Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет

Я сел на предложенный стул и огляделся. Честно говоря, я представлял себе убранство комнат совсем иным.

— А вы здорово ездите, — заговорил Сергей. — Я вначале испугался…

— Ничего, — перебил я, — обошлось. Мотоцикл цел — это самое главное…

— Вы по поводу Ледешихи и бабы Веры? — нетерпеливо спросил Сергей. И добавил: — Вообще эта Ледешиха — дурная женщина…

— Читробуй кадэ тэпенес пэмануш[1], — перебил сына старший Денисов. — У каждого свои заботы. Худо это или добро — судить не нам. Я часто видел таких, которые много красивых слов говорили, а сами думали только о своем кармане… Ты тоже хорош! Зачем грубишь Ледешихе? Она тебе в бабки годится.

— Нужна она мне!

Денисов-старший повернулся ко мне:

— У меня Ледешко тоже была. Я ведь в нашем хуторе как штатный советчик и мировой судья — депутат сельского Совета. (Я взглянул на него с удивлением и любопытством, чего не мог скрыть.) Да-да, — засмеялся Денисов-старший, — сам не ведал, что на старости лет сделаюсь властью… — Он погладил бороду, усмехнулся чему-то своему и продолжал: — Ну я сказал ей, что не стоит затевать ссору с соседями из-за чепухи. Не послушалась… А Выстрел — действительно породистый. Товарищ Нассонов, председатель наш, уговаривал Ледешко продать Выстрела колхозу. Хорошие деньги предлагал. Но она уперлась: «Мне, говорит, нет смысла от своей выгоды отказываться…»

— А что, эта Бабочка сильно быка поранила? — перешел я на главное.

— Ерунда! — сказал Чава. — Похромал один день.

— Ясно, — кивнул я. — Насчет увечья бугая вы можете подтвердить?

— Конечно, — ответил Сергей. — Хоть на бумаге.

— Ну этого пока не требуется, — сказал я.

— А вообще Выстрел мне стадо держит вот так! — Сергей показал кулак. — Можно спать, гулять, отдыхать — все будет в порядке. Даже волка, а то и двух одолеет.

— Водятся?

— Были. Но давно что-то не появлялись. Теперь охотников больше, чем зверья. — Чава поднялся. — Я вам еще нужен?

— Нет, спасибо. — Я тоже встал.

Следующий день начался с того, что я, идя утром на работу, услышал, как две старухи, завидев меня, захихикали и стали шептаться.

Я разобрал лишь одно слово — «таредор».

Значит, тореадор… Здесь ничего не скроешь. Факт сам по себе пустячный, мелочь жизни, как говорится, но я страшно огорчился.

В тот день на заседании исполкома сельского Совета я впервые так близко столкнулся с Ларисой. Мы сидели за столом друг против друга. Я смотрел на ее чуть улыбающееся лицо и думал: знает она или нет?

Заседание задерживалось. Ждали Нассонова, председателя колхоза.

Председатель пришел суровый. Сел рядом с Ксенией Филипповной и стал молча вертеть карандаш. Крепкий, с мощной загорелой шеей и покатыми плечами, с синевой на тяжелом подбородке…

Я выступил с планом мероприятий по профилактике правонарушений. Его дружно одобрили и перешли к другим вопросам. Дали слово Ларисе.

Говорила она тихо, поминутно оглядывая всех. Ее голос, высокий и мелодичный, журчал, как ручей. А в руках мелко-мелко подрагивал блокнотик с карандашом.

Слушали ее внимательно, потому что она всех заражала своим волнением.

Говорила она о том, что пропадают, исчезают всякие там старинные сабли, уздечки, макитры, кру́жки, сделанные народными мастерами, о том, что их следует отыскивать по хуторам, собрать и сделать в клубе нечто вроде музея.

Ларису поддержали. Кто-то вспомнил, что у него дома есть старинные шаровары с лампасами, у того — расписная кружка, у этого — носогрейка, оставшаяся еще от прадеда, боевые регалии с первой империалистической войны, икона с красивым окладом…

— Иконы не надо, — сказал Павел Кузьмич, секретарь колхозной парторганизации, — музей не церковь.

— Почему бы не собирать и редкие иконы, настоящие произведения искусства? — возразила Лариса. — Вот в Москве, в Третьяковской галерее, сколько икон работы великих русских художников…

— Ну, если действительно великих мастеров, то можно. Только где у нас такие?

— Ясно, — подытожил Нассонов. — Не возражаем. Действуй. Собери ребят, девчат… Шукайте. Авось на Эрмитаж нашукаете.

И заговорил о том, что в воскресенье — троицын день. Надо организовать всякие мероприятия, чтобы отвлечь людей от пьянства.

…И так получилось, что через час мы с Ларисой шли к колхозным мастерским, напрямик, полем с подсолнухами.

