Михаил Грабовский - Атомный аврал

Советский Союз оказался в изоляции вследствие атомной монополии США. Это опасно, с точки зрения Бора. Надо найти путь к постепенному снятию назревающего конфликта между бывшими союзниками.

С этими удручающими мыслями Нильс Бор покидает Англию 25 августа 1945 года и возвращается на родину, в освобожденную Данию, где его встречают помпезно, приветственными речами и букетами цветов, как национального героя.

Это произошло через пять дней после приказа Сталина об учреждении Специального комитета.

Возвращение Бора в Данию освободило его от постоянной негласной опеки английской контрразведки.

Учитывая этот факт и самонадеянно (без достаточных оснований) интерпретируя настроения Бора как откровенно антиамериканские, кто-то из помощников Берия подсказал ему возможность в сложившихся условиях получить дополнительные секретные данные по АБ непосредственно от датского ученого. И Берия решился на проведение активной разведывательной операции.

В сентябре 1945 года в структуре НКГБ был образован новый отдел «С» во главе с полковником Павлом Судоплатовым. Одной из задач отдела был анализ научных разведматериалов по АБ. Для составления сводных справок по этим материалам к работе отдела был привлечен молодой доктор физических наук из Московского университета Яков Терлецкий. Именно его и решил использовать Берия для поездки в Данию и секретной встречи с Нильсом Бором. Зная о критическом отношении Бора к бомбардировкам в Японии и дружественном расположении к СССР, Берия, тем не менее, не очень рассчитывал на получение каких-то новых и важных данных по АБ. Он рассчитывал скорее на подтверждение истинности предыдущих, уже накопленных данных, полученных от добровольных помощников, западных интеллектуалов. Даже после взрыва американской атомной бомбы Берия все ещё сомневался в их искренности. Люди, работающие добровольно, хорошо и бескорыстно, вызывали у него естественное недоверие. Не вводят ли в заблуждение, загоняя на тупиковый путь?

Кроме того, Берия очень хотелось проявить перед Сталиным показательную инициативу в ранге председателя СК. Поэтому он лично демонстративно и чересчур шумно принимал участие в подготовке этой тайной операции.

Берия привлек к делу непосредственно подчинявшегося ему по СК Петра Леонидовича Капицу. Капица поддерживал дружескую связь с Бором, хотя в последнее время эта связь ограничивалась поздравительными телеграммами к юбилейным или торжественным датам. Берия рассчитывал, что эту «ниточку» можно использовать как прикрытие разведывательной миссии Терлецкого. Аргументируя соображениями высших государственных интересов, Берия предложил Капице написать для Терлецкого рекомендательное письмо к Бору. Петр Леонидович не имел возможности отказаться. С одной стороны, он был рад установить письменный контакт с Бором. С другой — очень не хотел запачкаться. Не желал быть причастным к «грязной» игре, в которой разведывательные цели прикрывались его именем…

Операция носила условное название «Допрос Нильса».

Из воспоминаний Терлецкого:

«22 октября, понедельник. Судоплатов объявил мне, что предстоит поездка в Копенгаген к Нильсу Бору. Я поеду с Василевским (полковник НКВД. — М.Г.), будет организована встреча с Бором, во время которой надо выяснить ряд вопросов об американском атомном проекте… Наши друзья из датского сопротивления уже получили согласие на встречу с советскими учеными. Для установления личного контакта с Нильсом Бором мне будут даны письменные рекомендации П.Л. Капицы, который хорошо знаком с Бором и его семьей. Тут же я был послан в Институт физических проблем на Калужскую [к Капице]…»

К приезду Терлецкого в институт Капица уже подготовил текст письма на русском языке.

«В настоящее время я много раздумываю над проблемами международного сотрудничества работников науки, которое совершенно необходимо для здорового развития культуры во всем мире… В наши дни существует опасность, что научные открытия, содержащиеся в секрете, могут послужить не всему человечеству, а могут быть использованы в эгоистических интересах отдельных политических и национальных группировок…»

Рассуждения о мировых проблемах и значении науки заканчивались важной припиской, которую Терлецкий тут же внимательно прочел несколько раз:

«…Это письмо передает Вам молодой русский физик Терлецкий. Это молодой и способный профессор МГУ, и он объяснит Вам сам цель своей поездки за границу. С ним Вы сможете передать мне Ваш ответ…»

Приписка эта не очень понравилась Терлецкому, но он промолчал. Капица откровенно дистанцировался от целей, преследуемых Терлецким: «…объяснит Вам сам». Возможно, в этом рекомендательном абзаце Капица намеренно опустил какие-то кодовые слова, которые были приняты в узком кругу мировых ученых для писем, если они пишутся из тоталитарных государств или проверяются жесткой цензурой. Например: «уважаемый друг» или «как мы с вами знаем».

