Елена Коровина - Москва: мистика времени

– Чей башмачок? – спрашивает.

Марьюшка глазами в мальчишку впилась:

– Мой! А тебя как зовут?

– Володька я! – говорит мальчонка. – А за рождественский башмак мзда полагается.

Марьюшка сняла с пальца кольцо золотое и подала. Сама только перекрестилась – за такое имя никакого золота не жаль!

Мать наутро про гаданье узнала – на бригадиршу взъелась:

– Не годится нам такая волшба! Проведи новую!

Бригадирша и пошла ночью с Марьюшкой под окнами слушать. Подошли к одному окну – тихо. Ко второму – тоже ничего не слышно. Только повернулись к третьему, а там вдруг кто-то кому-то говорит:

– Вот занимался бы счетами Владимир Львович, все было бы в ажуре!

Марьюшка белей снега стала. Лицо синевой, что лунным светом пошло. Повернулась к бригадирше и вымолвила:

– Опять Владимир Львович…

А сама еле на ногах стоит. Как слепая до своих покоев добрела.

Наутро генеральша бригадиршу чуть не за волосья отмутузила. Все кричала:

– Это что ж ты делаешь?! Это еще какой Владимир Львович?! Перегадай, ведьма! Чтобы дочь моя и имя такое забыла!

Вот и уговорила бригадирша Марьюшку на третье гадание – самое верное на Васильев вечер, то есть в ночь под Новый год.

Под полночь в старой кладовой стол поставили. На него зеркало. Перед ним два прибора да две свечи. Сама бригадирша из кладовой вышла, но девицу научила, как действовать.

Нужно зажечь свечи, сесть перед зеркалом и произнести: «Суженый-ряженый, приборы на столе! Приходи, пообедай! Покажись, побеседуй!»

Ну а затем надо глядеть в зеркало прямо на отражающиеся огни свечей. Сначала появится блестящая точка. Потом она станет расти. Ну а потом в зеркале и увидится суженый. Но как только его рассмотришь, надо прервать гадание – сказать два раза: «Чур, меня, чур, меня!» И легонько ударить в зеркало. Видение и пропадет.

Ну вот часы на башне Кремля пробили одиннадцать раз. Марьюшка поднялась в старую кладовую. Села перед зеркалом. Боязно…

Зажгла свечи. Страшно!

Перекрестилась и начала говорить:

– Суженый-ряженый! Приборы на столе…

Ну а Владимир Львович как раз в тот миг от приятеля возвращался. Брел еле-еле. Тоска его точила. И беседа с другом не помогла ее развеять. Понимал, бедняга, что никогда не назвать ему Марьюшку своей. А без нее уж лучше в прорубь головой нырнуть. Все не так больно станет…

Поднял он голову и увидел странный колышущийся свет в старой кладовой, куда никто уж годами не заходил.

«Неужели воры? – подумал он. – Али того хуже – пожар?!»

Взбежал он по лестнице. А та рассохлась, заскрипела неимоверно. Кто-то наверху взвизгнул и побежал. Владимир прибавил шагу. Влетел в горницу и там…

Марьюшка в зеркало глядит. Видит своего суженого – взъерошенного, тяжело дышащего, странного. Ахнула девушка и закричала что есть мочи:

– Чур, меня!

Ладонью по зеркалу ударила. Стекло вдребезги. А по пальцам-то кровь потекла…

Марьюшка в ужасе к Владимиру пальцы протянула. Тот сюртук скинул. Рубашку на себе порвал. Начал любимой пальцы бинтовать. Тут за дверью и бригадирша завопила. Сначала-то она и сама убежать хотела. Напугал ее бегущий снизу адъютант. Но потом сообразила она, что это не призрак, а живой человек. Ну и вбежала в кладовую. А как увидела Марьюшку в крови – заорала благим матом.

От ее крика девица-то совсем чуть сознание не потеряла. Владимир ее в охапку схватил. А она холодная как лед. Кинулся он ей ноги растирать…

А тут и сам генерал в кладовую ворвался. Крики-то весь дом разбудили.

– Что случилось? – спрашивает. – Это что?!

Владимир-то ничего и сказать не может. Ну а Марьюшка в себя пришла и ответила:

– Это мой суженый, батюшка!

Вот такая история со святочными гаданиями. Уж как генерал уломал супружницу дать согласие на брак – неизвестно. Но слуги слышали, как он сказал в сердцах:

– Пусть уж Володька ее, как положено, целует, а не в ноги! Неприлично, в ноги-то! Эдак по Москве черт-те о чем подумают!

Что москвичи подумали, опять же – неизвестно. Но зато с того времени вокруг генеральской усадьбы стали на Святки крутиться девушки. Кто башмачок подкинет, кто у прохожего имя спросит, а кто и попросится в полночь в старую кладовую – погадать перед зеркалом.

