Англию.

Измученный Стэг, который после совещания прилег поспать в своей палатке, проснулся через несколько часов и снова обнаружил, что небо чистое, а ветра практически нет. За завтраком он не мог заставить себя смотреть в глаза другим офицерам. Но в середине дня он почувствовал робкую радость, когда с запада задул ветер и потянулись тучи.

То воскресенье превратилось в сплошную головоломку с бесконечными вопросами. Ведь нельзя долго держать десятки тысяч солдат на переполненных десантных суденышках? А как быть со всеми кораблями, уже вышедшими в море и получившими теперь приказ о возвращении? Их ведь придется заново заправлять топливом. А если непогода не утихнет быстро, то приливы и отливы не позволят высадиться в намеченные часы. По сути дела, если в течение двух суток погода не улучшится, «Оверлорд» придется отложить на две недели! В таком случае будет трудно сохранить готовящуюся высадку в секрете, а боевой дух солдат безнадежно упадет.

Эйзенхауэр был далеко не единственным, кого приводил в трепет гигантский размах предстоящей операции. Черчилль, который до этого весьма скептически относился к планам вторжения в Европу через Ла-Манш, теперь взвинтил себя до такой степени, что стал испытывать чрезмерный оптимизм. Сэр Алан Брук же честно признался в дневнике, что у него сосет под ложечкой, будто при падении в пропасть. «Даже не верится, что всего через несколько часов начнется вторжение через Ла-Манш! – писал он. – Вся эта операция внушает мне большую тревогу. В лучшем случае она глубоко разочарует подавляющее большинство людей, которые возлагают на нее такие большие надежды, ничего не ведая обо всех препятствиях и трудностях. А в худшем случае она превратится в самую страшную катастрофу за все время войны».

«Англичане испытывали куда больший страх [чем американцы], что вся операция потерпит крах», – заметил один американец из числа ведущих штабных работников. Этому трудно удивляться: Англия воевала уже столько лет, да и живы были воспоминания о Дюнкерке и неудачной высадке у Дьепа[23]. И все же, несмотря ни на что, они были правы, когда возражали против вторжения на континент до лета 1944 г. Для успеха вторжения было необходимо иметь подавляющее превосходство в живой силе и технике, а американской армии пришлось этому учиться на жестоких уроках вторжений в Северную Африку, на Сицилию и в Италию.