Одним словом, Капица свои хитрым письмом давал понять Бору, с кем он имеет дело, и в то же время продемонстрировал свою непричастность или, точнее, вынужденную причастность к этому делу.

Пока письмо переводилось на английский язык, Капица по-учительски беседовал с Терлецким, с интересом наблюдая за ним. Советовал рассказать Бору о работах советских физиков, не задавать очень много вопросов и просил передать небольшой подарок: две палехские шкатулки. В этот момент в кабинет «случайно» вошел Ландау, руководивший теоретическим отделом. Капица тут же сообщил ему между прочим, что вот-де Терлецкий собирается ехать в Копенгаген к Бору, и можно воспользоваться случаем и передать с ним привет. Терлецкий потом недоумевал и возмущался: зачем Капице понадобилось информировать Ландау о его конспиративной поездке? Но Капица-то и сделал это вполне преднамеренно, чтобы снять с себя причастность к шпионской миссии. Он был уверен, что Терлецкий передаст Бору привет от его блестящего ученика Ландау и, вероятно, расскажет об этой встрече в кабинете. Капица вел свою игру, снисходительно поглядывая на молодого физика. Но Терлецкий относился к операции серьезно и в высшей степени добросовестно…

Через два дня, в ночь с 24 на 25 октября, Берия собрал у себя ведущих ученых и руководителей атомного проекта, чтобы в присутствии Терлецкого подготовить «вопросник для Бора». Присутствовали Ванников, Завенягин, Кикоин, Харитон, Курчатов и Арцимович. Ночное небо за окном было совершенно черным от грозовых туч. Временами грохотал гром. Ученые выглядели усталыми и равнодушными. Но на Терлецкого атмосфера секретности и государственной важности, а также уличные раскаты грома действовали возбуждающе. Он был незнаком с атомной физикой, и первые полтора часа ему все (даже Ванников) наперебой и наспех объясняли свойства изотопов урана, рассказывали о плутонии, об урановом котле (реакторе), об устройстве атомной бомбы. Терлецкий очень старался быть понятливым. Наконец, пятиминутный перерыв. Перекур. Затем все снова уселись за длинный стол. Ванников и Завенягин скучали и почти засыпали от усталости. Терлецкий пытался кратко законспектировать то, что ему рассказали, чтоб разобраться потом, в дороге, или на месте, в Дании. Ученые продумывали и записывали ограниченное число вопросов по самым острым темам. Терлецкий должен был их заучить наизусть.

Берия не вмешивался в ход совещания, не делал никаких замечаний. Время от времени он поднимал жужжащую телефонную трубку. Кому-то советовал: «Помягче, помягче». Другому: «Надо срочно дожать!» Иногда без смысла, автоматически нажимал на широкий выключатель настольной лампы. Включал и отключал. Включал и отключал.

Ученых это совещание поразило своей небрежной спешкой, импровизацией, непрофессиональной подготовкой. Они вообще не видели особого смысла в этой операции, так как справедливо полагали, что сами в данный момент знают о технологических тонкостях не меньше чистого теоретика Бора. Хотя как знать?.. К шести утра были составлены и переписаны начисто 22 вопроса…

В это же утро вся группа, возглавляемая полковником Л.П. Василевским, в составе Якова Терлецкого и переводчика Ашота Арутюнова, выехала через Ленинград в Копенгаген, куда и прибыла благополучно 31 октября 1945 года. Нельзя сказать, чтобы группу кто-то ждал в Дании с распростертыми объятиями. Но ждали! Вероятно, в Москве британская разведка тоже имела своих людей, поскольку начальный этап операции (отъезд из Москвы) был точно зафиксирован по времени. Но сама операция представлялась в несколько искаженном виде.

Телеграмма из британского Министерства иностранных дел в британское посольство в Копенгагене, от 12 сентября:

1. Доклад В3 (повторяю В три), который я получил из весьма секретных источников, предполагает, что русские намерены похитить профессора Нильса Бора, который был связан с недавними достижениями в использовании атомной энергии…