– И ведь что удивительно, – проговорила гадалка конца 80-х годов ХХ века, – гадания сбывались. Верными были! Услышит какая девица имя Степан – за Степана и выйдет. Ну а Федор – так он и есть суженый. С тех пор, конечно, века прошли. Но говорят, что наш дом стоит на фундаменте того – старинного дома. И стены моего первого этажа старые. Так что у меня гадания верные.

Катенька выслушала все это, но отрицательно покачала головой:

– Все равно не пойду в полночь на улицу!

Бабуля-гадалка улыбнулась:

– И не надо! Будем в квартире гадать. Все равно верно получится. Мы ведь на том фундаменте стоим. На старинном – верном.

Словом, уговорила бабуля Катеньку. 10 января та опять к ней приехала. Потом рассказала подруге:

– Бабка на картах погадала. Потом дала мне на воду поглядеть. Зеркало мы не использовали. В воде я, правда, ничего не увидела. Тогда бабулька заговор старый прочла и вдруг включила радио. А там и говорят: «Поет Николай Огнивцев». А я-то как раз про Николая или Михаила думаю. А бабулька меня к телефону подвела, говорит: «Набирай номер наугад!» Я набрала и спрашиваю: «Это кто говорит?» А парень мне отвечает: «Николай». Представляешь?! И даже голос похож на моего Николая!

Подруга только плечами пожала. Конечно, если в доме такое долгое время гадают на Святки, ясно, что гадания верные. Но чтобы гадать по телефону?..

Потом Катенька и мне эту историю рассказала. Я же интересуюсь разными необычными случаями.

– И знаешь, что самое невероятное? – добавила. – У дома гадалки я еще двух девчонок встретила. Как думаешь, они тоже про его гадательную силу прознали и пришли?

Откуда было мне знать? Тогда о Силе города я и не думала. А уж о том, что гадания вполне могут проходить сквозь века, и понятия не имела. А вот оказывается, не только люди могут странствовать во времени, но и события бродить. В XVIII веке святочные гадания соединили влюбленных, ну а Катеньке подсказали судьбу уже в веке ХХ. И между прочим, она с мужем Николаем вот уж сколько лет живет счастливо. Да они даже не ругались крупно ни разу. Уж мне бы было известно. Я с Катенькой до сих пор общаюсь.

А прошлой зимой на Святки мне пришлось пройти мимо ТОГО дома номер 3 по Лопухинскому переулку. Теперь-то там яркие фонари. Но все равно я поскользнулась – зацепилась за что-то. Оказалось – за чей-то сапожок. Вынырнувший невесть откуда прохожий засмеялся:

– Ишь, теперь вместо башмачков сапожки разбрасывают! Я шла к метро «Кропоткинская» и, забыв про то, что упала, улыбалась. Выходит, народ еще помнит, как гадать на Святки и ГДЕ гадать – около «гадательного дома».

В общественном транспорте Москвы в час пик люди притиснуты друг к другу. Именно в это время мне частенько вспоминаются высказывания иностранных психологов про так называемое «личное пространство». Они оценивают его по-разному – кто в 50 сантиметров, а кто и в полтора метра. Это тот самый рубеж, за который не рекомендуется заходить, общаясь с человеком. А иначе, объясняется, он будет воспринимать ваше приближение как намечающуюся агрессию, захват его частной территории, посягательство на неприкосновенность пространства, его окружающего. Вот до чего додумались господа психологи! Им бы в наше метро и другой транспорт в час пик! Какое личное пространство – лишь бы в вагон втиснуться. Какие удобства – лишь бы не раздавили, не удушили в прямом смысле – ведь в вагонах пахнет ВСЕМ и СРАЗУ – и французским парфюмом, и сто лет не стиранными носками, и протухшей селедкой, и водкой с чесноком.

Но бывают и особые запахи. На аромат вроде бы и не различимые, но все равно бьющие даже не по обонянию, а прямо по нервам. Иногда войдешь в вагон, и хочется вдруг из него выскочить, хотя ничем неприятным вроде бы и не пахнет. А иногда вроде бы и никакие не духи разлиты в воздухе, и никакого французского аромата не ощущается, а память чувств вдруг начинает подсказывать нечто радостное и приятное. Какой-то давно забытый аромат – счастья, волнения, предвкушения. Аромат Праздника.

Тот вагон трамвая был набит пассажирами, как сельдями в бочке. 18.30 – самое пиковое время. Народ ломит с работы, домой торопится. Пассажиры, притиснутые друг к другу, вынуждены слушать «тайны» тех, кто едет с друзьями-по-дружками и разговаривает. О каких только тайных секретах не наслушаешься!

– Ты прикинь – прямо приключение! – раздается девчоночий голос. – Иду вчера вечером по улице. Уже темнеет.