Возле мастерских трое оголенных по пояс ребят, перемазанных в масле, с блестевшими от пота спинами, втаскивали по стальным трубам дизельный движок в кузов грузовика.

Грузовик был мне знаком. Вчера на нем шофер чуть не наехал на ребенка. Я проверил тормоза. Они барахлили. Водитель Федор Колпаков дал мне слово, что на неисправной машине из гаража не выедет…

Что ж, проверим.

Мы поздоровались. Катаев, секретарь комсомольского комитета колхоза, был среди ребят. Он кивнул нам: подождите, мол, закончим, тогда поговорим.

Установив движок, ребята спрыгнули с кузова, убрали трубы, закрыли борт.

Из мастерских вышел шофер Федя. Он старался не смотреть на меня. По его лицу было видно, что машина в том же состоянии, что и вчера.

— Довезешь? — спросил его комсорг.

Тот что-то буркнул. Я попросил у шофера ключи. Федя кивнул на кабину:

— Там. — И отошел в сторону, вытирая руки ветошью, всем своим видом стараясь показать, что он здесь ни при чем.

Я тронул машину, проехал немного и затормозил. Так и есть! Педаль легко дошла до упора, а грузовик продолжал двигаться. Я остановился на ручном тормозе. Подал назад. Спрыгнул на землю.

— Не повезет.

Федя молчал.

А один из парней развел руками:

— Не волнуйся, начальник. Здесь и десяти километров не будет… по степи…

— Нет, — отрезал я.

— Товарищ начальник… — просил парень.

Катаев оборвал его:

— А ты не суйся, Егор. — И, бросив тряпку в кузов, ругнул Федю: — Дурень! Полтора часа втаскивали, пуп надрывали.

— Что же делать? — спросил шофер.

— Везите на другой машине, — сказал я.

— Нету другой, в разъездах, — мрачно сказал Федя. — А не отвезем, председатель взгреет по первое число. — Он усмехнулся: — И вам кое-что перепадет.

— Начихать мне на него! — Это было, конечно, слишком, но я разозлился. Прибавьте к этому — рядом была Лариса и все слышала.

Федя Колпаков зашел в мастерские и вскоре вернулся насвистывая. Катаев сказал нам с Ларисой:

— Подождите. Умоюсь, поговорим.

Но разговор не состоялся.

Председательский «газик», как разъяренный зверь, резко затормозил возле нас, принеся с собой клубы пыли.

Нассонов вылез из кабины и коротко приказал шоферу:

— Езжай. Под мою ответственность. — И спокойно посмотрел на меня.

— Если хочет лишиться прав… — так же спокойно сказал я.

Председатель побагровел:

— У меня конвейер на пятом участке стоит, подсолнух пошел на силос… Это тебе не… — он задохнулся, — не с бугаями наперегонки бегать.

Представляю, какое стало у меня лицо…

— Садись за руль! — рявкнул Нассонов Феде.

Тот, озираясь на нас, полез в кабину, завел мотор.

Нет, сдаваться нельзя. Я подошел к шоферу.

— Дай права и делай что хочешь, — положив документы в карман, я пошел прочь.

Сзади заглох мотор, хлопнула дверца, и послышался едва не плачущий голос шофера:

— Геннадий Петрович!

Нассонов выругался.

Я продолжал идти.

— Товарищ лейтенант…

Я остановился. Председатель махнул рукой: подойди, мол. Я вернулся.

— Пошли.

Мы зашли в мастерские. Геннадий Петрович снял трубку телефона.

— Начальника райотдела внутренних дел. Да, срочно…

Он стоял ко мне спиной. Было видно, как у него застыли желваки.

— Приветствую вас. Нассонов… Он самый.

Нассонов говорил с моим начальником несколько минут. И я понял: председатель чувствовал, что бой проигран. Это его злило еще больше, потому что всему причиной был я, розовощекий мальчишка.

Нассонов сунул мне трубку.

— Кичатов, можно выпустить машину в рейс?

— Никак нет, товарищ майор. Совсем тормоза не работают. Лично проверял.

— А что же Нассонов бушует?

— Не знаю.

— Ничего, пошумит, пошумит и перестанет. А вообще ты молодец, лейтенант. Не сдавайся.

— Слушаюсь.

— Вот так… Завтра в час — на оперативное совещание.

— Так точно. Буду, товарищ майор.

В трубке запели короткие гудки.

Ребята, молча курившие на скамейке, вопросительно смотрели на нас. Так же смотрела Лариса.

Председатель, не сказав ни слова, вышел и сел в свой «газик». Машина круто развернулась, зло прошелестела шинами и помчалась по дороге…

— Что? — поднялся шофер.

— За правами придешь ко мне, после того как починишь машину. Я проверю…